Нас вы, скорее всего, знаете по блефарогелю для глаз и ещё разной косметике и медсредствам. Но если брать основной выход нашего производства по объёму, то это гели для УЗИ. В пандемию они стали критичными для страны, потому что с помощью УЗИ нельзя было ни поставить, ни исключить диагноз, но можно было определить, стоит ли вести пациента на КТ. А когда случился коллапс на КТ, УЗИ в кабинетах врачей и региональных клиниках очень помогали.
А ещё в пандемию случился дефицит контейнеров, спиртовой коллапс, аптечный кризис, косметологический кризис, приезды «гостей с юга» с чемоданами денег за компонентами производства, постоянное обнуление пропусков наших критичных сотрудников производства ДИТом из-за багов и море других вещей. Всё это на нас, конечно же, отразилось.
Теперь, когда мы все будем вспоминать 2020 год как первый год с возрастным рейтингом, я могу рассказать эти тёплые ламповые истории.
Проблемы с компонентами
Заграницы на какое-то время не стало не только в плане путешествий, но и в плане поставок. Резко подорожали компоненты средств. Сразу же подорожал полимер. Мы используем разные кросс-полимеры, включая акрилаты для медицинского и косметического производства. Больше всего проблем было с полиакрилатами, которые нужны для самой основы геля. В момент, когда весь мир искал способы быстро производить санитайзеры, упало количество производимых в мире полиакрилатов нужного нам качества. Сырья осталось настолько мало, что появилось квотирование. Крупнейшие производители начали устанавливать верхнюю планку отгрузок. Нам сообщали: «Мы можем вам отправить в этом не больше N тонн сырья». Почти все эти N тонн нужны были, чтобы произвести гели для УЗИ, которые внезапно стали нужны в стране больше, чем раньше.
Потом начались проблемы с контейнерными перевозками. Собственно, они сохраняются и сейчас, но тогда из мирового производственного хаба — Китая — всё разъехалось, а назад не вернулось. Смысл в том, что пустой контейнер везти назад крайне дорого, поэтому его нужно наполнить чем-то, что нужно Китаю. Раньше его наполняли мусором типа резаной бумаги или прессованного пластика из раздельного сбора мусора, который Поднебесная покупала по дешёвке и перерабатывала со страшной силой. До пандемии Китай перестал принимать мусор, а в саму пандемию ещё и резко сократил закупки. Это означало, что мы не знали, когда к нам придёт сырьё, потому что вся логистика стала работать с потерями.
Начали разоряться контрагенты по сырью. Некоторые просто говорили, что всё заморозили, некоторые переставали отвечать. Мы до пандемии хотели делать крутые косметические маски из нетканки, и вот в саму пандемию начался кризис материала.
Люди с чемоданами денег
Потом случился спиртовой кризис. Это уже не системное мировое явление, а, скорее, российское. Только ленивый не кинулся делать антисептики и только единицы из них проходили сертификацию. То есть это были как-бы-антисептики-со-спиртом, и они действительно были со спиртом, пахли спиртом и содержали спирт. Только у них был маленький недостаток — они распределялись по шкале от «не дезинфицировали как надо» до «почти не дезинфицировали».
К нам приезжали странные люди с юга России, которые очень плохо говорили по-русски. Но при этом они все были с чемоданами денег, спортивными сумками денег или мешками денег и хотели купить у нас наш гель для УЗИ. Тем, кто делал это легально, мы его продавали, поскольку по антимонопольному законодательству не можем отказывать клиентам. Насколько мы знаем, они собирались брать наши медиагели и вмешивать в них спирт, чтобы получать антисептики для продажи. Что характерно, спирт у них был — а в стране уже не было. Мы им объясняли: «Ребята, вы сейчас не сделаете антисептик с помощью геля для УЗИ и спирта, который вы где-то там украли цистерну. Это не будет антисептик». На что они отвечали: «Нам плевать, мы продадим».
В этот же момент начался коллапс по таре. Не хватало канистр для геля для УЗИ и дозаторов, потому что в те же самые канистры фасовались пресловутые антисептики. Их уже мешали в подвалах и без надлежащей дозы спирта или другого антисептического агента.
За апрель 2020-го мы произвели абсолютный максимум геля для УЗИ в тоннах за всю историю компании. Потом рекорд побили ещё раз, но тогда это казалось невероятным. При этом цены на гель росли прямо в процессе из-за сырья, и нам тоже нужно было поднимать цены, чтобы можно было делать следующую партию. Можно было получить письмо от производителя об увеличении цены в полтора раза с завтрашнего дня.
Карантин
Всё это безумие дополнялось тем, что у нас постоянно сбоило что-то из-за карантинных мер в Москве. Мы сразу же получили письмо от Минпромторга, что производство останавливать нельзя, потому что гели для УЗИ критически важны. Но это не значит, что наши поставщики, производители канистр или дозаторов и так далее тоже подпали под такие письма. Цепочка поставок разрушалась на глазах, и при этом царило полное непонимание, кто может работать, кто нет — и что вообще делать.
При этом уже ввели пропуска, с которыми тоже была огромная проблема. Их постоянно бессистемно отменяли. Был, например, случай, когда, например, ДИТ в какой-то момент облажался настолько, что отменил пропуск генеральному директору. Бывало так, что отменяли пропуск на машину с сырьём без объяснения причин, причём — и в последний момент, когда она уже ехала.
Пять человек с производства по кругу попадали на эти проблемы. Пропуска выписывались и отменялись раз за разом.
Респираторы
Тут надо сказать, что мы ещё постоянно балансировали между «это может оказаться смертельно опасная эпидемия» и «производство нельзя останавливать». С масками мы чухнулись вовремя, ещё в марте. Через пару недель СИЗы начали брать все вообще — нам казалось, что это будущий коллапс, но, как потом выяснилось, это были цветочки. Тогда было проблемой найти маски и перчатки в нужном количестве, а цены были ещё более-менее земными.
Мы успели запастись и медицинскими СИЗами, и промышленными СИЗами, которые для промышленных нужд делают. То есть мы успели купить респираторы третьего класса — мы создали запасы, когда ещё закрывали Европу. Это уже потом начались запреты на продажу масок негосударственным компаниям. Но всё равно масок было мало. Через несколько недель наши запасы начали кончаться, и мы запросили помощь у государства, чтобы нам дали квоту — чтобы производство не останавливалось. В итоге всё равно пришлось выкручиваться самим. Нам предложили СИЗы по коммерческой цене из Китая без регистрационных удостоверений. Взять мы их не могли. Все эти ростехи и прочие конторы, которые должны были помочь нам от государства, просто не работали. У меня прям переписки с ними хранятся до сих пор. В какой-то момент мы научились правильно обеззараживать респираторы третьего класса, что продлило их ресурс. У нас было по три респиратора на человека.
Напомню, это было самое начало пандемии, когда люди по домам шили маски из носков (и, естественно, они не работали). На рынке были многоразовые маски, которые ни от чего не защищают. В аптеках масок не было. Мы не знали, что делать, как делать, как будут лечить, куда бежать. Это сейчас заболеть куда менее страшно, потому что тебя хотя бы будут лечить и понятно, чем лечить. А тогда реально не было ИВЛ, не было гелей в больницах, не было разработанных протоколов.
Появились данные, что респираторы третьего класса защищают достаточно. Но в них нельзя дышать толком, если это правильные респираторы, без клапанов. А если они с клапанами, то это потенциальное убийство коллектива, потому что если человек заразен, клапаны эту заразу выводят наружу. Вообще респираторы защищают не человека, а от человека по очевидной причине. Ходить сутки на производстве — та ещё задача. Мы, конечно, не врачи тут, не будем говорить, что герои и так далее. Но в целом у нас была куча проблем с масками и перчатками. Ставили везде на производстве банки с нашим же кремом, мазали руки. Но причём этот же крем отправляли в Коммунарку или другие госпитали, с кем там работали Многие платные госпитали тогда принимали не только платников, но и ОМСников. В Лапинке начальник рентгенологии позвонил, сказал, что у девчонок руки умирают. Что у его девочек, которые ночуют, живут в обнимку с этими КТ и рентгенами, у них руки уже кровоточат, потому что в перчатках невозможно. В Коммунарку мы прям реактор крема привезли. В Лапинку и другие госпитали тоже возили, причём для удобства в больших пол-литровых бутылках с дозаторами (где нет контакта с самим кремом и нет особых шансов его контаминировать бактериями с рук или из воздуха).
Параллельно мы с нашими врачами ещё делали всякие ликбезы — писали видео, как правильно носить маски. Как правильно ухаживать за руками. Как сделать медицинскую маску в домашних условиях из куска нетканки. Мониторили исследования, старались вносить здравый смысл в дискуссии специалистов. В интернете все писали адскую хрень. У всех вокруг было ощущение полного безумия, потому что люди сошли с ума. Поэтому мы пытались дать какую-то разумность. Наши врачи старались это анализировать и объяснять, что делать.
Обстановка на производстве
В целом мы прошли ситуацию очень гуманно. Не было острой вспышки заболевания на производстве. Возможно, потому что мы очень жёстко соблюдали все правила госпитального уровня. У нас были камеры везде по производственным, по складским помещениям, и любое снятие маски в рабочей зоне каралось лишением премии. Люди не снимали. Люди вменяемы. Мы всё очень хорошо прорабатывали, каждое совещание обсуждали, декларировали, что, нет, нельзя и так далее. Говорили, что ребята, поймите, это ради вас и не ради чего-то. Мы оплачивали все тесты. Абсолютно все тесты: если чувствуешь себя плохо, то сиди дома или иди к платникам и делай экспресс-тест. Мы безжалостно высаживали на больничный, но больничные нашим коллегам частично не проводили официально. Мы оплачивали такие периоды как рабочие дни. У нас были личные градусники у сотрудников, и раз в три часа по команде все мерили температуру. Мы нашли ртутные градусники, потому что мы не доверяли электронным, особенно после того как разобрали пару. И особенно с учётом того, что полстраны тогда имели температуру 35,2 на входе в здания, и никого это не беспокоило. В итоге у каждого сотрудника был свой ртутный градусник для индивидуального пользования. При любом отклонении выше 37 — однозначная отправка домой.
Офис сразу вышел на удалёнку, нужно было купить ноутбуки и наушники. И это была реально вселенская задница, потому что невозможно было ничего купить. В Москве ноутбуки просто пропали. Где-то мы успели купить, где-то людям реально рабочие компьютеры на такси домой отправляли. Ключевым сотрудникам производства, не имевшим личных машин, мы оплачивали такси. Точно так же мы делали и во вторую волну потом. Одно это стоило около 160 тысяч в месяц. Никакого общественного транспорта.
Радости добавили бытовые истории — ну, знаете, вроде той, что парень развёлся с девушкой, но не до конца успел в карантин, и они оказались заперты вместе на 32 квадратных метрах в квартире-студии.
Рынок на тот момент
В какой-то момент косметологиям попросту запретили работать. Всех косметологов России высадили по домам на карантин, потому что они попали в сферу бытового обслуживания. Это как парикмахеры, только чуть другие. У них был запрет на приём пациентов, длиной у кого месяц, у кого два месяца, а у кого и три с половиной — сидели в зависимости от региона. Но даже когда официальный запрет на приём пациентов кончился, косметологи вышли работать далеко не все. Многие салоны просто поумирали. Понятное дело, что потребность в косметологии в принципе никуда не делать, но традиционный рынок в тот момент сначала практически остановился, а потом сильно просел. Всем тем, кто работали с косметологами по стандартным каналам, пришлось туго. Напомню, мы достаточно долго рассматривали себя как производство без розницы, то есть продавали свои гели либо в аптечные сети, либо оптом косметологическим сетям. Только ближе к пандемии мы задумались про онлайн-розницу и начали что-то понимать в ИТ (про это я писала вот здесь). Это тоже очень сильно ударило по бюджету производства, но не так сильно, как могло бы.
Наверное, в этот момент вам интересно, почему мы не варили свои антисептики, если уж работаем с гелями. Мы делали свой для внутренних нужд, с увлажнителями из верхнеценовых линеек косметики. Он был прекрасен, не сушил руки, просто стоил как самолёт. Но для того чтобы сделать легальный антисептик на этиловом спирте на продажу, нужно попасть в систему контроля за оборотом алкоголя. Это если вы хотите использовать пищевой спирт, пригодный для употребления внутрь организма высших приматов. Если технический — например, изопропиловый, то его ещё надо достать, его уже не было нигде.
Но со спиртами ещё проблема в том, чтобы антисептик работал, там должно быть не меньше 70 % спирта в большинстве составов. То есть всё, что ниже — не работает. А как только вы начинаете работать на производстве с 70 % раствором изопропилового спирта, надо всерьёз задуматься о взрывозащищённости. Этиловый просто горит, а изопропиловый либо горит очень весело, либо грустно взрывается. Это совершенно другие типы реакторов, другие трассы, другие требования к производству. Хороший антисептик получался дорогим. Мы решили в это не лезть. Как оказалось, правильно. До сих пор к нам приходят коллеги и с печальными глазами спрашивают: «А вам не нужен антисептик?» Мы говорим: «Нет». Один из поставщиков в какой-то момент готов был отдавать свои запасы за 3 % оптовой цены, потому что у них склады надо было освобождать, и его хранение создавало уже убытки.
Потом начался аптечный кризис. И он продолжается до сих пор. По миру проблемы с поставками ещё есть. Плюс наложились первые месяцы, когда больные просто перестали покупать свои обычные медикаменты — и аптеки встали. Примерно половина аптек ещё размещалась в торговых центрах, которые тоже закрывали.
К сибирской зиме у нас обнаружилась проблема с материалом одного конкретного флакона, который лопался сбоку на морозе при экспедировании. Мы сделали отзыв партии, но проблема в том, что этот флакон был и на маркетплейсах, и оттуда его вытащить было довольно непросто — пока шла бы переписка, шли бы и продажи. В итоге мы его просто выкупили с маркетплейсов по розничной цене целиком.
Как я говорила, дальше пандемию мы пережили довольно гладко (ну, если не считать того, что ещё ничего не кончилось). При этом мы уже почувствовали на себе новый тренд в косметологии, связанный с запахами. Началось с того, что увеличилось количество жалоб на запахи. Причём у тех продуктов, которые вообще не пахнут. Вот есть крем, 20 лет мы его делаем, там очень слабый запах отдушки, который почти не чувствуется. Мы гордились этой отдушкой всегда, потому что её такую было очень сложно подобрать. И вот на продукты вроде него, где либо вообще нет отдушек или где отдушек минимальное количество, нам приходят жалобы — «Мне запах не понравился». Лаборатория всё проверила: ни отдушка не менялась, ни производитель не менялся, и контрольные образцы так же пахнут и так далее.
Есть подозрения, что это, на самом деле, бойцы невидимого фронта, то есть те, кто болели коронавирусом, например, бессимптомно. Или симптомно, но давно, у которых коронавирус влияет на органы чувств в основном: на вкус и запах. Причём влияет очень странно. Эти проблемы могут вылезать не только после болезни и во время болезни, но и через полгода. Я болела сама, думала, ничего не поменялось. Но через пару месяцев вдруг поехала мимо заправки — и бензин запах лавандой очень сильно. Потом я ещё неделю чувствовала странные сильные запахи от всего. Потом это прошло. Потом месяца через три случилось снова. Повторного заражения не было. В косметике тот факт, что приятные запахи начинают вызывать отвращение либо наоборот симпатию начинают вызывать запахи, которые никогда не вызывали, — он очень сильно повлияет на использование отдушек.
Кризисы продолжаются. С точки зрения мирового бизнеса нужно понимать, что карантины в мире не закончились. И пандемия никуда не ушла и, к сожалению, ещё долго не уйдёт. Но мы держимся.
Если интересно, как мы создаём новые средства, заходите к нам в telegram-канал (@geltek_cosmetics). Там мы рассказываем интересные штуки про хроники нашей уютной лаборатории.
Автор: Елена Пастухова
