IT-ответ Бреттон-Вудской системе: как создавались первые цифровые деньги и их аналоги

Что такое цифровые деньги, они же электронные деньги, они же digital money (digital currency), знают все, а некоторые особо продвинутые даже занимаются их производством, угрожая своим занятием создать в стране дефицит электроэнергии. Мы с вами расплачиваемся ими в обычных и онлайн-магазинах, платим за коммунальные услуги, переводим их своим еще на ставшим на ноги детям и внукам и на пенсионные карты бабушкам и дедушкам. Как умеем, отбиваем атаки на них расплодившихся словно саранча мошенников, и испытываем тревожное чувство, узнав о намерении правительства в дополнение к рублям наличному и безналичному (уже давно практически цифровому) ввести уж совсем «цифровой рубль» в специальном «кошельке» для него, который будет лежать в кармане (на платформе) ЦБ.

 Чувство не новое. Такое же, наверное, испытывали наши не очень далекие предки, когда матушка-государыня Екатерина Великая заменила привычные золотые и серебряные деньги на бумажные ассигнации. Наше отечество, кстати, было тогда одним из немногих пионеров в области бумажных денег. Например, в Америке они появились на сто лет позже. Но там другие аллюзии — отмена в 1970-е годы Бреттон-Вудского соглашения ($1 = 1 г золота), с чего началось плавное пике покупательной способности доллара. Там еще живы те, кто помнит, как в 1970-е годы за $300 можно было купить двухлетний «Мустанг» в приличном состоянии, а сейчас три сотни не хватит даже на приличный электросамокат, придется добавить еще два раза по столько же.

Потому неудивительно, что второй по хронологии цифровой валютой эпохи интернета стало в 1996 году «электронное золото», e-gold, полностью обеспеченное настоящим золотом. Правда, уже в пропорции по курсу обмена $1 ~ 0,1 г золота. Но и терпение у госрегулятора относительно этой «отрыжки Бреттон-Вудской системы» лопнуло в три раза быстрее, чем в случае самого Бреттон-Вудского соглашения, просуществовавшего с 1944 по 1971 год, а потом отвергнутого ради оживления финансовых рынков. 

В 2005 году в контору E-Gold Ltd. пришли люди из ФБР с обыском, а в 2008 году основатели и руководители этой «прачечной по отмывке преступных денег от мошеннических операций и детской порнографии», работавшей, кстати, без лицензии регулятора, братья Джексоны и Барт Доуни оказались под судом с перспективой получить по 20 лет тюрьмы. Разумеется, они признали себя кругом виноватыми, покаялись, заморозили до разбирательства счета своих клиентов и получили по 300 часов общественных работ (у нас это называется «15 суток»), а их e-gold тихо скончалось.

Очень похоже, что цифровые деньги застали экономистов и финансистов, практиков и теоретиков, врасплох. И дело тут даже не в том, как легко и непринужденно микробиолог по специальности Владимир Леонидович Левин, известный  в питерских айтишных кругах тех лет как Вова Левин, с помощью 486-го "писюка" и модема с 30 июня по 3 октября 1994 года сделал из своей конторы в Санкт-Петербурге 40 переводов на общую сумму 10 700 952 доллара со счетов латиноамериканских и азиатских банков — корпоративных клиентов Ситибанка на счета своих питерских знакомых и знакомых этих знакомых в банках Санкт-Петербурга, Хельсинки, Роттердама, Тель-Авива, Дюссельдорфа, Сан-Франциско и Цюриха. В конце концов, Вову Левина довольно быстро вычислили, а дыры в софте Ситибанка залатали.

Интереснее другое. Ни одной Нобелевской премии по экономике, которые присуждаются с 1969 года, когда уже появились первые смарт-карты, до сих пор не было присуждено за исследование феномена электронных денег или хоть какого-нибудь аспекта их влияния/ участия в современной экономике. Ни одной! За 56 лет существования Нобелевской премии по экономике ее получили 96 самых светлых умов в области экономики, финансов, математики и поведенческой психологии, которые словно сговорились не замечать цифровые деньги, даже биткоины молча проигнорировали. При этом без сбоев снимая с нобелевского конвейера премии за свои теории, в которых электронные деньги, разумеется, тоже незримо присутствовали наряду с остальными формами современных денег. 

Например, была присуждена Нобелевская премия «за открытие и иллюстрацию важности трансакционных издержек», но при этом издержки цифровой разновидности трансакций, которыми беспардонно воспользовался Вова Левин, интереса для главных гуру современной экономики как не представляли тогда, так не представляют и поныне. Были, кстати, присуждены премии «за анализ поведения людей в отношении сбережений» и «за вклад в поведенческую экономику», которая выросла из «экономической психологии». Но поведенческих реакций ЦБ на экономическую психологию ухода людей и бизнеса в криптовалюту получившие их Нобелевские лауреаты никак не касалось. 

Невольно даже складывается впечатление, что быстрее присудят Нобелевскую премию по медицине «за открытие новой формы генерализованного тревожного расстройства у экономического блока правительства на фоне роста рынков криптовалют и включения этой разновидности невроза в раздел F41.0 («рыночный страх») Международной классификации болезней (МКБ-10)». А вот Нобелевская премия по физике за позапрошлый 2022 год, по крайней мере, в формулировке Нобелевского комитета («За эксперименты с запутанными фотонами, установление принципа нарушения неравенств Белла и новаторство в квантовой информатике») дает основания для ожидания в сравнительно близком будущем «квантовых денег». Во всяком случае получившие ее физики уже продемонстрировали первую квантовую телепортацию, а это именно то, что нужно для связи с квантовым шифрованием. 

На этом фоне также весьма показательно и то, что вы не найдете краткого, четкого и недвусмысленного определения цифровых (электронных) денег, сформулированного профессиональными финансистами. Вот, например, как их определили в директиве Европарламента и Совета ЕС № 2009/110/ЕС: «Электронные деньги — это денежная стоимость, хранимая в электронной, в том числе магнитной форме в качестве заявки эмитенту, которая выдается по получении денежных средств для проведения платежных операций и принимается физическим или юридическим лицом, отличным от эмитента электронных денег».

А теперь представьте, что вам надо разменять тысячную купюру. «Разменяйте мне, пожалуйста, вот эту денежную стоимость, хранимую в бумажной форме и эмитированной Банком России», — говорите вы кассиру. «С удовольствие пойду вам навстречу, — отвечает он. — Я, как и вы, тоже являюсь отличным от эмитента физическим лицом и могу принять этот билет Банка России номиналом 1000 рублей. Какими денежными стоимостями вам его разменять, по пятьсот рубликов или помельче?» Абсурд, не так ли? Тогда зачем вся эта словесная эквилибристика относительно электронных денег? 

Любой, у кого в портмоне лежат обычные деньги в виде купюр и банковские карты, а в кармане смартфон с электронными деньгами, прекрасно понимает, что их стоимость постоянно меняется в зависимости от инфляции, жадности ритейлера, перебоев в логистике оптовиков и еще массы причин, включая стихийные катаклизмы, войны и революции. Для этого не надо быть финансистом. Тогда какой смысл наводить, как говорится, тень на плетень и выдавать одно за другое, особенно если претендуешь дать определение деньгам, а не их рыночной стоимости?  Но смысл был. Госрегулятору важно было не назвать цифровые деньги деньгами, тем самым формально уравняв их в правах с «настоящими деньгами».

Двумя годами ранее эта исходно нерешаемая задача была поставлена в директиве Европарламента и Совета ЕС № 2007/64/ЕС: «Целесообразно ввести четкое определение электронных денег для того, чтобы сделать его технически нейтральным. Данное определение должно охватывать все ситуации, когда поставщик платежных услуг осуществляет эмиссию средства платежа в предоплаченном размере стоимости в обмен на денежные средства, которое может использоваться для целей оплаты, поскольку оно принимается в качестве оплаты третьими лицами. Определение электронных денег должно охватывать электронные деньги, которые находятся в платежном устройстве, принадлежащем владельцу электронных денег, или хранятся удаленно на сервере и управляются владельцем электронных денег посредством специального счета для электронных денег. Данное определение должно быть достаточно широким, для того чтобы не препятствовать внедрению технологических инноваций и чтобы можно было охватывать не только все продукты электронных денег, которые доступны на сегодняшний день на рынке, но также и те продукты, которые могут быть разработаны в будущем».

Такая инновация, причем очень неприятная для госрегуляторов, как раз и случилась в промежутке между этими двумя посвященными электронным деньгам заседаниями Европарламента и Совета ЕС 2007-го и 2009-го годов,. Были сгенерированы первые биткоины. ЦБ ЕС сильно занервничал, и депутаты Европарламента и министры Совета ЕС проголосовали за директиву «о пруденциальном надзоре за деятельностью организаций, эмитирующих электронные деньги в рамках Европейского экономического пространства», где волей-неволей пришлось срочно дать определение электронным деньгам. Определение явно неудачное, под него, кстати, полностью подпадали игровые деньги, то есть и вовсе игрушечные деньги, рынок которых на электронных торговых площадкам тогда уже достиг сотен миллионов долларов. Но какое смогли придумать, такое и дали, иначе что ЦБ ЕС пруденциально контролировать? А что такое электронные деньги, все по умолчанию и так понимали, без заумных определений. Да и дать «технически нейтральное» определение цифровым деньгам, «охватывающее все ситуации», как вы понимаете, вообще невозможно.

В итоге, на сегодня достаточно широким и всеохватывающее их определение выглядит не очень-то научно, даже простовато. Цифровая валюта — это любая валюта, доступная в интернете исключительно в электронном виде. Или, если говорить более наукообразно, эти деньги не имеют классической физической формы, она неосязаемая, их нельзя потрогать руками, так как они возникают в результате взаимодействия компьютеров друг с другом и с людьми, а также в результате обработки информации и вычислительных мощностей серверов, которые хранят и отслеживают деньги, что позволяет осуществлять их практически мгновенные транзакции в сети и значительно снижает затраты по сравнению с трансакциями традиционных денег. 

Но если в принципе невозможно дать всеохватывающее и при этом технически нейтральное определение цифровым деньгам, то было желательно хотя бы навести порядок в их разновидностях, и в десятые годы нашего века в научных публикациях о цифровых деньгах появился термин «таксономия». Иными словами, финансисты-теоретики пошли по пути Карла Линнея, который в XVIII веке в своей «Системе Природы» разложил по полочкам растения и животных, отчего в умах ботаников и зоологов сильно просветлело. Сразу стало видно, кто от кого произошел. Точно так же ученые-экономисты и финансисты принялись строить «Систему Денег» и место в ней электронных денег. 

Таких денежных таксономий накопилось уже много, на любой вкус, как говорится. Особенно любят их рисовать в виде квадратиков со стрелочками в своих курсовых работах студенты финансовых вузов. А самая известная и самая авторитетная на сегодня из таких таксономий — это таксономия электронных денег Мортена Линнемана Беха и Родни Гэррата, опубликованная ими в 2017 году в сентябрьском номере BIS Quarterly Review. Первый из ее авторов — профессор базельского Банка международных расчётов (BIS) и главный экономист международного Комитета по платежам и рыночной инфраструктуре (CPMI). Второй — профессор Калифорнийского университета в Санта Барбаре, бывший на тот момент еще и приглашенным вице-президентом Федерального резервного банка Нью-Йорка. 

Если воспользоваться линнеевской аналогией, то класс «Электронные деньги» делится у них на отряды по типу эмитента и механизму выпуска («Государственные» и «Частные»; «Централизованные» и «Децентрализованные»), по доступности («Универсальные» и «Ограниченные»), по форме («Номинированные в национальной валюте» и «Самостоятельная счетная единица»). Далее при желании отряды можно поделить на семейства, а те — на роды и виды конкретных цифровых валют. Но никто этого не делает, потому что это не имеет смысла. 

В отличие от линнеевской таксономии, денежные таксономии такого типа — технически нейтральные — мертвы, отражая не эволюцию цифровых денег, а картинку их администрирования. Или, если угодно, чертеж эшелонированной бюрократической обороны от рвущихся на свободу цифровых денег. Между тем, хотя такое сравнение может показаться чересчур пафосны, эволюция электронных денег, равно как эволюция жизни, имеет дискретный, квантовый характер. В основе эволюции жизни лежат нуклеиновые кислоты всего четырех типов: аденин, гуанин, тимин (в РНК — урацил), цитозин, которые в РНК и ДНК программируются отбором. В цифровых деньгах ситуация и того проще: биты, электромагнитные импульсы, программируются инженерно-изобретательской мыслью. Потому и таксономия цифровых денег по технологическому признаку очень простая. Тип электронных денег делится на два класса: на базе смарт-карт и на базе сетей. Причем, все начиналось с сетей.

В эпоху Возрождения, на заре современной банковской системы, эти сети совпадали с сетями дорог, ведущих из Флоренции и еще пары ломбардских городов, где открылись кредитные банки, в их филиалы в Сиене, Венеции, Риме, Авиньоне, Париже, Лондоне. Перемещались деньги по дорожным сетям в виде заемных писем, векселей и прочих бумажных дериватов реальных золотых денег. Эквайринг происходил обычно по физиономии курьера (банкирское дело было семейным, посторонних там не было) или, если курьер был новый и приезжал в первый раз, по рекомендательному письму и пристрастному опросу о его семье. Впрочем, все детали трансакций той эпохи в подробностях описаны в «Хронике» Бонаккорсо Питти, дальнего родственника Джованни ди Бичи деи Медичи, державшего во Флоренции на рубеже XIV и XV веков самый крупный ломбардский банк типа нашего Сбера. Чтение, кстати, увлекательное. Придворных интриг, погонь и фехтования там не меньше, чем в «Трех мушкетерах» Дюма, только Питти описал реальные события.

В электронный вид сети денежных транзакций пришли только во второй половине XIX века, когда в 1872 году компания Western Union запустила для своих клиентов новый сервис перевода денег по телеграфной сети. Тогда, наверное, и родился знаменитый анекдот про телеграмму "Папа, вышли денег.", а не в советские времена, как считают филологи-анекдотоведы (да-да, есть и такая специальность). Сейчас многие IT-историки любят называть телеграфию «викторианским интернетом», что, наверное, справедливо. Это действительно был грандиозный прорыв в области телекоммуникаций, сравнимый на тот момент разве что с изобретением Гутенбергом печатного станка в XV веке. 

Далее все пошло уже ускоренными темпами. Появились телетайпы, которые в межвоенный период были объединены в телексную сеть сначала в Германии, а потом и других странах (у нас в 1947 году) и между ними. Но что касается денег, то они оставались традиционными, и поскольку для народа общение с ними в телексных сетях было опосредованное — через банки, сберкассы и почту, оно контролировалось тоже традиционными банковскими способами — бумажными записями, проверкой сберегательных книжек и т.д. Хотя труд банковских клерков был уже заметно автоматизирован табуляторами и прочей бухгалтерской электромеханической техникой. 

В послевоенный период с началом эры ЭВМ банки становятся одним из крупнейших заказчиков и потребителей компьютерных приложений и аппаратного обеспечения. Правда, не сразу, а после того, как мейнфреймами были обеспечены более важные отрасли  — ВПК и космическая отрасль. Американские историки IT-технологий пишут, что разработки в области аппаратного и программного обеспечения в банковской сфере получили сильный толчок в начале 1970-х годов благодаря сокращению госрасходов на поддержку проектов по исследованию космоса после завершения программы «Аполлон» (1961-72 гг.). Финансирование НАСА из федерального бюджета тогда действительно сократилось сразу более чем вдвое, с 4,5% до 1,9% федерального бюджета, а к концу 70-х еще в два раза. И тогда, пишут историки, многие квалифицированные IT-специалисты, работавшие в НАСА, перешли в IT-подразделения инвестиционных и коммерческих банков или на худой конец в крупные консалтинговые компании. 

Поверить в это можно. У нас тоже был подобный исход IT-специалистов из 8-го Главного управления КГБ в коммерческие банки, правда, не в таких масштабах и в силу несколько иной их мотивации. Он произошел в 1991 при реорганизации КГБ, плавно перетекшей в его ликвидацию. Спустя год-другой IT-полковников и майоров, которые переводу в ФАПСИ предпочли отставку и должность начальника/замначальника службы безопасности в столичных коммерческих банках было не меньше десятка. Банки тогда тоже, кстати, росли как грибы после дождя, только в Москве их было уже полтысячи.

Возвращаясь в 1960-е, можно сказать, что это было время становления электронного банкинга, то есть дистанционного обслуживания клиентов. Вот пример его рекламы того времени: «Компьютер [банка] предоставит всем отделениям услугу запроса в режиме “он-лайн" (кстати, термин «онлайн» появился именно тогда – Ред.). Баланс счета и условия погашения будут доступны немедленно, что обеспечит более быстрое обслуживание клиентов и профессиональных контактов». Правда, для надежности запрос дублировася по телефону. 

Параллельно, даже чуть раньше, ритейлерам предлагалось приобрести цифровые аппараты, связанные по сетям с банком — эмитентом того или иного вида кредитных карт, для проверки действительности его (банка) карты по ее номеру и наличия на ней денег для оплаты товара, а также авторизации банковских чеков. Кому интересно их устройство, могут посмотреть патент США №3465289 директора по инжинирингу корпорации Ultronics Systems Роналда Кляйна 1966 года. Там в списке цитированных Кляйном патентов и патентов, в которых потом цитировался патент Кляйна, можно проследить всю эволюцию этих аппаратов с середины 1950-х годов.

И наконец в самом конце 60-х появились банкоматы и банковские карты с магнитной полосой. Интересно, что изобретатель этой карты IT-инженер Джером Свигалс из отделения компании IBM в Лос-Гатос, штат Калифорния, так и не запатентовал ее. Не озаботились этим и его работодатели из руководства IBM. Напротив, большие боссы решили, что свободный доступ к данной технологии сулит повышение спроса в банковской сфере на их компьютеры. 

Как потом вспоминал Свигалс, идея банковской карты с магнитной полосой родилась у него в ходе работы его группы в Лас-Гатосе над заменой штрих-кода на пластиковом удостоверении личности сотрудников ЦРУ на его магнитный вариант. В результате получилось ID для денег на их вход и выход из банковской бухгалтерии, которая к тому времени в значительной степени переместилась из гроссбухов на магнитные диски банковских мейнфреймов. Да и патентовать тут было особо нечего. Алгоритмы шифрования IBM на дорожках магнитной ленты можно было изменить без ущерба для конечного результата, это был вопрос криптографии, а не техники. Патенты, причем в большом количестве, сопутствовали смарт-картам, то есть банковским картам с микропроцессором вместо магнитной полоски.

Принципиально новую и, главное, дешевую технологию миниатюризации электронных схем на единой подложке кристалла полупроводника изобрел Джек Килби (патент США №3138743 от 23 июня 1964 года с приоритетом от 6 февраля 1959 года), хотя споры о его приоритете IT-историки ведут до сих пор, да и Нобелевскую премию по физике он получил не за изобретение, а «за участие в изобретении интегральной схемы». Но до начала массового производства микропроцессоров прошло еще почти 20 лет. Точно так же от идеи Хельмута Греттруппа снабдить банковские карты микропроцессором (немецкий патент №1524695 1970 с приоритетом от декабря 1966 года) до массового использования таких карт прошли те же 20 лет, и конкурентов на приоритет у него тоже немало. 

Патентные заявки на микрочиповые носители информации на платежных картах пошли одна за другой. Но суть смарт-карт оставалась той же, что у банковских карт с магнитной полосой, и те и другие были кошельком для денег в цифровом виде. Но если магнитные карты работали, грубо говоря, как шлагбаум, то смарт-карты как проходная со сторожем-микропроцессором, выпускающим их наружу для оплаты товара или внутрь со счета в банке в соответствии с инструкциями, заложенными в его памяти. Формально безналичные, они обладали практически всеми свойствами наличных денег, разве что разменять их было нельзя. Но это и не требовалось, сдачи кассиру давать было не нужно, оплата ими была копейка в копейку.

В нашей стране банковские карты появились только в 90-е годы, причем пришли уже в готовом виде с Запада, хотя понимание, как сделать деньги электронными у советских IT-инженеров и изобретателей было давно. Не было лишь одного — команды с самого верха: внедрить электронные деньги к такому-то съезду КПСС. Возможно, какая-то доля вины за это лежит на самих отечественных ученых-идеологах советской цифровой революции, они хотели всего и сразу. В разработанной ими концепции «Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации (ОГАС)», которая в режиме онлайн управляла бы по «Единой государственной сети вычислительных центров (ЕГСВЦ)» всей плановой экономикой державы, было место и электронной банковской системе с потоками рублей в электронном виде. Но автоматическое управление советской плановой экономикой ИИ в виде ЕГСВЦ вместо Политбюро ЦК КПСС было утопией почище четвертого сна Веры Павловны. Дальше концепции дело не пошло, а лебединой песней ее главного идеолога Героя Социалистического Труда академика Глушкова было его интервью в 10-м номере журнала «Техника – молодежи» за 1980-й год.

Оно доступно в интернете, и его стоит почитать хотя бы для того, чтобы понять, как советские айтишники тех лет представляли себе не только электронный банкинг, но и современные супермаркеты и маркетплейсы типа Озона, Вайлдберриз и т.п. Что же касается электронных денег, то их носителем была «усовершенствованная сберкнижка» с фотографией владельца и его ФИО и «главном на ней — под слоем краски невидимо записанным магнитных номером его счета в сберкассе». Такую сберкнижку надо вставить в щель кассового аппарата. После того, как «кассирша пробьет нужную сумму, надо набрать две последние цифры номера счета» — и покупка состоялась». Причем это были не дебетовые магнитные карты с PIN-кодом, а кредитные карты. Если на электронной сберкнижке денег не хватало, то автоматически открывалось кредитование, сумма которого и сроки погашения задолженности устанавливались тоже автоматически в зависимости от размера и постоянства дохода владельца сберкнижки. 

Словом, все это до боли напоминало рассуждения Циолковского о космических полетах. С той лишь разницей, что в итоге мы полетели в космос все-таки первыми. Хотя иное трудно было ожидать в стране, где идеология строилась на принципе «деньги в жизни не главное». Иное отношение к деньгам была на Западе, там, как писал Алексей Толстой про французов, «каждые два су гвоздем приколачивают к вечности». В Америке отношение к деньгам тоже было традиционно глубоко уважительное, а нарушение интимности в отношениях с ними считалось не только тяжким преступлением, но и возмутительным подрывом основ мироздания. Кто не верит, может почитать многочисленные интервью «отца анонимности в интернете» и «крестного отца криптовалюты» Дэвида Чаума (они свободно доступны в сети и даже тиражированы там сверх меры), который неоднократно так и говорил: «Это подрыв демократии!». 

Именно Дэвид Чаум, тогда еще свежеиспеченный доктор информатики из Университета Беркли, 27 лет от роду, предложил способ сделать идеальные электронные деньги, анонимные для третьего лица (помимо их отправителя и получателя). Его доклад «Слепые подписи для неотслеживаемых платежей» был основным на 2-ой ежегодной международной конференции по криптологии в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, где они, к слову сказать, проводятся до сих пор. В августе этого года на 44-й конференции основным докладчиком был Леонид Рейзин, выпускник 1991 года московской математической школы №57, ныне профессор Бостонского университета. И разговор там шел все о том же самом, только сейчас речь шла уже о биометрической криптографии.

А тогда, в 1982 году, доктор Чаум говорил: «Автоматизация способов оплаты товаров и услуг уже идет полным ходом, о чем свидетельствует разнообразие и рост числа электронных банковских услуг, доступных потребителям. Конечная структура новой системы электронных платежей может оказать существенное влияние на неприкосновенность частной жизни, а также на характер и масштабы преступного использования платежей, и в идеале новая платежная система должна учитывать оба этих фактора. Эти, казалось бы, противоречивые проблемы. …Нами предлагается принципиально новый вид криптографии, который позволяет создать автоматизированную платежную систему со следующими свойствами: (1) Невозможность третьих лиц определить получателя платежа, время или сумму платежей, произведенных физическим лицом; (2) Способность физических лиц предоставить подтверждение платежа или установить личность получателя платежа в исключительных случаях (например, при судебном разбирательстве); (3) Возможность прекратить использование украденных денежных средств (остановки транзакции)». 

Все это позволяла сделать ныне знаменитая «слепая цифровая подпись» Чаума. В июле 1983 года Дэвид Чаум подал патентую заявку на «Системы слепой подписи», а в 1988 году получил на нее патент США №4759063 (с приоритетом от 1983 года). Кроме этого, он в 1984 году подал патентные заявки на европейский патент (такие начали выдавать в конце 1970-х годов в странах, подписавших Европейскую патентную конвенцию) и отдельно на немецкий патент (ФРГ). Первый, EP0139313B1, ему выдали в 1992 году, второй, DE3485804T2, в 1993 году, оба с приоритетом Чаума от июля 1984 года.

Он учредил компанию DigiCash Inc., продуктом которой стало ПО Ecash, с помощью которого можно было генерировать цифровые деньги — кибербаксы (cyberbacks), для удобства расчетов шаг их денежной стоимости приравняли к доллару. Впрочем, про Чаума и его изобретения написано столько, что повторять все это нет смысла. Разве что можно напомнить, что первая покупка на эти деньги состоялась в магазине DigiCash, кто-то купил копию статьи Чаума «Обеспечение электронной конфиденциальности» в журнале Scientific American за 2,84 кибербакса (интересно, кто?). 

Но бизнес у компании Чаума не пошел. 1 ноября 1999 года журнал Forbes опубликовал «Реквием по светлой идее» Дэвида Чаума. Эта публикация интересна тем, что была адресована ни профессиональным финансистам, ни IT- специалистам, а обычному читателю журнала — бизнесмену или интересующемуся бизнесом человеку. «Сегодня DigiCash мертв, Чаум недавно продал свои патенты, — писал журнал. — Достаточно много стартапов разрабатывали конкурирующие цифровые валюты… И всех их постигла та же участь. ”Все ушли со сцены”, — говорит Уильям Мелтон, глава CyberCash, которая в этом году отказалась от CyberCoin в США и сегодня продает программное обеспечение для торговых сайтов. Компания First Virtual Holdings чуть не обанкротилась, прежде чем отказалась от своих планов… У смелой новой валюты смелого нового мира была только одна проблема: она оказалась никому не нужна — ни банкам, ни торговцам, ни, самое главное, потребителям. Электронная коммерция процветает, но, как оказалось, предпочитает Visa и MasterCard, а не новые цифровые деньги».

Судьба смелой валюты смелого нового мира действительно выглядела решенной, особенно если учесть, что этот смелый мир доткомов как раз в конце 1999, когда Форбсом исполнялась поминальная оратория деньгам Чаума, надувался невиданными темпами. Смерть от голода в разгар пира действительно выглядела приговором деньгам Чаума. Но, как говорится, у страха глаза велики. Во-первых, ушли со сцены не все, а во-вторых, как показало время, смелые деньги оказались удобными и выгодными не только для простого народа, но и для банков, банковской системы в целом и, что самое интересное, для госрегуляторов тоже. Они сильно упрощали центробанкам управление денежно-кредитной политикой. Главное было поубавить этим деньгам смелости, чтобы они не возомнили о себе лишнего. В итоге, те стартапы, где исходно понимали, кто тут главный и принимали это как должное, смело набивали своими деньгами кошельки граждан на сервисах WebMoney, Яндекс.Деньги, E-port, PayCash и т.д., их список будет длинным. А если кто-то в погоне за клиентами забывался, к тому приходили люди в штатском, как это было, например, с E-gold.

Спустя четверть века Европейское банковское управление, вероятно, само того не подозревая, дало определение электронным деньгам Чаума. Определение, конечно же, корявое с точки зрения литературного языка, но точно отражающее суть его денег. Электронная валюта определялась как «цифровое представление стоимости, которое не выпускается центральным банком или государственным органом и необязательно привязано к обычной валюте, но принимается физическими или юридическими лицами в качестве средства обмена и может быть передано, сохранено или продано в электронном виде. Ценность виртуальных денег возникает исключительно из способности передавать их из одного места в другое место внутриэлектронной экосистемы».

Деньги Дэвида Чаума как раз и были первыми цифровыми деньгами, рожденными в электронной экосистеме (тогда, строго говоря, еще биоценозе, если уж пользоваться терминами из этой области науки) и обитающими внутри нее. Случилось это в 1994 году. Все остальные электронные деньги до этого были там гостями или, точнее говоря, «пассажирами» — деньгами и их дериватами, которые только на время прикидывались электронными для транзакций по сетям, начиная от телеграфных и кончая интернетом. Далее эволюция рожденных в внутриэлектронной экосистеме денег дала все остальные их современные разновидности, причем одна из них довольно рано уклонилась от основного ствола их эволюционного древа и, буйно пойдя в рост, дала начало криптовалютам.

Давно муссируются слухи о том, что криптовалюту изобрел тоже Чаум. Мол, в его диссертации «Компьютерные системы, создаваемые, поддерживаемые и контролируемые взаимно подозрительными группами» были описаны все элементы блокчейна, кроме одного. Но после облома с DigiCash он собрался с силами и добавил в свою систему недостающий алгоритм PoW и в 2008 году под псевдонимом Сатоши Накамото запустил генерирующую цифровые деньги сеть Биткойн, все участники которой имели в ней равные права. Но это вряд ли. Злые языки утверждают, что Чаум слишком любил патенты, чтобы выставить на общее пользование сеть, не защищенную авторским правом, как это сделал таинственный Сатоши Накамото, а до него Джером Свигалс из IBM со своей технологией магнитной карты.

Впрочем, в данном случае это не так уж важно. Одновременно с Чаумом, до него и после него очень похожие алгоритмы сетей разрабатывали другие IT-инженеры. Важнее то, что получилось в итоге. А получились деньги, циркулирующие в децентрализованной электронной денежной системе, где все ее участники имели равные права. Все были финансистами, командующих ими старших финансистов там не было, и в принципе быть не могло. В известном смысле это были виртуальные деньги, как игровые деньги в выдуманных мирах. Только «играли» ими в реальном мире.

Игра оказалась азартной. По данным консалтинговой и брокерской компании Schwab Center for Financial Research, уже было сгенерировано больше 20 тысяч разновидностей криптовалют, но имели рыночную капитализацию имели только около 40 из них. В начале этого года на веб-сайте CoinMarketCap было представлено около 9 тысяч криптовалют, многие из которых стоили доли цента и практически не торговались. Биткойн и несколько других криптовалют доминируют в ежедневном объеме торгов и рыночной стоимости, при этом рыночная капитализация биткойна составляет около 894 миллиардов долларов, что составляет чуть более 50% от общей рыночной капитализации криптовалют. 

Поначалу блокчейн рассматривался как инструмент экономики нового типа. Известные компании (Microsoft, Starbucks, AT&T и т.д.), демонстрируя свою продвинутость, объявили, что принимают биткойн в качестве формы оплаты, но, разумеется, использовали для этого сторонние процессоры. Только ушлые биржевые трейдеры сразу увидели в криптовалютах альтернативу или дополнение к их традиционным инвестициям в акции, облигации и наличные деньги. За ними на криптовалютные биржи потянулся простой народ. В итоге, инструмент новой экономики превратился в инструмент биржевых спекуляций, а его использование в повседневной торговле «по-прежнему остается за рамками мейнстрима», как изящно выразились аналитики Schwab Center for Financial Research. Добавив при этом, что «криптовалюты в ближайшее время, похоже, никуда не денутся».

А в дополнение к ним уже появилась и тестируется в разных странах еще одна новая форма цифровых денег — цифровая валюта центрального банка (Central bank digital currency, CBDC). У нас это будет цифровой рубль, который войдет в потребительский оборот к 2030 году и станет третьей формой национальной валюты в дополнение к безналичным и наличным деньгам. Цифровые рубли будут находиться в специальных цифровых кошельках граждан на платформе Банка России. Эта же платформа позволит совершать все операции с цифровыми рублями, а управлять своими средствами в этих цифровых кошельках ЦБ будет можно через любое мобильное приложение банка, клиентом которого вы являетесь. По словам главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной, россияне смогут пополнять кошелек цифровыми рублями на 300 000 в месяц.

А что вы хотели? Если цифровые деньги уже стали главными деньгами в нашей жизни, то и контроль за ними должен быть на самом верху.

Бесплатный поиск, мониторинг и регистрация товарных знаков  и других объектов интеллектуальной собственности.

Регистрация программы для ЭВМ

Внесите софт в Реестр отечественного ПО и сэкономьте на налогах