Дом, который построил Чарльз. Часть I. Первые шаги

В мифологии древних народов – арабов, египтян, вавилонян и евреев – господствует идея божественного Творения, или креационизм. Наиболее яркое и законченное выражение эта идея нашла в Священном писании, которое возникло из целого ряда устных сказаний еврейского народа, частью оригинальных, а частью заимствованных у других народов. Они были объединены в два сборника: «Книгу патриархальных идиллий и легенд» и «Книгу героических сказаний» – увлекательных, изложенных наивно-образным языком сказок. Эти сборники, продукт народного творчества, были положены в основу Библии: «Книги Бытия», «Пророков», «Чисел» и прочих.

Не соответствует тематике хабра! Низкий технический материал!

Просим всех людей, кто считает, что Хабр только для программистов, как например человек на скриншоте, ознакомьтесь, пожалуйста, с мнением администрации на этот счёт в комментариях под нашей статьёй о слепнях. Если Вас это не удовлетворит, то, пожалуйста, не тратьте своё время на прочтение данной статьи!

Эта статья абсолютно соответствует тематике всех хабов, в которых она находится (в том числе и коммерческого блога). Не рискуя удивить вечно негодующего и никому не известного ностальгирующего по прошлому критика в комментариях, добавлю, что писать мы можем о чем угодно, если материал качественный и интересен большинству компьютерщиков. И это понятное дело! Поэтому можете сколько угодно называть нас платными авторами, но и обсуждать тогда с платными авторами (только по вашему мнению), а также с коммерческими блогами и с администрацией проблему каких-либо публикаций на хабре, это бороться с ветряными мельницами. Рыцарство это конечно хорошо, но только тогда, когда в этом есть смысл. Но его нет, ибо попытка достучаться до нас в комментариях утонет в этом спойлере и обесценит ваш комментарий.

Помимо того, что данная статья соответствует всем хабам, в которых она находится, отмечу также, что она соответствует и той сложности технического материала, которую требуют от статьи данные хабы. Лучше переходите сразу к прочтению других материалов, которые соответствуют вашим потребительским предпочтениям. Открою вам истину капитана: лента Хабра настраивается так, как захотите вы! Не нравятся наши статьи, читайте те статьи, в которых пишут исключительно по IT! Не портите себе настроения, уважайте мнение других и хорошего Вам дня! Живите дружно!

Кто был автором «Книги Бытия» – неизвестно. Но очевидно, что безвестный автор, сочинивший эти торжественные строки, воплотил в них всю мудрость своего времени. Перед читателем живо встаёт набросанная его рукой картина: первобытный хаос, из которого путём последовательно меняющихся творческих актов возникает весь «Божий мир», исполненный красоты и величия.

Тут всё подчинено единому плану, единой воле, согласно которой и совершалась эта своеобразная «творческая эволюция». Вначале Земля была «безвидна и пуста», гробовая тишина царила над ней. Но, вдруг прозвучало властное: «Да будет!». И немедленно зажурчали ручьи и реки, всколыхнулись моря и океаны, необъятные пространства земли покрылись зеленью лугов и лесов, сотни тысяч видов животных заселили сушу, воду и воздух. Рождённые вдруг в громадном числе видов, эти растения и животные отличались совершенным строением и были все и сразу великолепно приспособлены к условиям своего бытия. Мысли, изложенные в «Книге Бытия», заворожили умы людей ближайших поколений. Это учение, освещенное властным авторитетом церкви, стало непреложной догмой для всех верующих. Тогда оно легло в основу той «священной» геобиологии, которая на протяжении многих веков царила в умах не только обыкновенных смертных, но и выдающихся людей науки.

Однако существовала и другая концепция. Так, идеи развития и изменения живой природы можно обнаружить в трудах древних материалистов Индии, Китая, Месопотамии, Египта и Греции. Ещё в середине II тысячелетия до н.э. в «Ригведе» выдвигалась идея развития материального мира из «праматери». В «Аюрведе» утверждалось, что человек произошел от обезьян, живших около восемнадцати миллионов лет назад (в переводе на современное летоисчисление) на материке, объединявшем Индостан и Юго-Восточную Азию. По этим представлениям, примерно четыре миллиона лет назад предки современных людей перешли к коллективному добыванию пищи, а современный человек появился менее одного миллиона лет назад.

Большая заслуга в разработке эволюционного учения принадлежит философам античной Греции. Представление об изменяемости окружающего мира, и в том числе живых существ, впервые возникло и получило свое развитие именно в Античности. Анаксимандр Милетский в труде «О природе» писал, что все живые существа возникли в воде, а потом, защищённые твёрдыми покровами от высыхания, покорили сушу. Человек, по его мнению, произошёл от животных, первоначально подобных рыбе. Гераклит Эфесский считал, что живые существа, в том числе и человек, развились естественным путём из первичной материи. В спорах с философами - идеалистами античные материалисты ставили проблему развития высшего разумного существа путём сочетания простых, более примитивных состояний материи.

Сохраняющиеся единицы, размножаясь, дали начало новым удачным сочетаниям. По представлениям Эмпедокла, организмы сформировались из первоначального хаоса в процессе случайного соединения из отдельных структур, причём неудачные варианты (уроды) погибали, а гармоничные сочетания сохранялись. Это были своего рода наивные представления об отборе как творческой, так и направляющей силы развития в эволюции. Однако автор атомистической концепции строения мира Демокрит пошёл чуть дальше, полагая, что организмы могут приспосабливаться и к изменениям внешней среды. Наконец, Тит Лукреций Кар в своей знаменитой поэме «О природе вещей» высказал мысли об изменяемости мира и зарождении жизни.

У великого учёного античности Аристотеля можно найти высказывания о развитии живой природы, основанные на знании общего плана строения высших животных, гомологии и корреляции органов. Аристотель, вероятно, одним из первых высказал предположение о существовании переходных форм между животными и растениями.  Его фундаментальные произведения «О частях животных», «История животных» и «О возникновении животных» оказали значительное влияние на последующее развитие биологии. Таким образом, уже в древности, несколько тысяч лет назад, независимо в Месопотамии, Средиземноморье, на Индостане и в Китае возникли религиозно-философские идеи трансформизма – превращения одного животного в другое. 

В дальнейшем борьба шла именно между этими двумя концепциями, и, как ни странно, продолжается до сих пор. С закатом Античности и наступлением Средних веков господствующее место заняла теория креационизма. Христианское вероучение предполагало существование живых существ в законченном и неизменном виде, и не оставляло места для теории превращения одних существ в другие.

Непреодолимой преградой на пути к познанию естественной истории стала схоластика. Со времён Аристотеля философы и учёные нередко приходили к мысли, что все создания природы могут быть расположены в линейном порядке сообразно высоте своей организации в виде единой иерархической серии форм. Что касается натуралистов XVI – начала XVIII веков, то их представления о единой лестнице существ были связаны в первую очередь с ограниченностью знаний того времени. Сравнительная анатомия находилась в зачаточном состоянии. За отправной пункт при сопоставлении форм обычно брали человека как более известное существо. Затем в зависимости от большего или меньшего сходства с человеком наметилась градация существ (точнее, деградация). Таким образом, поверхностное знакомство с организмами позволяло располагать их по ступеням единой лестницы. Первым, кто высказал догадки о корпускулярной природе наследственности, эволюционной роли уничтожения форм, не приспособленных к существованию, значении изоляции и развитии новых форм, был французский учёный П. Монпертюи.

В 1749 году в Базеле вышла его книга под интригующим названием «Теллиамед, или беседы индийского философа с французским миссионером о понижении уровня моря, образовании суши, происхождении человека и т.д.». В посвящении к книге «Славному Сирано де Бержераку, автору фантастических путешествий на Солнце и Луну», говорилось:

«К Вам, знаменитый Сирано, я обращаюсь со своей работой. Мог ли я выбрать более достойного покровителя всем тем безрассудствам, которые она в себе содержит?.. Сходство гения и идей дало мне отвагу доверить Вам, знаменитый Сирано, как патрону и опоре, этот плод моих фантазий…».

Это была оригинальная и занятная по форме и содержанию книга. Кто же её автор? Какое отношение она имеет к рассматриваемому вопросу? Для того чтобы ответить на первый вопрос, достаточно прочесть имя Telliamed с конца к началу, и мы получим De Maillet (де Малье).

Для того чтобы ответить на второй вопрос, необходимо обратиться к биографии автора. Малье в течение шестнадцати лет был французским консулом в Каире ˗˗ столице Египта. Всё свободное время он отдавал занятиям наукой, изучая, главным образом, геологию и палеонтологию. Он в совершенстве владел арабским и древними языками и прекрасно знал Восток. Им было созданы «Описание Египта» и «Мемуары об Эфиопии» ˗˗ книги, пользовавшиеся в свое время некоторой известностью. Во время пребывания в Египте де Малье заинтересовался разливами Нила. Это стало стимулом к геологическим изысканиям этого талантливого дилетанта, который пытался трактовать историю Земли, во-первых, на основании наблюдения над строением и возникновением отложений на речном и морском берегу, а во-вторых, – по ископаемым останкам растительного и животного происхождения.

Этому вопросу де Малье посвящает четыре беседы своей книги. Последние же две беседы ˗˗˗ о проблеме происхождения жизни и преобразовании организмов, что также считалось в ту пору опасной, хотя и увлекательной ересью. Земля, по мысли де Малье, была сначала сплошь покрыта водой. А в атмосфере, окружающей нашу планету, носились микроскопические «семена жизни», попавшие сюда из межпланетных пространств, ˗˗ идея, которую в античности развивал Анаксагор, за ним повторяли многие учёные, а позже защищали Томпсон, Гельмгольц и Аррениус. Так появилась на свет теория панспермии.

Из воздушного пространства «семена» эти, по мнению Малье, попали в океан и развились (недаром же милетский мудрец Фалес утверждал, что вода – начало всех вещей) и стали пионерами жизни на Земле.

«Океан и капля воды,– аргументирует автор, – с одинаковым правом могут быть названы «первоначальным чревом жизни». Разве не имеем мы права назвать их детьми воздуха, так как произведшие их семена пристали к травам, которые росли на воздухе, а затем свалились с трав в воду, где и превратились в микроскопических животных…». «Вода – колыбель жизни. В ней из «семян» сначала появились различные водные растения и морские животные, которые затем стали родоначальниками наземных растений и сухопутных животных»,

˗˗ так ставит де Малье проблему преобразования водных флор и фаун в сухопутные. По мере того как вода в первобытном океане местами снижалась, то там, то здесь обнажались первые материки, а растения, покрывавшие раньше дно морское, превращались в наземные травы и кусты.

«Разве не из моря вышли травы, злаки, деревья и всё, что в этом роде производит и питает земля?» – спрашивал де Малье. «Не естественно ли, по крайней мере, так думать, раз известно, что все обитаемые земли вышли из-под воды?»

Та же судьба постигла в своё время представителей животного мира:

Очутившись в новой обстановке на поверхности поднявшихся из моря участков суши, они должны были либо погибнуть, либо приспособиться к новым условиям жизни. В зависимости от изменившейся обстановки часть водных животных превращалась в животных сухопутных.

Однако представление о лестнице существ не покидали умы учёных XVIII века. Последние исходили не из учения о предустановленной гармонии, а из представления о развитии материи от простого к сложному. Ламеттри, а затем Дидиро допускали даже, что весь длинный ряд животных может быть различными ступенями развития одного животного. Другой французский философ - материалист XVIII века Ж.Б. Робине также поддерживал идею существования единой цепи живых существ, но он не поднялся, однако, до идеи подлинного преемственного развития форм. Он имел в виду лишь их последовательность в пространстве, но не во времени.

Значительно ближе других к идее развития органического мира подошёл Дидро. В 70-е годы XVIII века он писал:

«Не надо думать, будто они [животные] были всегда и будто они останутся всегда такими, какими мы их наблюдаем теперь. Это результаты протекшего огромного времени, после которого их форма, кажется, остаётся в стационарном состоянии. Но так лишь кажется».

В одной из заметок к «Элементам физиологии» он отметил: 

«…Общий порядок вещей непрерывно изменяется. Как же может оставаться неизменной продолжительность существования вида посреди этих перемен?»

Причины изменений Дидро усматривает во влиянии условий окружающей среды, а также в упражнении и неупражнении органов:

«Организация определяет функцию и потребности. Иногда потребности влияют на организацию; это влияние может быть настолько велико, что иногда порождает органы и всегда изменяет их…».

Другой французский материалист XVIII века Поль Гольбах в 1770 году писал, что «…нет никакого противоречия в допущении, что виды организмов непрерывно изменяются, что мы также не можем знать того, чем они станут, как и того, чем они были». Изменчивость форм как в результате случайных отклонений во «внутреннем предрасположении» животных, так и под влиянием изменения климата допускал и младший современник Дидро французский врач и философ-материалист П.Ж. Кабанис. Причём он считал, что приобретённые признаки наследуются. Кабанис придавал большое значение неизменению привычек как исходному моменту в изменчивости видовых признаков. Он допускал также и возможность изменения в широких пределах природы человека:

«Человек, как и другие животные, мог претерпеть многочисленные видоизменения и дать существенные трансформации на протяжении многих прошедших веков».

Примерно тех же идей придерживался и французский натуралист второй половины XVIII века Жан Клод де Ламетри.

«Изменения, возникшие под влиянием внешней среды упражнения органов, ˗˗ считал он, ˗˗ накапливаясь из поколения в поколение, могут привести к тому, что возникнет большая разница между этими индивидуумами, и их совершенно нельзя будет отнести к одному виду». Человека он называл ˗˗«усовершенствованной обезьяной».

Ламетри сопоставлял психические способности различных групп животных и человека, отмечал их постепенное нарастание и утверждал, что «переход от животных к человеку не очень резок». В книге «Человек-растение» он явно подошёл к идее постепенного совершенствования организмов и, касаясь причин, обусловливавших развитие психических способностей, писал, что они связаны со степенью сложности поддержания жизни, удовлетворения жизненных потребностей. Существенную роль в подготовке эволюционного учения играло обнаружение определённого соподчинения видов и различной степени близости между ними. Это не могло не привести в конечном итоге к вопросу о причине такой близости между различными видами.

Систематики XVIII века постепенно приходят к пониманию различия между искусственной и естественной системами, а также к идее ступенчатого многообразия организмов. И, хотя большинство натуралистов XVII – XVIII веков не видели ещё в естественных группировках ничего, кроме проявления «плана Творца», накопление материала о близости различных видов и об их иерархической соподчиненности вызывало у некоторых натуралистов предположение, что те или иные группы видов могли иметь общих родоначальников.

Так, французский ботаник П. Маньоль допускал реальное родство в пределах семейства. Эта точка зрения выражена ясно и в сочинении М. Гэйла:

«Мы не должны думать, что все виды, которые сейчас существуют, были первоначально сотворены, но только первичные и основные виды».

Маршан говорил о «главах каждого рода», то есть об исходных формах всех видов того или иного рода. Ласепед не ограничивался вопросом об изменяющем влиянии среды, доместикации, скрещивании и так далее. Он ставил вопрос о том, как вообще объяснить всё многообразие видов. Ответ на этот вопрос ему не был вполне ясен, однако он охотно привёл мнение, согласно которому всё возрастающее многообразие форм обязано тому, что из немногих первичных видов возник ряд вторичных. Эти последние дали начало видам третьего порядка и так далее.

В конце XVIII века благодаря более детальному знакомству с фактическим материалом некоторые исследователи пришли к отрицанию «лестничного» расположения форм и к попыткам установления более сложных схем. Это было связано в первую очередь с развитием сравнительной анатомии, с исследованиями Вик д'Азира, Добантона, Блуменбаха и других учёных, которые подвергли сомнению непрерывность ряда от простейших до человека и развенчали наивные формы «лестницы существ». Ласепед, Батщ и другие писали о том, что тела природы не располагаются в единую линию, а соединяются самыми различными способами при помощи бесчисленных отношений.

Для изображения соотношения между организмами было предложено много способов: схема родословного древа, наметившаяся в самых общих чертах у Палласа и Дюшена, схема географической карты Линнея, схема сети Германа, Донати и Батша, схема параллельных рядов Вик д'Азира. Однако элементы «лестницы существ» продолжали обнаруживаться у многих авторов, так как факт постепенного повышения уровня организации живых существ был вне сомнения.

Одним из первых учёных естествоиспытателей, предложивших теорию эволюционного преобразования живых существ, стал великий французский учёный Жорж Луи Леклерк Бюффон.

Он родился в Момбаре близ Дижона в просвещённой дворянской семье. Его отец был чиновником, дед – судьёй, а прадед – врачом. Закончив обучение в иезуитском колледже в Дижоне, в 1728 году он поступил на юридический факультет Дижонского университета, однако вскоре перевёлся на медицинский факультет в Анжу. Обучение его продолжалось недолго. В 1730 году на дуэли он убил своего оппонента и, скрываясь от королевского правосудия, бежал в Нант, где познакомился с английским путешественником герцогом Кингстоном. В его свите Бюффон разъезжал по всей Европе. Во время путешествия он подружился с натуралистом Хикманом, также входившим в свиту герцога. Общение с ним определило дальнейшую судьбу Бюффона и его увлечение естественной историей.

Во время экспедиций молодого Бюффона впечатлили труды Ньютона, он даже пытался перевести на французский язык работу Ньютона «Флюксии». В 1732 году Бюффон узнал, что его отец повторно женился. Чтобы решить вопросы с наследством, он возвратился в Монобар и после раздела имущества приобрёл имение, в котором наладил образцовое хозяйство. Бюффон построил медеплавильный завод и занимался восстановлением лесов.

В 1733 году он опубликовал работу по математике и стал адъюнктом Французской Академии наук, а одной из его первых работ стала статья «О сохранении и восстановлении лесов».

В 1739 году Бюффон был назначен интендантом, а в 1748 – директором Королевского ботанического сада в Париже, основанного ещё в 1635 году. Благодаря его стараниям ботанический сад и находившийся при нём музей естественной истории превратились в образцовые научные учреждения. При нём существенно увеличилась территория ботанического сада. Бюффон скупал прилежащие участки и затем с выгодой для себя перепродавал их государству.

Но наибольшую известность ему принёс огромный труд – «Естественная история» в сорока четырёх томах. В этой энциклопедии нашли отражение не только собственные идеи Бюффона, которые зачастую радикально менялись, но и основные философские течения в науке и обществе.

В первых томах энциклопедии Бюффон, впечатлённый ньютоновской механикой и вдохновлённый философией Дени Дидро, вообще отрицал существование видов. По его теории, в природе существуют только индивидуумы. Он пытался привести в соответствие с законами физики Ньютона законы биологии, выбросив из неё то, что он называл «устаревшими абстракциями». Бюффон остро критиковал своего современника – шведского ботаника Карла Линнея. Линней был последователем эссенциолизма – философского учения, исходящего из того, что все элементы в природе, включая виды организмов, содержат в себе некую абсолютную и неизменную идею, определяющую их характеристики. Линней разработал свою систему классификации видов, которую Бюффон с презрением называл номенклатурой, поскольку Линней, по его мнению, ничем стоящим, кроме присвоения названий, не занимался. Справедливости ради стоит заметить, что Линней отвечал взаимностью на неприязнь Бюффона.

Он назвал в его честь одно из описанных им земноводных – жабу обыкновенную (Bufo bufo L.), видимо, считая, что сравнение оппонента с жабой нанесёт последнему оскорбление. Несмотря на резкое отрицание Бюффоном существования видов, в поздних томах энциклопедии неожиданно, без каких-либо объяснений со стороны автора, всё же появились виды. Бюффон не мог дальше отрицать удобство и наглядность «номенклатурной» классификации. В то же время учёный заложил основы сравнительной анатомии Он обнаружил удивительное сходство во внутреннем строении организмов и пришёл к выводу о существовании внутри каждого организма некого общего «стержня», вокруг которого происходит развитие эмбриона.

Так же, как и Аристотель, Бюффон предположил наличие в каждом организме внутреннего кода развития. В своем капитальном труде Бюффон, уделив большое внимание истории появления и развития Земли, стал одним из отцов - основателей исторической геологии.

Исходной предпосылкой космогонии Бюффона служит чисто материалистический взгляд на неразрывность материи и движения. Движение материи сказывается на притяжении и отталкивании атомов и молекул, из которых она сложена. Различные «силы»: теплота, свет, электричество – являются результатом движения материи. Вся вселенная, по мнению Бюффона, материальна и, будучи таковой, подвижна и изменчива. Бюффон утверждал, что планеты сложены их того же материала, что и Солнце. Они когда-то излучали свет, подобный свету Солнца, и, лишь постепенно остывая, стали тёмными. Так народилась и Земля, сиявшая когда-то звездой в небесах.

В своих трудах Бюффон установил семь долгих периодов в истории Земли. Первые четыре периода – это полоса подготовительная, своего рода предыстория Земли.

• Первый период ознаменовался нарождением Земли и других планет с их спутниками, которые отделились от Солнца благодаря падению на поверхность его какой-то кометы.

• Второй период сопровождался отделением от общей массы нашей планеты наиболее лёгких частиц – водяных паров воздуха, которые образовали первичную атмосферу, отброшенную далеко от огненно-жидкой поверхности Земли, сиявшей именно в эту пору яркой звездой не небосводе. Затем она постепенно оделась твёрдой оболочкой, образовав при этом множество «неровностей, возвышенностей и пещер». Так создались высочайшие горы Земли, Луны и других планет. Небезынтересно отметить следующую деталь: Бюффон показывал, что Земля, в конце концов, отвердела сплошь, что центральное ядро её представляло весьма плотную горячую, но твердую массу, что вулканические извержения происходят не потому, что глубоко в земле лежат расплавленные огненно-жидкие массы, а благодаря происходящим в ней химическим и эклектическим процессам, развивающимся под воздействием земного жара.

• Вслед за вторым периодом наступил третий, можно сказать, критический период в истории Земли: водяные пары, охладев, полились на неё потоками дождей, одевших Землю глубоким «всемирным океаном». «Есть множество несомненных фактов, ˗˗ говорит Бюффон, ˗˗ убеждающих нас в том, что обитаемая нами суша долго находилась под водой». Наглядным доказательством этому служит, по его мнению, тот факт, что сейчас повсюду в толщах земной коры, на различных высотах её мы находим ископаемые останки морских животных.

Описывая этот период, Бюффон очень обстоятельно говорит о роли воды в изменении рельефа Земли. Это изменение, как полагает учёный, началось ещё в ту пору, когда Земля была сплошь покрыта водами «всемирного океана». Океан разрушил часть подводных гор, заполнил продуктами их разрушения подводные долины и ущелья, местами выровнял наиболее глубокие подводные пропасти, способствуя этим возникновению мощных обломков её первозданных массивных пород. Это в основном правильное указание на геологическую роль морей в деле образования осадочных пород испорчено предположением, будто рельеф континентов был сформирован в основных чертах уже под водой «всемирного океана». Однако его размышления о деятельности наземных вод остались в силе и в настоящее время.

К числу факторов, постепенно изменивших рельеф Земли, Бюффон относит и подземный жар. Он не отрицает значения вулканических извержений, но решительно отвергает идею катастрофических переворотов, якобы внезапно охвативших едва ли не весь земной шар. Он являлся убеждённым сторонником учения о постепенных переменах, возникающих на Земле под влиянием действующих на протяжении веков и тысячелетий факторов.

«Нас не должны занимать причины, действующие редко, внезапно и бурно, они не составляют обычного хода природы. Нас интересуют явления, имеющие место каждый день, изменения, следующие друг за другом и возобновляющиеся непрерывно, действия постоянные и неизменно повторяющиеся»,

˗˗ писал Бюффон. Эти постоянно повторяющиеся и непрерывно возобновляющиеся действия и были, по Бюффону, подлинными причинами тех грандиозных перемен, благодаря которым

«море постепенно занимало место суши и покидало собственное место», а «поверхность земли, представляющаяся нам чем-то исключительно прочным, стала, как и всё остальное в природе, предметом вечных перемен».

• Четвёртый период был периодом понижения уровня «всемирного океана», а стало быть, нарождения суши, выдвинувшейся из-под воды. «Теперь, ˗˗ говорит Бюффон, ˗˗ поверхность земного шара представляла собой один континент среди моря, который постепенно «расползся» на несколько частей». По Бюффону, такое расслоение первобытного континента произошло в шестой период Земли, то есть уже после того, как на ней появились и расплодились животные и растения, происхождение которых он относит к пятому периоду. Установленная Бюффоном последовательность в происхождении жизни и отдельных материков позволяла ему сравнительно легко объяснить ряд биогеографических и палеонтологических фактов.

В последний, седьмой, из периодов истории Земли появился человек. В этой части своего труда, помимо всего прочего, Бюффон попытался экспериментально определить возраст Земли и время возникновения жизни. Для этого он нагрел большой медный шар и наблюдал за его остыванием, а потом экстраполировал эти данные на объём Земли. На основании этого эксперимента он вычислил, что возраст Земли составляет семьдесят пять тысяч лет, а жизнь возникла двадцать тысяч лет назад. В настоящее время эти цифры выглядят наивно, но для современников они были шокирующими, ведь, согласно Библии, акт Творения произошёл всего пять тысяч лет назад.

Второй из научных проблем, занимавшей французского натуралиста, была проблема происхождения жизни, которую он свёл к вопросу о качественной разнице между мёртвым и живым.

«Вещество, из которого состоят организмы, существенно отличается от материала неорганических тел, ˗˗ говорил Бюффон. ˗˗ И инфузория, и человек, и плесневый грибок, и дуб сложены из особых невидимых частиц…». Эти частицы он называл органическими молекулами, входящими в состав тел «мёртвой природы».

Всюду во вселенной, где имеются хотя бы только признаки жизни, рассеяны мириады органических молекул. Разбирая коллекции чучел животных, привезённых путешественниками со всего мира, Бюффон заметил сходство между организмами, живущими в одинаковых климатических условиях. Он предположил, что именно климат оказывает влияние на виды, заставляя их изменяться сходным образом. Бюффон и многие другие его современники так объясняли разнообразие домашних животных: животные приспосабливались к изменившимся условиям существования.

Бюффон не только сторонник единства живой природы. В этом единстве он усматривал доказательство единства плана в строении живых существ.

«Этот план, ˗˗ заявил он, ˗˗ всегда один и тот же, несмотря на множество модификаций, которые мы наблюдаем, переходя от человека к обезьянам, от обезьян к млекопитающим и дальше ˗˗ к птицам, пресмыкающимся, рыбам, насекомым, даже растениям». «Конечно, ˗˗ продолжал учёный, ˗˗ каждая из этих больших групп отличается своими специфическими особенностями, отвечающими их модусу жизни, но в этом многообразии есть некое единообразие: все питаются, растут, размножаются, обладая для этого различными органами, осуществляющими общие для всех организмов функции».

Единством плана, по мнению Бюффона, объясняется и существование переходных, промежуточных форм. Между этими с виду обособленными группами имеются связующие звенья. Эти в основном правильные соображения о единстве живой природы, о существовании промежуточных форм и о наличии организмов различных ступеней сложности обычно иллюстрируются примерами, которые в настоящее время не могут не вызвать улыбки у читателя. Так, пингвин, по Бюффону, является как бы переходной формой от рыбы к птице; тюлень оказывается промежуточным звеном от наземного четвероногого к китам; летучая мышь связывает млекопитающее с птицей; броненосец – в некотором роде переходное звено от млекопитающих к черепахе. Приведено много других, столь же малоубедительных примеров, свидетельствующих, прежде всего, о некоторой беззаботности Бюффона по части классификации. Признание внутреннего единства животного мира и изменчивости видов не могло не привести учёного к заключению, что виды животных произошли от общего предка.

Помимо попыток Бюффона теоретически определить возраст Земли, этот труд содержит первые предположения о возможности трансформации видов, то есть превращения одних видов в другие. Основной причиной трансформации видов Бюффон считал прямое воздействие климата и пищи. Однако его представления о механизмах трансформации крайне наивны. Так, обсуждая вопрос о влиянии пищи, он пишет:

«Олень, обитающий в лесах и питающийся, так сказать, деревьями, носит на голове подобие растений, которые есть не что иное, как остаток сей пищи. Бобр, живущий в воде и питающийся рыбой, имеет хвост, покрытый чешуей. Следовательно, можно предположить, что если животным всегда давать одинаковую пищу, то в короткое время они примут некоторые качества этой пищи. А если всегда продолжать давать им одинаковый корм, то усвоение питательных частиц приведёт к изменению облика животного».

Не менее наивно выглядит и объяснение влияния климата:

«В Америке, где жара не столь велика, где воздух и почва прохладнее, чем в Африке на той же широте, тигр, лев и барс не имеют ничего страшного, кроме названия. Не они беспредельные властелины лесов, а животные, обычно скрывающиеся от взора людей… Под кротчайшим благорастворением воздуха они тоже сделались кроткими. Что было в них излишнего, стало умеренным, и через перемену, которую они испытали, сделались они согласными в нравах в населяемой ими стране».

Эти исследования были встречены в штыки как церковью, так и большинством учёных. В результате многочисленных нападок Бюффон был вынужден в 1751 году публично отречься от своих взглядов в Сорбонском университете. Текст его отречения звучал так:

«Я объявляю, что не имел никакого намерения противоречить тексту Священного Писания, что я самым твёрдым образом верую во всё то, что говорится в Библии о сотворении мира в отношении времени и самого факта. Я отказываюсь от всего, что сказано в моей книге относительно образования Земли, и вообще от всего, что может показаться противоречащим рассказу Моисея».

Трагическое «отречение» Бюффона встало в один ряд с такими трагедиями истории науки, как сожжение Джордано Бруно, Мигеля Сервета и отречением Галилея. Впрочем, это не помешало ему в 1769 году всё-таки опубликовать второе издание своего труда под названием «Эпохи природы».

Теория Бюффона, получившая название теории трансформизма, ещё не была подлинно эволюционной теорией.

• Во-первых, он предполагал, что существующее многообразие живых существ возникло из немногих, уже высокоорганизованных видов.

• А во-вторых, рассматривал процесс трансформации видов не как прогресс, а как вырождение (дегенерацию).

Представление о дегенерации или регрессе является центральным в эволюционных идеях Бюффона. Поскольку Бог сотворил совершенный мир, любые изменения возможны только в сторону ухудшения. Великолепными примерами были осёл и обезьяна, которые произошли, соответственно, в результате деградации лошади и человека. Совершенно очевидно, что это не пошло им на пользу. Эволюция, по Бюффону, представляла собой вырождение. Несмотря на ошибочность взглядов, тем не менее, сама идея Бюффона об изменяемости видов постепенно, благодаря необычайно высокой популярности «Естественной истории», стала популярной и привела к созданию эволюционной теории – дому, который построил Чарльз.

Автор сообщества Фанерозой: врач Артемий Липилин