Люди парадоксальным — хотя, на самом деле, нет — образом любят бояться. Нас привлекает то, что нас пугает. На этом выстроена значительная часть мировой культуры в её крайне разнообразных формах. Неудивительно, что охвативший наш мир в годы Холодной войны глубокий страх перед ядерной войной породил яркие фантазии о том, как она будет выглядеть — и особенно о том, что будет после.
Идея катастрофического крушения мира и даже самого мироздания привлекала воображение людей с древности. Впрочем, наиболее древние мифы такого рода, которые дошли до наших дней, описывали в качестве постапокалиптического как раз уже существующий для их современников мир. Шумерский миф о всемирном потопе, из которого позже выросли и вавилонская, и библейская версия, звучит скорее иронично, чем жутко. Мы знаем о нём из ряда найденных археологами глиняных табличек с клинописью II тысячелетия до нашей эры, но создан он был как минимум несколькими веками ранее. И, как мы покажем дальше, не без оснований.
Ноев ковчег в жанре «Страдающего Средневековья»
В начале повествования богиня-мать Нинхурсаг долго и упорно пыталась заставить охотников и собирателей совершить наконец неолитическую революцию и осесть на землю с посевами, стадами и пивом — предположительно одним из важных драйверов раннего земледелия в Плодородном полумесяце. После ряда неудачных экспериментов это удалось, люди осели и даже создали первые города Шумера… но, вот незадача, шум городов стал сильно бесить богов. Да-да, никаких грехов и воздаяния — просто шумерские боги злились на человеков примерно так, как умученные буднями взрослые реагируют на вопли поддатых подростков под ночными окнами.
«Сложно описывать происходящее, но в целом у нас всё неплохо»
В итоге грозный бог-бык ветра и бурь Энлиль настолько утомился вот этим вот всем, что решил смыть шумных человеков к лешему. Однако люди были творениями хтонического бога-трикстера и прогрессора Энки, который в компании своей жены, той самой Нинхурсаг, буквально слепил из глины человеков для копания каналов и терраформирования, ибо богам самим в какой-то момент стало влом прокладывать реки и лепить горы самим. Причём слепили Нинхурсаг и Энки людей буквально по пьяни, крепко перебрав пива, поэтому человеки получились не совершенными, а какие есть.
Немного рептилоидный рыбообразный Энки принимает меры
Энки решил, что без успевших полюбиться ему подопечных будет слишком скучно, а мрачного старшего брата неплохо бы побесить — и рассказал о планах громовержца Зиусудре, правителю города Шуруппака. Зиусидра строит большую тростниковую лодку, трамбует туда домочадцев и «каждой твари по паре», после чего грандиозный потоп смывает всю раннешумерскую цивилизацию. Ну а Зиусидра с экипажем и пассажирами выживает и возрождает всё ещё круче прежнего. К тому времени Энлиль и другие боги несколько выдохнули, признали, что с человеками всё же интереснее, и Зиусидру на радостях даже взяли живым на остров блаженных Дильмун (ныне известный как Бахрейн).
Зиусидра на тростниковом ковчеге, шумерская табличка
Что интересно, потоп Зиусидры, судя по всему, был вполне реальным. К району 2900 годов до нашей эры археологически относится эпический, толщиной в 2,5 м слой наносной глины, который прослеживается под царскими гробницами Ура и во многих других местах. Похоже, примерно в это время — к которому царские списки шумеров относят правление Зиусидры — прото-города прото-шумерской цивилизации действительно были буквально смыты меганаводнением в долинах Тигра и Евфрата. Что послужило причиной — неясно, может быть, неудачное стечение погодно-климатических обстоятельств, а может и падение примерно в это же время в Индийский океан астероида, оставившего 30-километровый подводный кратер Бёркл (Burckle Crater). Ну а города классической шумерской цивилизации были основаны выжившими как раз вскоре после этого события.
Отрисовка ещё одной таблички с изображением Зиусидрова ковчега
В общем, уже самые ранние литературно-исторические тексты человеческой истории буквально описывали выживание в условиях глобальной — по меркам не слишком обширной ойкумены древних людей — катастрофы. Описаниями катастроф пестрят и более поздние тексты и сказания: у евреев Б-г снёс за чрезмерную сексуальную буйность Содом и Гоморру, а затем учинил египтянам 12 казней; у греков грандиозная катастрофа отправила на дно морское грозную Атлантиду. Есть подозрения, что и эти события имеют реальный прототип в виде эпического по масштабам взрыва вулкана Санторин в Эгейском море в XVII/XVI веке до нашей эры, сравнимого по последствиям с локальной ядерной войной, а по спецэффектам и поражающим факторам местами её и превосходящем. В общем, впечатлений и источников вдохновения нашим предкам хватало.
Выпадение пепла от взрыва вулкана Санторин
Однако концепции мегакатастрофы в будущем, которая то ли может быть, то ли будет обязательно, долгое время в условно-западной культуре не существовало — индийские представления о смене кальп и Кали-юге мы тут рассматривать не будем, у них там своя атмосфера. Она стала оформляться к концу I тысячелетия до нашей эры — и вновь под влиянием совершенно реальных исторических событий. Дело в том, что возрождённая персидскими Ахеменидами и подтверждённая Александром Македонским в III веке до нашей эры еврейская государственная автономия испытывала массу очень печальных с точки зрения ортодоксального иудейского вероучения проблем.
Реконструкция облика Второго храма, восстановленного во времена империи Ахеменидов
Страна находилась под властью эллинистической династии Селевкидов. Традиционные ценности и духовные скрепы буквально рассыпались под натиском очень привлекательной эллинистической культуры: обсуждать моднейшие философские тренды и ходить в гимнасий на гачи-тренировки нравилось многим евреям-горожанам и представителям элит гораздо больше, чем молиться, кашрутиться и слушать радио «Второй Храм». Однако традиционалисты, имевшие большое влияние на крестьянство, очень с этого бомбили, а Селевкиды и эллинизированные элитарии умудрились сунуть что-то необрезанное в осиное гнездо, попытавшись превратить иерусалимский Храм в место поклонения Зевсу Олимпийскому.
Случилось восстание Маккавеев, и, если очень вкратце, волна джихада праведного гнева смела и селевкидскую администрацию, и многих «вероотступников». Однако в борьбе с Селевкидами еврейскому руководству пришлось обратиться за помощью к Риму… и через некоторое время оказалось, что римляне уже тут, всерьёз, надолго и к местным религиозным радикалам они относятся даже хуже, чем селевкидские греки. Попутно потомки вождей восстания как-то довольно быстро сами преисполнились античной культуры — и тоже обнаружили, что пить вино с гетерами и осваивать бюджеты в продуктивном взаимодействии с римскими властями как-то веселее, чем строго соблюдать бесчисленные запреты и ограничения Танаха.
Иерусалим в римскую эпоху
Радикалы не раз и не два поднимали восстания и бунты разного размаха, вели неограниченную партизанскую войну силами совершенно отбитых фанатиков-сикариев, но раз за разом были методично перемалываемы римской военной машиной на пике её мощи. Неудачи повстанцев были очевидны, но власть римлян и своих «вероотступников» всё равно бесила их до крайности. Именно в этой ситуации стали пользоваться популярностью всё более радикальные и эпические пророчества о том, как мы в очередной раз героически восстанем, нас опять побьют, но в последний момент явится воинство небесное и устроит сплошной экстерминатус этому гадкому и неправильному миру. Ну а истинно верующим, сиречь непримиримым радикалам, дадут кучу плюшек, пятьсот эскимо и жизнь вечную в обновлённом мире.
В реальности всё окончилось катастрофическим падением захваченного радикалами Иерусалима под натиском римских легионов и разрушение Второго Храма
Сию концепцию подхватило и развило в ещё более масштабной форме возникшее как раз в те годы среди всех этих пертурбаций юное христианство. Книга Апокалипсиса от Иоанна Богослова развернул картины грядущего мирового катаклизма до немыслимых ранее масштабов краха и обновления всего мироздания. Подробно описанная гибель мира сочетала все известные ранее формы суперкатастроф от всемирного потопа до казней египетских и римских карательных операций с эпическими образами демонических кайдзю: один пресловутый Зверь из Моря заставил бы икнуть и нервно закурить если не Ктулху, то Годзиллу уж точно.
Персонажи Апокалипсиса в буквальном описании лишь немногим уступают в психолделичности пресловутым библейски достоверным ангелам
Популярность книги Апокалипсиса усилилась и закрепилась на фоне очередных вполне исторических катастроф: Римская империя и весь старый античный мир медленно и мучительно умирал под ударами переселений народов, эпидемий, краха имперской торговой и налоговой системы. Численность населения Европы и Средиземноморья трагически просела, прекрасные города разорялись, сжигались и обращались в развалины, в которых неграмотные варвары пасли коз. В этих условиях начала описанного Иоанном Богословом катаклизма ждали буквально со дня на день, причём не только и не столько как чего-то страшного, сколько как избавления от «вот этого вот всего».
Так продолжалось веками. В результате образ Апокалипсиса оказался буквально вшит в развившуюся на руинах старого мира европейскую цивилизацию. При этом у германских народов он ещё и отчасти смешался с представлениями о Рагнарёке, финальной битве богов, в результате которой миру и большей части человечества точно так же придёт трындец. По другой версии, Рагнарёк — довольное позднее представление, возникшее у скандинавов уже под многовековым влиянием христианства. В Средневековье Апокалипсис со Страшным Судом ждали исправно и всерьёз, но шли века, конца света никак не происходило, зато попутно понемногу вновь раскочегарился научно-технический прогресс. Где-то с Ренессанса в образованных кругах верить в скорый и неизбежный конец света становилось всё более неприличным, достойным лишь дремучих селян или фанатичных монахов.
Однако в конце XVIII века, в котором просвещенческий позитивизм и вера в прогресс и рацио достигли пика, случилась Французская революция. Поначалу её приветствовала вся прогрессивная общественность Европы и Америки — но торжество свободы, равенства и братства вскоре обернулось ужасами гражданской войны, массовых репрессий и якобинского террора, а затем и появлением на месте юной республики супервоинственной империи Наполеона Бонапарта. Нам сейчас трудно представить, каким крахом картины мира это стало для очень многих образованных людей того времени.
Во многом именно под впечатлением от жестоких побочных последствий революции во Франции на смену Просвещению в культуре пришла эпоха романтизма — с её обращением к мрачным сторонам мироздания, к страшному и необычному, к страстям и эмоциям в экстремальных условиях. А какие условия могут быть более экстремальными, чем гибель человечества?
Уже в 1805 году французский писатель Жан-Батист де Гренвиль опубликовал роман Le Dernier Homme, «Последний человек». Глубоко травмированный Французской революцией бывший священник и преподаватель, чудом выживший в годы якобинского террора, был очень впечатлён мистической поэмой Мильтона «Потерянный Рай» — и решил написать что-то ещё более мрачное и эпичное. Взгляды автора и источник его вдохновения обусловили то, что, в отличие от большинства последующих работ в этом жанре, «Последний человек» глубоко мистичен и религиозен, хотя и весьма неортодоксален.
Сюжет происходит в некоем отдалённом будущем, когда всё живое на Земле, включая людей, загадочным образом перестаёт размножаться, и даже Солнце греет всё слабее. Последний плодовитый мужчина по имени Омегар отправляется на дирижабле в Бразилию, где живёт последняя способная рожать женщина по имени Сидерия. Вокруг их возможного союза ведётся тайная борьба божественных сил: воплощённый в человека дух умирающей Земли Ормузд пытается способствовать появлению у них потомства для перезапуска мировой истории, тогда как вернувшийся из многотысячелетнего заключения на волшебном острове Адам стремится этому помешать: ему было откровение, что результатом союза Омегара и Сидерии станет некая невероятно чудовищная раса, которая превзойдёт во зле все прегрешения былого человечества.
Попутно Ормузд как последний деятельный правитель людей пытается спасти биосферу и иными методами — к примеру, создавая огромные искусственные дамбы на реках в надежде пробудить плодородие почвы. Всё тщетно, божественный замысел предполагает, что срок жизни человечества подошёл к концу. Омегар и Сидерия встречаются в последнем утопическом городе людей в Бразилии, но в кульминационный момент их находит Адам и живописует ужасы, которые хуже смерти расы людей. Все страдают, затем происходит конец света, все ещё и умирают, но иначе было бы сплошное пробуждение Ктулху с прорывом Азатота. Вот такой вот хэппи-энд, автор, дописав сие, буквально пошёл и роскомнадзорнулся в Сомме во время бури, не дождавшись публикации. Но книга стала хитом и во Франции, и в Англии 1810-х годов.
Как считается, под влиянием холодной погодной аномалии 1816 года («год без лета» с явно потемневшим небом вследствие взрыва вулкана в Южной Америке), романа де Гренвиля и возникшего под впечатлением от него кошмарного сна Байрон в 1816 году написал стихотворение «Тьма», шокировавшее многих современников. В нём картины гибели человечества из-за погасшего Солнца выглядели уже не возвышенно и библейски обоснованно, а мрачно и ужасающе. В попытках согреться на летящей в чёрном космосе остывающей планете люди сжигают всё, что может гореть, сходят с ума от ужаса и голода и начинают пожирать всё живое и друг друга, пока на погрузившемся в вечную тьму ледяном шаре не прекращаются все намёки на жизнь и движение.
Поскольку потемневшее в реальности от вулканического пепла в атмосфере Солнце действительно вызывало подозрения, что оно собирается погаснуть, мрачное пророчество Байрона вселило страх во многие сердца. К тому же, в отличие от библейских представлений, отразившихся и у де Гренвиля, о том, что за концом света придёт царство света для праведников, Байрон предельно мрачен: после смерти Земли и человечества настанет не царствие небесное, а ледяная пустота во тьме бездушного космоса. Почти Лавкрафт за век до него.
Мэри Шелли, создательница «Франкенштейна», мать научной фантастики и подруга Байрона, в 1826 году опубликовала первый в истории художественное произведение с элементами постапокалиптики: фантастический роман с таким же названием, как де Гренвиля: «Последний человек», The Last Man. Здесь уже не будет места мистике и божественным силам, только агнст и безысходность — пусть и не настолько концентрированные, как у Байрона. События в нём разворачивались с 2073 по 2100 годы, которые, правда, технически и социально не слишком отличались от современного автору начала XIX столетия. Юный аристократ Лайонель, воспитывавшийся при британской королевской семье, по ходу сюжета участвует в массе политических интриг и любовных переживаний, и однажды попадает в ряды греческой армии, пытающейся отбить у османов Константинополь.
В ходе осады в городе начинается вспышка загадочной чумы, гораздо более смертоносной, чем Чёрная смерть середины XIV века. Персонажи-британцы бегут к себе на остров и в ужасе наблюдают, как страшная пандемия выкашивает население сначала континентальной Европы, а затем и Азии, Африки и Америк. Попутно солнце чернеет, приходят аномально холодные зимы, а прибрежные города почти по лавкрафтовски пожираются наступающими водами океана. Несмотря на все предосторожности, болезнь попадает и в Британию. Попытки международного сообщества остановить болезнь проваливаются, как и старания учёных найти лекарство.
Главные герои пытаются выживать среди ледяного хаоса и пробиться на всё ещё более тёплый юг Европы, отбиваясь от банд понаплывших американских рейдеров пустошей (буквально) и религиозных фанатиков, в процессе поочерёдно погибая и умирая от лишений. В конечном итоге постаревший Лайонель, оказавшийся одним из очень немногих иммунных к болезни человеческих существ, остаётся в одиночестве среди полностью вымершего Рима в компании собаки, и решает написать хронику глобальной катастрофы на случай, если кто-то ещё сумел выжить.
В отличие от мистического, возвышенного и тем более привычного тогдашней аудитории романа де Гревиля, и критика, и читатели 1820-х годов роман в жанре жёсткого реалистичного постапока не оценили. Его называли самым неудачным из романов Мэри Шелли, ругали за чрезмерную жестокость и мрачность образов гибнущего человечества, и даже называли автора сумасшедшей. Его практически не переиздавали, кроме пиратского издания в США 1833 года — и до 1965 года «Последний человек» оставался полулегендарной библиографической редкостью. Только в 1960-е годы, когда тема возможного гибели человечества оказалась трагически актуальной и реалистичной, его открыли и напечатали вновь. Ну а в 2020 году на волне пандемии COVID-19 многие и вовсе назвали его почти пророческим, и вторым по важности романом Шелли после «Франкенштейна».
Довольно необычный рассказ о гибели человечества написал в 1839 году американский романтик Эдгар Алан По. В малоизвестном «Разговоре Эйроса и Хармионы» две души в посмертии или новом воплощении обсуждают, как это человечество умудрилось кончиться. Оказалось, что к Земле подлетела огромная комета и сдула из атмосферы весь азот. Ну а резкое повышение доли оставшегося в воздухе кислорода привело к жуткой гибели всего живого в апокалиптическом пожаре.
Эпизодические, но не слишком популярные и не формировавшие жанра произведения с апокалиптическими сюжетами периодически появлялись вплоть до эпохи развитого паропанка в конце XIX века, когда данный в ощущениях мир стал казаться многим из образованных кругов каким-то унылым, устаревшим и требующим коренной перестройки. Кто-то уповал на мировую коммунистическую революцию, кто-то на духовное обновление человечества, кто-то на прорывы научно-технического прогресса или даже «очистительную войну» — но ожидание каких-то грандиозных событий, которые перевернут весь мир, буквально витало в воздухе на рубеже XIX и ХХ веков. На этой волне тема постапока становилась всё более заметной и выраженной в литературе.
Так, в 1885 году британский писатель Ричард Джеффрис опубликовал дилогию «После Лондона». Она описывала Англию и окрестности Лондона после неназванной катастрофы, которая привела к гибели большей части населения и превращению промышленного мегаполиса в мёртвый город с ядовитыми болотами. Выжившие расселились в сельской местности, забыли о высоких технологиях и разбились на самоуправляемые общины, периодически ходившие друг на друга в набеги. При этом, несмотря на жестокость описанного общества, автор не скрывает умиления от «восстановления настоящей английской природы» вместо этого вашего промышленного ландшафта.
Десятью годами позже Герберт Уэллс опубликовал один из основных своих романов, «Машину времени» 1895 года. Там описано общество 800 000-х годов, где люди разделились на два вида: прекрасных, но одичавших и ни черта не умеющих эльфообразных элоев и морлоков, орковидных пролетариев-каннибалов. Побегав от последних, путешественник отправляется дальше во времени на миллиарды лет, где наблюдает, как под превращающимся в выгорающий красный гигант Солнцем окончательно одичавшие потомки людей размером с обезьянок становятся пищей для гигантских многоножек. Прыжок ещё дальше приводит его в безжизненный выжженный мир, который уже готово пожрать продолжающее расширяться умирающее светило.
В 1901 году вышел роман Мэтью Фипса Шила «Пурпурное облако», который высоко оценили и Герберт Уэллс, и Лавкрафт. Если не знать об авторстве, вполне можно принять его сюжет за что-то из лавкрафтианы. Экспедиция полярников следует на судне «Бореал» на Северный Полюс — и перед ней рассказчик Адам Джеффсон слышит от безумного проповедника, что такие путешествия в сердце льдов не угодны высшим силам. По пути они видят всё более странные аномалии и чёрные скалы с загадочными древними письменами, а затем на небе над полюсом проявляется зловещее пурпурное облако, расплывающееся по всему небосводу.
Все коллеги Адама погибают, но он оказывается в состоянии управлять новейшим автоматизированным судном один, и ведёт его обратно на юг. По пути он видит всё больше следов глобальной катастрофы, набитые трупами суда и корабли, вымершие портовые города. Лондон, Париж и другие столицы оказываются завалены трупами со следами безумия и уличных боёв. Адам понимает, что остался последним живым человеком, начинает отъезжать кукухой, и то жжёт древние памятники, то пытается построить себе золотой мегатрон. Наконец, он находит в Стамбуле живую женщину с не менее сорванной крышей, и двое героев собираются положить начало новому человечеству just for lulz.
К этому периоду истории также относится рассказ Жюля Верна «Вечный Адам», опубликованный в 1906 году под редакцией его сына Мишеля. Главным героем был доктор-зартог Софр-Ай-Шр из Базидры, столицы Арс-Итен-Шу — Империи Четырёх Морей. Он пытался найти в истории своего мира рецепты для преодоления сепаратистских тенденций в империи: на фоне ускорившегося научно-технического прогресса и индустриализации некогда единый административно-бюрократический механизм сословного государства подтачивали возникшие национальные движения, точно так же, как в нашем мире в XIX-XX веках.
Ещё доктор Софр не мог понять археологической аномалии: на всём протяжении материка, на котором располагалась империя, присутствовал толстый слой осадочных пород морского происхождения 40-тысячелетней давности, в котором находилось аномальное количество человеческих останков. Выше этого слоя до определённого момента человеческих останков становилось резко меньше, а характер останков указывал на деградацию. Лишь с определённой отметки порядка 20 тысяч лет археологические данные указывали на новую волну прогресса человечества как вида, а затем и человеческой цивилизации. Точно так же, как ниже странного осадочного слоя, под которым рядом с множеством скелетов обнаруживались остатки огромных зданий и изощрённых орудий.
Произошедшее в древности разъясняет, естественно, чудесным образом попавший в руки доктору Софру документ из той эпохи, написанный одним из очевидцев катастрофы. Он в компании нескольких интеллектуалов встретил её в Росарио на западном побережье Мексики: в один ужасный момент весь континент начал быстро погружаться в пучины, и очевидцы чудом спаслись (не все), рванув в горы на новейшем лимузине. Некоторое время они выживали на небольшом островке посреди океана, в который превратилась горная вершина, затем оставшихся в живых подобрало судно из Австралии.
На судне они прошли над местом, где ранее был Мехико, двинулись на север, но США тоже не обнаружилось: Североамериканский континент почти полностью затонул. Ураган отнёс посудину далеко на запад в район Пекина, которого тоже уже не было. Но затем обнаружилось, что утонули даже Гималаи — следовательно, вся поверхность Земли была уже покрыта водой. Бедолаги плавали долго и печально, пока не наткнулись посреди Атлантики на новый материк. Естественно, это была всплывшая и безжизненная пока Атлантида. Далее идут обрывочные записки о том, как экипаж и пассажиры судна пытаются обживать новые берега — но по мере проходящих десятилетий и смены поколений оказываются не в состоянии поддерживать даже осколки цивилизации. Их дети, а тем более внуки и правнуки размножались всё больше, но превращались в диких охотников и собирателей. И лишь их дальние потомки вновь развились в цивилизацию, создавшую империю Арс-Итен-Шу. Бедолага Софру преисполняется мрачным подозрением, что его цивилизацию рано или поздно ждёт столь же жуткий финал.
Потом грянули Первая мировая война, в гекатомбе которой с безжалостностью хорошо отлаженного промышленного механизма были перемолоты десятки миллионов жизней. За ней последовали революционные взрывы и межнациональная резня во всей Европе, из пламени которых выросли СССР. Участники этих событий массово страдали тяжёлыми формами ПТСР и были готовы на неограниченное насилие ради симпатичных им идеалов — часто весьма радикального свойства и предполагавших разные ответы на вопрос «кого мы будем массово расстреливать и грабить». Ещё несколько лет тому назад казавшийся таким душным и скучным мир belle epoque теперь казался безнадёжно потерянным раем — а данная в ощущениях реальность казалась зыбкой и неустойчивой жизнью среди руин былого.
Постапок из теории стал для многих десятков миллионов людей трагической реальностью — но подлинный расцвет этого жанра произойдёт позже: когда ужасы мировых войн будут осмыслены, а на горизонте появится вполне серьёзная вероятность того, что мир сгорит в ядерном пламени. О чём мы и поговорим в следующей статье.
Автор: Алексей Костенков
