«Тема, который мы занимаемся, — достаточно наукоёмкая, поэтому её действительно мало кто понимает. Эта вещь не consumer-oriented, это больше enterprise, и даже в этой области она довольно наукоёмкая», — говорит Никита Иванов, сооснователь и технический директор российско-американской компании GridGain. Действительно, в крупные СМИ компания попадает, только если Герман Греф жёстко критикует IT-систему «Сбербанка» и обещает перестроить всё с нуля — вместе с GridGain.
Простыми словами компания занимается вот чем. Сейчас есть большие объёмы данных — десятки и сотни террабайт, и в таком большом объёме данных сложно искать или совершать расчёты. «Лет десять-пятнадцать назад такая проблема возникала очень редко, потому что объёмов данных таких не было у больших компаний — разве что в сфере газа и нефти. Обычно данные обрабатывались overnight, и наутро всё уже было готово», — говорит Иванов. Потребность обрабатывать данные в реальном времени возникла в последние пять-семь лет — сейчас практически любой бизнес крутится вокруг данных, считает он. Больше всего тормозит обработку данных обращение к внешним накопителям, так возникла идея хранить данные прямо в памяти. Именно это и делает GridGain — in-memory computing.
Когда мы начинали, вопросов, что именно делать не возникало. Был вопрос — как быстро у нас получится это сделать
Первую строчку кода для этого проекта я написал в 2005 году. В 2007 году вышла первая версия. В 2010 году мы получили первые инвестиции. На самом деле in-memory computing существует уже лет 25. Но в девяностых годах она применялась только на Уолл-Стрит и до сих пор является одной из самых востребованных технологий там. Но это было дорого, процессоры были маленькие, что порождало много технологических проблем. Когда мы начинали, вопросов, что именно делать не возникало. Был вопрос — как быстро у нас получится это сделать. На тот момент было всего два-три проекта таких, как наш. Поэтому сказать, что мы предугадали тренд, было бы немного пафосно, просто мы были первым проектом, который реально сел на это и занимался только этим.
Компания подняла уже три раунда финансирования и собирается поднимать ещё. Сколько — Иванов не говорит: «Как и любая растущая компания, мы сейчас больше заинтересованы не в том, чтобы быть прибыльными, а в том, чтобы вкладываться в развитие». Долгосрочная перспектива — выйти на IPO или продаться более крупной компании — пока под вопросом. Иванов ставит горизонт в три-четыре года, чтобы окончательно решить, что именно ждёт компанию. Никакие финансовые показатели компания не раскрывает, но, хвастается Иванов, в 2015 году им удалось удвоить продажи, при этом не увеличив число сотрудников.
Последние три года мы удваиваем наши продажи каждый год, и надеюсь, что 2016 будет таким же
Статистически IPO становится менее привлекателен для таких компаний, как мы. Когда ты становишься публичной компанией, ты теряешь независимость. Ты вынужден делать кучу отчётности, у тебя есть куча регуляторов, это очень сложный бизнес по деньгам. Очень много компаний в Америке не хотят выходить в паблик. Они думают: «Зачем нам выходить на public market, если мы те же самые деньги можем привлечь на private market и иметь гораздо меньше геморроя и препон?».
Кому и зачем нужен open source
Наш проект был open-source с первого дня, у нас менялась лицензия. Изначально мы работали по AGPL лицензии, в какое-то время мы перешли на Apache License. После мы подумали: «Раз уж мы столько работаем по Apache License, почему бы нам не перейти в Apache Software Foundation?». Мне кажется, что модель open source наконец стала mature. Мы работаем по модели open code. Для enterprise мы продаём базовую версию с определёнными кастомными features, плюс мы предоставляем support и maintenance.
Иванов охотно говорит про разные бизнес-модели open-source, про перспективы, про любовь государственных структур к открытому ПО, но добавляет: «Вообще, в open source гораздо больше проблем, чем плюсов». Правда, потом сразу же отмечает, что есть и очень большое преимущество — здоровое community из разных компаний. «Когда большие компании смотрят на маленькие стартапы, open-source версия зачастую является решающим преимуществом. Допустим, если бы у нас был проприетарный софт, крупные компании типа „Сбербанка“, Microsoft, Apple, Sony, с которыми мы сотрудничаем, не стали бы выбирать нас. Потому что, когда ты сотрудничаешь со стартапом, который предоставляет проприетарное решение, всегда есть риск, что компания закроется и поддержка продукта прекратится. С open-source софтом такого риска нет — всегда останется community, которое будет поддерживать софт».
В семидесятых-восьмидесятых годах, когда понятия open source ещё не было, крупные компании никогда не работали с маленькими. Open source нивелирует эти риски. Если мы завтра закроемся, то это никак не повлияет на наших customers в долгосрочной перспективе
Иванов следит и за рынком СУБД, знает о борьбе Postgres Professional за российских клиентов Oracle. Он не выступает в защиту Oracle, но замечает, что гораздо проще расти с нуля — что, в общем и целом, как раз и делает PostgreSQL. «У нас в Долине эта волна уже была лет семь назад. Была такая компания EnterpriseDB, которая продвигала PostgreSQL для корпоративных решений здесь в США. Ничего из этого не вышло, к сожалению», — добавляет он. В итоге, считает Иванов, доля Oracle может упасть с условных 100% до 70% — это будет та точка, на которой борьба и остановится.
Иванов не думает, что когда-либо открытое ПО вытеснит проприетарное: «Я выскажу крамольную мысль, со мной наверняка не все согласятся: проприетарный софт обычно гораздо более качественный. Большинство open-source проектов — это Wild West: совершенно хаотичная группа людей с абсолютно разным experience, броуновское движение. Только если проект безумно популярный — он привлекает критическую массу качественных специалистов, но это происходит безумно редко».
Open source работает только на очень маленьком узком сегменте, на инфраструктурном уровне — вспомни вещи, которые популярны. В open source очень невелико количество e-mail-клиентов, графических редакторов, игр
GridGain — это такой российский софт
Я не привязываюсь так — Россия или не Россия. Но Россию я понимаю лучше, люди здесь нам ближе, чем индусы или китайцы
Иванов подчёркивает, что по большей части его компания американская, юрлицо — в Делавере, как у всех. Но в Санк-Петербурге есть офис разработки, есть небольшой офис в Москве, и в целом российский рынок интересен.
Клиентов мы видим. Мы общаемся с десяткой топовых банков — «Альфа», ВТБ24, со всеми без исключения телекомами, с нефтегазовыми компаниями. Естественно в России есть деньги. К счастью здесь стали появляться ниши, где можно применить наши технологии. Раньше такого не было — мы не раз пытались выйти в Россию, например, лет пять назад, и такого понимания, что мы нужны, не было.
Компания сейчас работает над тем, чтобы внести своё решение в реестр отечественного ПО, курируемый Минкомсвязью. «Так работают в России государственные компании, нужно внести своё обеспечение в реестр. Окей — мы вносим», — говорит Иванов, объясняя, что в каждой стране есть своя специфика.
У нас есть юристы, которые сейчас этим занимаются, и у нас есть юрлицо в России. Естественно, мы не сможем внести в реестр enterprise версию, потому что она принадлежит американской компании. Но есть open-source версия, которая нам не принадлежит, а принадлежит НКО Apache Software Foundation. Нужно смотреть на российское законодательство, чтобы понять, как это правильно сделать. Возможно, мы сделаем некую professional версию. Варианты есть.
Мне кстати тут недавно говорили, что нас запустили на „Эльбрусе“ — это такой российский процессор
Работа с государственными организациями отличается от страны к стране — по его мнению, в США всё более открыто и их технологиями уже пользуются десятки государственных организаций, в том числе военных: «Они прекрасно используют open-source проекты. Их, кстати, совсем не смущает, что разработчики из России». Open source в государственных и военных проектах — очень хорошая вещь, потому что легко снимает вопросы типа «А кто это делает?», «Как оно работает?» — всё можно посмотреть, рассуждает он.
Сергей Белоусов, Acronis — Roem.ru: «Мне не бывает жалко, я занимаюсь Acronis»
Хорошо, когда есть Греф
Сбербанк находится на том же уровне сложности, инертности и бюрократичности, что и многие крупные банки — не хуже, не лучше. Что уже хорошо
Иванов постоянно называет «Сбербанк» уникальной компанией. Насколько их IT-система устарела, он не берётся судить: «Я не думаю, что их нынешняя система с чем-то не справляется. На самом деле Сбербанк — это ведущий банк России по всем показателям, включая IT, удобство и так далее». Он думает, что Греф скорее говорил о будущем — чем станет «Сбербанк» через десять лет, какие новые направления бизнеса хочет открыть, что изменить.
Разница между американскими и российскими компаниями есть. К сожалению, большинство решений в российских компаниях принимаются очень высоко наверху. Мы общались с Грефом, и он лично принимал какие-то решения. Мы работали с Barclay's — один из крупнейших банков в Европе. И там все вопросы решались на гораздо более низком уровне, что правильно — это гораздо более гибкая схема. У нас все проблемы сходятся наверх, и хорошо если Греф наверху. А если Грефа нет?
