Как жилось доисторическим зверушкам в триасовый период — время, когда природа впервые начала подумывать над созданием млекопитающего?
Предлагаем вам посмотреть на картины канадского художника Джулиуса Чотоньи, который рассказывает, как выглядел мир более чем 200 миллионов лет назад.
290 млн лет назад, начало пермского периода. Тварь, что выскакивает из воды — эриопс, продвинутое двухметровое земноводное, реликт предыдущей эпохи — каменноугольного периода. Помните, как возникли первые тетраподы — ни рыба, ни мясо? Это было еще раньше, в девоне, 360 млн лет назад. И вот получается, без малого 70 миллионов лет — больше, чем прошло времени от вымирания динозавров до наших дней — эти самые тетраподы так и продолжали сидеть в болоте. Особо вылезать им было некуда и незачем — поверхность суши, свободная от ледников (а каменноугольный период был эпохой довольно прохладной), представляла собой либо заваленные гниющими стволами деревьев болота, либо материковую пустыню. В болотах-то твари и копошились. На самом деле они времени зря не теряли и мало изменились только внешне — анатомически самые продвинутые из них успели пройти путь от почти рыбы через «классическое» земноводное до почти рептилии — вот как этот эриопс, относящийся к классу темноспондилов.
Самые примитивные из темноспондилов к началу пермского периода еще сохраняли рыбьи черты — боковую линию, чешую (причем местами, например на брюхе), но это были не ажурные создания типа современных тритонов и лягушек — нет, мощные, как крокодилы, с черепами, напоминавшими башни танков: сплошными, обтекаемой формы, лишь с амбразурами для ноздрей и глаз — такими были эти земноводные. Раньше их называли «стегоцефалы» — панцирноголовые.
Самый большой — склероцефал, судя по округлой пасти — молодой (у старых особей, выраставших до двух метров в длину, морда вытягивалась и напоминала морду аллигатора, а хвост, наоборот, укорачивался — возможно, с возрастом склероцефалы становились более «наземными» и напоминали по образу жизни крокодилов, так их останки и распределены — молодых в отложениях глубоких озер, скелеты старых на бывших мелководьях и в болотах). Склероцефал преследует рыбу-акантоду, а на заднем плане виден ортакант — пресноводная акула, тоже молодая (взрослая достигала бы длины трех метров и сама бы гоняла склероцефала). Справа, лежит на дне у берега — еще более, чем эриопс, продвинутое создание — сеймурия: уже не земноводное, еще не ящер. Она уже имела сухую кожу и могла подолгу находиться вне воды, но всё еще метала икру, а ее личинки имели наружные жабры. Откладывай она яйца — ее можно было бы уже назвать рептилией. Но сеймурия застряла в прошлом — яйца были изобретены какими-то ее сородичами еще в конце карбона, и эти-то сородичи и положили начало предкам млекопитающих и пресмыкающихся.
Все эти твари на картинках не являются предками друг другу — это всё боковые ветви той эволюционной цепочки, что привела в конечном итоге к появлению млекопитающих, и лишь иллюстрируют ее этапы. Эволюцию обычно творят мелкие неспециализированные тварюшки, но тварюшек показывать неинтересно — в то время все они походили на ящериц… другое дело их могучие родичи, хоть и тупиковые ветви:
Слева — офиакодон, справа — эдафозавр. Один с парусом, другой без, но оба этих существа относятся к одному отряду пеликозавров и эволюционно стоят ближе отнюдь не к динозаврам, а к млекопитающим — точнее, эта группа застряла где-то на трети пути от земноводных к млекопитающим и оставалась таковой, пока их не вытеснили более прогрессивные сородичи. Парус на спине — одна из первых попыток синапсид не ждать милостей от природы, а научиться самостоятельно регулировать температуру тела; наши предки и их родичи в отличие от прочих ящериц, едва выйдя на сушу, почему-то сразу начали интересоваться этой темой.
Теоретические расчеты (подопытных пеликозавров у нас все равно нет) показывают, что 200-килограммовый хладнокровный диметродон (а на рисунке — он: тоже пеликозавр, но хищный и из другого семейства) разогревался бы без паруса с 26°C до 32°C за 205 минут, а с парусом — за 80 минут. Причем благодаря вертикальному положению паруса мог использовать самые ранние утренние часы, пока беспарусные еще не очухались, и по-быстрому перейти к бесчинствам:
На завтрак бог послал диметродонам ксенакантуса — еще одну пресноводную акулу. Точнее, те, что поближе — диметродоны, а подальше понурился их меньший брат секодонтозавр — более хилый и с мордой, напоминающей крокодилью. Слева эриопс под шумок тащит в пасти диплокаулуса — странную амфибию с головой как у акулы-молота; иногда пишут, что такая голова это защита от проглатывания более крупными хищниками, другая теория предполагает использование ее как своеобразного крыла для плавания… а я сейчас написал про акулу-молот и подумалось: а может, это, как и у акулы-молота, был электрический детектор для поиска в иле мелких организмов? За ними — эдафозавр, а сверху, на ветке, можно, приглядевшись, увидеть ареосцелиса — тварь, напоминающую ящерицу — одного из первых диапсид. Вот так тогда было — родственники предков млекопитающих рвали мясо, а крохотные насекомоядные родственники предков динозавров с немым ужасом взирали на них с веток.
Парус в итоге оказался неудачной конструкцией (сами представьте такой радиатор таскать — он не складной был!). Во всяком случае, парусные пеликозавры в основном повымерли уже к середине перми, вытесненные потомками своих беспарусных родичей… но факт остается фактом — звероящеры-терапсиды, потомками которых являемся и мы с вами, произошли от сфенакодонтов — группы пеликозавров, к которым принадлежал и уродский диметродон (только не от диметродона, конечно, а от каких-то его мелких сородичей). Парусу нашлась какая-то удачная альтернатива — возможно даже, примитивную метаболическую теплокровность имели уже вот такие создания:
Слева — титанозух, справа — мосхопс. Это уже середина пермского периода, где-то 270 млн лет назад, Южная Африка. Точнее, это сегодня их кости оказались в Южной Африке, а тогда они жили на одном материке с украшенным каренитом. Если пеликозавры прошли треть пути от амфибии до млекопитающего, то эти чудища — две трети. Оба они относятся к одному отряду тапиноцефалов. Очень массивные — впрочем, это характерно для всех четвероногих того времени, скелеты созданий размером с собаку или лошадь имеют пропорции, как у слона — толстенные кости с раздутыми мыщелками, сплошной, как у предков-стегоцефалов, череп с тремя глазницами… Не знаю, с чем это связано, вряд ли с какими-то внешними условиями (членистоногие-то того времени имеют примерно современные пропорции), скорее, с несовершенством костной ткани — меньшая прочность компенсировалась большей толщиной. Оба животных на картинке достигали двух метров длины и двигались как помесь носорога и комодского варана, в том числе хищный (или всеядный) титанозух. Долго пережевывать пищу они не могли — у них не было вторичного нёба, позволяющего одновременно есть и дышать. Не особо умели они и нагибаться, особенно мосхопс, да ему и незачем было — травы еще не было, он питался листьями и полусгнившими стволами, причем пасся, возможно, лёжа — долго враскорячку не простоишь — или в воде.
Климат в Пермском периоде характеризовался, с одной стороны, все большей засушливостью, с другой — появлением и распространением растений, способных расти не только по колено в воде — голосеменных и настоящих папоротников. Вслед за растениями на сухое двинулись и животные, адаптируясь к по-настоящему сухопутному образу жизни.
Это уже конец Пермского периода, 252 млн лет назад. Рогатые красно-синие твари на переднем плане — эльгинии чудесные, мелкие (до 1 м) парейазавры из Шотландии. Их окраской, возможно, художник намекает на то, что они могли быть ядовиты — известно, что кожа парейазавров содержала большое количество желез. Эта другая, независимая от синапсидов ветвь пути из амфибий в рептилии, судя по всему, так и оставшаяся полуводной и таковой же и вымершая. А вот толстенькие на заднем плане — гордония и две геикии — дицинодонты, вполне независимые от воды создания с сухой кожей, вторичным нёбом, позволявшим жевать пищу и двумя клыками для (наверное) копания. Вместо передних зубов у них был роговой клюв, как позже у цератопсид, и, возможно, их основная диета была такой же. Как и цератопсы в конце мезозоя, дицинодонтов в конце палеозоя было много, разных и повсюду, некоторые даже пережили пермь-триасовое вымирание. А вот кто к ним подкрадывается — точно непонятно, но, кажется, какой-то мелкий (или просто молодой) горгонопсид. Бывали и крупные:
Это два диногоргона дискутируют над телом какого-то немелкого дицинодонта. Сами диногоргоны трехметровые. Это одни из крупнейших представителей горгонопсов — уже почти зверей, менее прогрессивные, чем дицинодонты (например, вторичным нёбом и диафрагмой они так и не обзавелись, не успели), при этом стоявшие ближе них к предкам млекопитающих. Весьма по тем временам подвижные, сильные и тупые создания, верховные хищники большинства экосистем… но не повсюду.
На переднем плане — снова дицинодонты, а подальше справа — архозавр, трехметровая крокодилоподобная тварь: еще не динозавр, но одна из боковых ветвей предков динозавров и крокодилов. К динозаврам и птицам он имеет примерно такое же отношение, как диногоргоны — к нам. Длинные рыбы — заурихтисы, дальние родственники осетровых, выполнявшие в этой экосистеме роль щук. Справа под водой — хрониозух, один из последних рептилиоморфов, с которых мы начали это рассказ. Их время вышло, да и для остальных изображенных на рисунке созданий мир скоро изменится…
