Как двусмысленность в языке может привести к появлению уникальных табу
Каждый год больше миллиарда человек по всему миру празднуют Китайский новый год и занимаются незаметными лингвистическими танцами с удачей. Их можно представить себе в виде набора праздничных ритуалов, напоминающих ухаживание. Чтобы привлечь удачу в их жизни, они могут украшать дома и двери бумажными вырезками счастливых слов или фраз. Люди, которым нужно подстричься, стремятся сделать это до Нового года, поскольку слово «волосы» (фа) звучит похоже на слово «процветание» – а кому надо отрезать процветание, если даже вам надо просто подровнять? В праздничном меню часто присутствуют рыба, поскольку её название (ю) звучит, как слово «излишек»; водоросли фэт чой, поскольку на кантонском диалекте это звучит как «богатей»; апельсины, поскольку в определённых регионах их название звучит, как «удача».
Англоязычные [и русскоязычные] читатели способны оценить хорошую игру слов, и обыгрывание омофонов (слов, звучащих одинаково, но имеющих разное значение) – один из приёмов создания хорошей рекламы. Но китайские традиции возводят игру слов на новый уровень – такой, который глубоко уходит в корни культуры, в которой удачи упорно добиваются при помощи позитивных слов и дел, а неудачу отталкивают, устраняя негативное. Число «четыре» запятнано омофонией со словом «смерть» – многие китайцы никогда не купят дом с адресом, содержащим 4. В графическом дизайне часто встречаются рыбы и летучие мыши, потому что они звучат так же, как слова «изобилие» и «удача». Традиции дарения подарков преисполнены омофонных табу; можно дарить яблоки, потому что они звучат, как «мир», но не груши, потому что их название похоже на «разлуку». То, почему определённые объекты или числа считаются счастливыми или несчастливыми часто объясняется как само собой разумеющееся явление, происходящего из-за похожим образом звучащих слов.
Ловим удачу на крючок: флаги в виде рыб на новогодней храмовой ярмарке в Пекине. Рыбы – символ достатка, потому что слово «рыба» (ю) звучит, как «изобилие».
Но почему же омофония так глубоко вплетена в китайские традиции, и не связана с западными? Двусмысленность и омофония встречаются во всех языках, и очень часто, хотя говорящие на них люди даже не осознают этого. В 1978 году психолингвист Брюс Бриттон прошерстил английские тексты и оценил – довольно консервативно – что не менее 32% английских слов имеют более одного значения. Среди 100 самых часто встречающихся слов 93% имеют больше одного значения, причём некоторые имеют до 30 значений. Лингвист и блогер Джофф Паллам уловил эту деталь, задав вопрос: «Что общего у лунок, должностей, полюсов аккумулятора, армейских лагерей, статей в блогах, штырьков у серёг, торговых станций, бумажной почты, билбордов, ведения счетов, выхода на поруки и назначения дипломатов?» У англоязычных читателей может уйти несколько секунд на то, чтобы понять, что объединяет всех этих странных на первый взгляд соседей слово post [в английском обозначает мачты, подпорки, сваи, шесты, столбы, клеммы, почту и почтовые станции, запись в блоге, а также, как и в русском – должность и военные пункты. В качестве другого примера неожиданно разных значений одного и того же слова можно рассмотреть rack. В русском языке аналогом может быть «ключ» / прим. перев.].
Англичане позитивно относятся к омофонии – иногда даже весело, и поэтому не стараются прояснить конкретное значение слова, даже когда контекст оставляет несколько возможностей. В одном исследовании под руководством Виктора Ферейры людей просили описать объекты в некоторых сценах, на которых одновременно присутствовали бейсбольная бита и летучая мышь [в английском это одно слово, bat / прим. перев.] – при этом люди двусмысленно описывали и то, и другое, одним и тем же словом bat, иногда даже в 63% случаев.
Но у китайцев, судя по всему, чувствительность к двусмысленностям гораздо больше. Психолингвисты Майкл Йип и Эйлинг Йи поделились со мной своим впечатлением, согласно которому китайцы с большей вероятностью предпримут попытки объяснить конкретное значение двусмысленного слова, даже если оно и так ясно из контекста. К примеру, Йи утверждает, что китаец может сказать что-то типа «мне надо обновить договор по ипотеке, поэтому я днём буду в банке – не в стеклянной банке, а в финансовом банке». Такая чувствительность к двусмысленностям, если её можно считать общей чертой китайцев, однозначно переплетается с повышенным значением омофонии в китайской культуре.
Связи между языком, разумом и культурой – это, по большей части, непочатый край исследований для учёных. Но и сегодня пляски вокруг двусмысленности и удачи в китайской культуре намекает на интересные вопросы: вызывают ли разные языки разное субъективное ощущение у говорящих на них людей? Влияет ли важность определённых концепций – удачи и неудачи – в культуре на связанный с ней язык?
Паллам утверждает, что языки не пытаются избегать двусмысленности – наоборот, как он пишет: «Языки обожают множественность значений. Они её вожделеют. Они валяются вокруг неё, как собака на свежей травке». Стив Пьянтадоси, психолингвист из Рочестерского университета, соглашается с этим. Они с коллегами утверждали, что двусмысленность – это не ошибка языка, а полезная особенность. Она позволяет создавать богатый словарь, повторно используя наиболее популярные и легко произносимые кучки звуков. Без двусмысленностей нам пришлось бы создавать более длинные слова, различающие понятия, или проявить изобретательность в создании огромной коллекции звуков, а также натренироваться произносить и различать их.
Если все языки любят двусмысленность, то китайские языки пылают к ней страстью. Напрямую сравнивать количество двусмысленностей в разных языках сложно, поскольку даже в одном языке разные словари часто расходятся во мнениях по поводу количества отдельных значений, назначаемых слову. Но китайская омофония в любом случае богатая.
В английском, как и во множестве других языков, основные единицы значений (морфемы) часто состоят из последовательностей из нескольких слогов [точно как и в русском / прим. перев.] – гиппопотам, президент, привередливый. Но в таких языках, как кантонский или мандаринский, морфемы почти всегда односложные. Это не обязательно будут отдельные слова, поскольку большая часть китайских слов – это группы, составленные из двух или более морфем, каждую из которых обозначает отдельный символ. Но всё же, каждому слогу нужно назначить правильное значение, чтобы китайский слушатель уловил вкладываемое в группу значение. Добавьте к этому то, что китайские языки используют гораздо меньше гласных и согласных звуков, чем английский, и вы получите впечатляющее количество значений, втиснутое в узкое фонетическое поле.
Поскольку разные смыслы в кантонском и мандаринском обычно выражаются разными символами, орфография (способ, которым язык превращает речь в письменность) служит одним из полезных способов отслеживания количества различных значений с одинаковым произношением. Исследователи Ли Хай Тан и Чарльз Перфетти сообщили, что китайском тексте с 1,8 млн символов на 4500 символов приходится всего 420 разных слогов – поэтому каждый символ делит произношение в среднем с 11 другими символами. В наборе данных Пьянтадоси, даже если взять только односложные английские слова, более двусмысленные, чем многосложные, среднее количество омофонов у каждого слова будет слегка меньше единицы.
Удивительно, что нет причин считать, будто китайская многозначность приводит к проблеме общения – эксперименты демонстрируют, что китайцы с такой же эффективностью отсеивают не имеющие значения смыслы при помощи контекста, кроме того, распознать смысл помогают тональные вариации. Но форма письменной системы китайцев, в которой разные смыслы одного и того же слога выражаются разными символами, не даёт им легко забыть о том, что они просто плавают в море двусмысленностей.
Счастливый фрукт: поскольку слово, обозначающее апельсин, звучит похоже на слово «удача», украшения на Китайский новый год часто включают изображения цитрусовых
Многозначность часто притягивает к себе внимание, когда создают орфографические проблемы. И хотя много значений слова post [или ключ] могло никогда вас сильно не беспокоить, вы, вероятно, потратили много времени на попытки различить значения слов their, they’re и there [похоже звучащие слова со значениями «их», «они» и «там» / прим. перев.], чтобы убедиться, что ваше письмо отразило нужный вам смысл. Представьте, что этим приходится заниматься с каждым встреченным вам набором омофонов, и вы примерно поймёте, что значит грамотно писать по-китайски. Неудивительно, что среди китайских детей, обучающихся чтению, недостаток внимания к омофонам точно предсказывает проблемы со чтением вроде дислексии.
Вся это многозначность напрямую влияет на ощущение языка человеком, говорящим по-китайски, поскольку многозначные слова активируют в уме больше одного значения. Нам это известно из экспериментов с использованием семантического инструктирования, в которых участников просят определить, является ли целевое слово настоящим в контексте других слов. Люди обычно быстрее распознают слово, если перед ним стоит другое слово, связанное по значению – то есть, слово «медсестра» будет распознано быстрее, если перед ним стоит слово «доктор», чем если бы перед ним стояло слово «стол». Когда люди слышат многозначные слова, такие, как «жучок», даже в предложении, очевидно, использующем только одно его значение, они часто быстрее отреагируют на слово, связанное и с другими его значениями. К примеру, люди лучше распознают слова «муравей» и «шпион», услышав слово «жучок», чем если бы они услышали совершенно не связанное с ними слово «шить».
Множество значений слова возникает в создании на краткое время – и очень быстро те значения, что не имеют смысла в контексте данного предложения, подавляются, почти всегда ещё до того, как они пройдут по контуру сознательного понимания. Это позволяет разговору проходить без запинки, даже в таких языках, как китайский, который полон многозначностей. Но исследователи обнаружили, что некоторые слова притягивают внимание больше остальных. Среди них – слова, вызывающие сильный эмоциональный отклик, особенно, негативные или запрещённые слова.
Когда эти привлекающие внимание слова перекликаются по звучанию с другими значениями, их наверняка гораздо сложнее подавить. Я вспоминаю, что когда я рос в двуязычной англо-французской среде, я постоянно испытывал стеснение – и слышал смешки одноклассников – когда делал устный доклад о тюленях, морских млекопитающих, чьё французское название phoque омофомно с английским словом fuck, которое определённо не стоит использовать в классе. И это слово было удивительно неприятно использовать, вне зависимости чёткости его контекста. Отвращение к определённым омофонам может быть универсальным качеством; я заметил, что хотя даже в такие слова, как bit [кусочек, мелкая монета, замашки, эстрадный номер, единица информации, удила, мундштук, бурав, и т.д.] или fit [подгонка, готовый, компетентный, подходящий, склонный, в хорошей форме, припадок, порыв, настроение и т.д.] упаковано несколько не связанных между собой значений, у слова shit нет ни одного цензурного значения. И хотя существуют слова, очень похожие на определённые эмоционально заряженные слова, их часто меняют на синонимы (cock – rooster, ass – donkey).
Необузданная многозначность китайского приводит ко множеству phoque-моментов; фонетическое пространство переполнено, и вероятность того, что совершенно нормальное слово будет перекликаться по звуку с более эмоционально резким, гораздо больше, чем в английским. Культурная одержимость омофонией подпитывается компактной природой китайского фонетического пространства.
В свою очередь, культура влияет на то, какие значения будут привлекать внимание. Китайская традиция утверждает, что произносимые вами слова могут привлечь удачу – или неудачу – в вашу жизнь, традиция, максимально концентрирующаяся во время празднований Нового года, когда все разговоры о смерти, болезнях или разводах оказываются под запретом, и люди осыпают друг друга пожеланиями здоровья, богатства и успеха. Будет неудивительно обнаружить, что слова, связанные с удачей – и особенно с неудачей – попадают в категорию привлекающих внимание слов, которые китайцы не могут легко игнорировать. И хотя никакие эксперименты напрямую это пока не проверяли, это дало бы хорошее объяснение тому, почему китайцы обходят некоторые совершенно обычные слова, и тяготеют к другим, на основании только того, на какие эмоционально яркие слова они похожи. Возможно, как предположил мой китайский коллега Вей Цай, им тяжело даётся подавление связанных со смертью или несчастьем значений слов во время празднования Нового года, когда все стремятся к озвучиванию пожеланий удачи.
Многозначность создаёт уникальную связь между смыслом и использованием слов. Когда одному слову принадлежит много значений, вероятность вызова всех их повышается, что меняет наше восприятие, как мира, так и его смыслов. Если многозначность вызывает культурные ассоциации, из-за которых люди обходят определённые слова стороной только потому, что они звучат, как «плохие» – возможно, они могут шире воздействовать на лексикон. Возможно ли, что культурные ассоциации, формирующие лингвистическое поведение людей, в итоге встраиваются в сам язык?
Я спросил исследователей Теда Гибсона и Стива Пьянтадоси, чья работа предполагает, что языки используют многозначность с пользой для себя, существуют ли статистические доказательства того, что языки отталкивают многозначность от слов с отрицательным эмоциональным зарядом (или привлекают слова с положительным зарядом). Таких свидетельств пока нет. Они согласились, что эта идея разумна и достойна исследования. Для проверки психолингвистам потребуется установить, что у эмоционально неприятных слов (таких, как дерьмо или изнасилование), существует меньше омофонов, чем ожидается на основании таких показателей, как количество слогов или частота использования составляющих их звуков. И, возможно, слова, вызывающие сильные позитивные эмоции (богатый или свободный) имеют больше положенного им количества отдельных значений.
Если такой результат будет найден, он подарит новый метод размышлений над тем, как язык формируется под влиянием культурных ценностей. В китайском можно ожидать найти отражение китайских традиций, связанных с удачей, в которых определённые омофоны обходят стороной благодаря их случайной ассоциации с неудачей и невзгодами, а другие поддерживают благодаря их случайной связи с удачей и процветанием. Китайский язык, с его изобилием многозначностей, предлагает особенно плодородную почву для проверки этой гипотезы.
Нас бесконечно очаровывает взаимосвязь языка и культуры – как культура продвигает свои ценности и точку зрения на мир в язык, и как язык в свою очередь формирует мысли говорящих. Но большая часть разговора о связях языка и культуры сводится к очень ограниченному набору вопросов. К примеру: что можно сказать о японской культуре, в языке которой есть особое слово ийираши [ijirashii], обозначающее наблюдение за человеком, достойным образом преодолевающим препятствие? Тяжело ли людям, говорящих на языке, в котором синий и зелёный цвета обозначаются одним словом, различать эти два цвета? Эти вопросы концентрируются на том, как языки используют слова для описания реальности, и как слова, которые даются нам, как носителям языка, формируют нашу точку зрения на реальность.
Но китайский намекает на более тесные связи между языком и культурой. Возможно, языки, упаковывающие много значений в маленькие фонетические пространства, повышают чувствительность их носителей к многозначности, и вместе с ним, культурную важность игры слов и каламбуров; возможно, культурные ассоциации придают эмоциональный оттенок особым случаям многозначности, изменяя языковые схемы, используемые людьми, и, возможно, в итоге лексические ландшафты языков целиком.
Приоткроют ли удача и омофоны нам дверцу к этой неразмеченной территории разума? Если да, то я, как психолингвист, расценю это, как редкую удачу.
Джулии Седиви обучала лингвистике и психологии в университете Брауна и в Университете Калгари. Она – автор книг «Продано языком: как рекламщики разговаривают с вами и что это говорит о вас» [Sold on Language: How Advertisers Talk to You and What This Says About You], а также «Язык в уме: введение в психолингвистику» [Language in Mind: An Introduction to Psycholinguistics]
Автор: Вячеслав Голованов