Спор.
Грозные тучи на мгновение разошлись над вершинами гор, открыв взору любопытных истинное величие этих великанов: серые, неприступные, увенчанные на своих макушках вековыми шапками снегов. Кто дерзнет покуситься на их величие? Будь ты человек или.… Но были еще смельчаки, были дерзкие и безрассудные. Они всегда бросали вызов, человеку, природе или…
* * *
Их было двое. Один высокий с длинными седыми волосами и густой белой бородой ровными прядями падающей ему на грудь. Глаза его скрывали густые брови, тело просторный балахон. Он сидел на большом камне и с тоской смотрел на своего собеседника.
— Нет — покачал он головой — еще раз нет. Даже не уговаривай. С тобой просто невозможно спорить. Ты не знаешь что такое честь.
Второй развел руками.
— Таким уж меня создали — сказал он — мы прямая противоположность друг другу. Ты хороший — я плохой. Ты белый — я черный. И ничего тут не поделаешь.
И не понятно о чём он говорил то ли о своей внешности. Сапоги, штаны и куртка всё это было сделано из плотной, черной кожи. Высокий, стройный он возвышался над своим собеседником. Величественно несся миру гордую осанку. Густые черные брови, взметнувшиеся вверх, выдавали в нём высокомерие. А длинные прямые волосы, цвета воронова крыла, заплетенные в тугую косу, завершали мрачную картину. То ли говорил о своём характере, который был прямым продолжением его внешности.
— А я и не спорю — сказал старик, поднимаясь с валуна.
— Помниться последний раз ты проиграл — усмехнулся «черный рыцарь».
Это прозвище наиболее подходило ему. И мы отныне будем звать его так. Ибо настоящего имени, данного ему при рождении, не знал никто.
— Да проиграл — согласился «пилигрим».
Раз мы дали имя одному не стоит обходить вниманием и другого. И пусть он будет «пилигримом». Ведь оно больше всего подходило к его внешности. Да и сущности его, пожалуй, тоже.
— Не хочешь ли отыграться?
— А стоит ли? Ты действуешь не по правилам. Ты жульничаешь.
— Правила не догма. Их всегда кто-нибудь да устанавливает. Так почему бы не мне? Любой может победить слабого и предсказуемого противника. И нет в этом чести. Но совсем другое дело, если твой враг силен и умен. Тогда победа над ним принесет не только славу…
— И что ж?
— Не только славу — повторил «черный рыцарь» — но и глубочайшее удовлетворение.
— Да — согласился «пилигрим» — говорить ты мастак.
— Так как?
— Что ты хочешь?
— Спорить будем? — усмехнулся «черный рыцарь» — к тому же я вижу отличный повод. Смотри.
Он указал пальцем вниз, к подножию горы. На узкой сыпучей тропинке лежал изможденный человек в порванной одежде.
— Он же мертв.
— Нет. Я вижу отсюда, как он неровно дышит измотанный трудной дорогой.
Словно в подтверждении этих слов человек пошевелился, попытался встать на ноги, но вновь упал в изнеможении.
— Ничего — сказал «черный рыцарь» — он немного отдохнет и двинется в путь. А я и мои питомцы ему помогут. Спорим — он резко обернулся и вплотную приблизился к собеседнику — что после этой ночи, его перестанут мучить тяжелые мысли, и он будет счастлив. До конца своих дней.
— Иными словами станет сумасшедшим.
— Можно и так сказать — усмехнулся «черный рыцарь» — иногда отсутствия ума ничем не отличается от его присутствия. Не зря люди считают «юродивых» святыми. Каково твоё решение?
— Хорошо — согласился «пилигрим» — но только я тоже собираюсь установить свои правила.
— Какие?
— Я хочу предупредить его.
* * *
Холодный, злой дождь хлестал его по щекам. Бил по спине проникал в душу. Холодный, ливень заставлял тело дрожать. Мечтать о горячем чае и ласковом одеяле. Ливень терзал плоть, но он и вернул сознания из небытия. Конечности не слушалось. И каждая мысль о движении отдавалось сильнейшей болью.
Человек застонал. В , словно колокола набата, грохотала лишь одна мысль — идти, нужно идти. Там за спиной погоня. Там за спиной ужасные люди и они хотят причинить ему вред. Нужно идти. Сквозь ливень, сквозь темноту, через боль и отчаяния. Падая и поднимаясь. Нужно идти.
Сверкнула молния и на короткий миг осветила всё вокруг ярким, голубым светом. Блеснула и погасла. Но за это короткое время он успел увидеть слева тропинку. Она, узкой змейкой блуждала в разрезе скал, меж острых камней, прося, умоляя путника отправиться с ней вверх к вершинам. И он не удержался. С нечеловеческими усилиями человек поднялся на ноги. Вторая молния повторила приглашение. Пошатываясь, опираясь о мокрый камень, превозмогая боль в суставах, он ступил на узкий путь. Ох, и труден он оказался. Сколько раз тропинка грозила сбросить его со своей мокрой спины. Сколько раз он спотыкался, падал, скользил вниз. И только выступы в скале или жесткие кусты, за которые он успевал хвататься, спасали его. Пальцы были стерты в кровь, колени разбиты. Но он не чувствовал боли. Лишь холод терзал его тело, да опьяняющее чувство свободы согревало душу. Там внизу преследователи, там ограничения, правила и толстые стены. Здесь же дождь, горы и возможность выбора. Умереть или яростно бороться за жизнь. Лишь этот выбор и больше нечего. Но как, же он иногда бывает дорог. Дороже чем все алмазы планеты и все пуховые одеяло вселенной.
Молния вновь осветила окрестности, показывая путнику камни, грязь и конец тропы. Он вышел на плато, но сил радоваться уже не было. Они покинули его. Ноги подкосились, и он рухнул на землю. «Всё!» — подумал человек и с блаженной улыбкой погрузился в небытие.
Очнулся он от того что его кто-то тормошил.
— Отстаньте — попросил человек.
— И долго будешь лежать? — спросил голос.
— Пока не надоест — недовольно пробурчал он и открыл глаза.
Взгляд уперся в старые потертые башмаки сделанные видимо много веков назад. Такие они были потертые и пыльные. Казалось, что они сроднились с дорожной грязью и уже никакое чистящее средство не способно их разлучить. Но подошва башмаков была крепкой и кожа носков хоть и потертая, однако еще довольно крепкая свидетельствовала о хорошем качестве.
— Вставай — потребовал голос.
Человек поднял голову. Перед ним на большом сером валуне сидел древний старик. Густая седая борода скрывала его лицо. Морщинистые руки вцепились в деревянный посох. Серый балахон скрывал тело. А синие пронзительные глаза внимательно смотрели на лежавшего в пыли путника.
— Как тебя зовут? — спросил старик.
— Максим.
— Как ты сюда попал, Максим?
Путник поднялся. Огляделся. Он стоял на небольшом плато, которое расположилось среди высоких гор. Серые скалы нависали над ним. Но они больше не угрожали его сущности как вчера. Напротив, они, казалось, улыбались ему. Говорили добро пожаловать и кивали снежными вершинами.
— О, тебя, кажется, покачивает — улыбнулся старик — видать трудный выдался путь.
— Да уж — согласился Максим. — А как зовут тебя? — спросил он, с интересом рассматривая старика. Кто он и откуда? Что здесь делает.
— Я простой пилигрим — сказал собеседник — брожу по миру. Разговариваю с людьми. Иногда даю им советы.
— И какой совет ты хочешь дать мне — насторожился путник — если ты от них и будешь уговаривать меня вернуться, я говорю: «нет». Ни за что и никогда. Теперь моя родина здесь — он обвел взглядом окрестности — здесь мне нравиться.
Старик кивнул.
— Родина там, где сердце, а если твоё сердце принадлежит этим горам — почему бы нет. Но не этим советом я хочу одарить тебя. Мне нет дела, от кого ты убегаешь, тебе нет дела, куда я иду. Мы встретились всего лишь на миг. И больше никогда не увидимся. Так зачем лезть в душу, не лучше ли помочь друг другу, облегчить дальнейший путь.
— Но чем я могу тебе помочь?
— Добрым словом. Ведь с ним и долгая дорога не в тягость.
— А чем ты можешь мне помочь?
— Нужным советом. Ведь он, данный к месту и времени, может и жизнь спасти. Ты устал, голоден и измотан. Ты еле держишься на ногах и без хорошего отдыха тебе не обойтись. Дальше по тропинке ты увидишь старую таверну. Зайди не бойся, хозяйка там приветливая. Она накормит тебя, напоит и обогреет. А там с новыми силами ты сможешь продолжить свой путь.
— В этом и был твой совет — усмехнулся Максим — тропинка здесь одна и я в любом случае не прошел мимо таверны. А познакомившись с хозяйкой, я бы в любом случае заметил её добродушие. Не кажется ли тебе добрый пилигрим, что я мог бы обойтись и без него?
— Конечно — согласился старик — но не в этом мой совет.
— А в чём же тогда?
— Никогда не иди на поводу у просящего.
— Туманно, как и все советы. Спасибо за него. И пусть долгий путь покажется тебе коротким, пусть солнышко тебе освещает его, а звездное небо служит мягким покровом. А сейчас извини, я должен идти.
— Иди с добром славный Максим и ничего и никогда не бойся.
— А я и не боюсь — пожал плечами путник — чего мне бояться — шептал он себе под нос — а, старик?
Он обернулся. Пилигрима уже не было. Он исчез.
— Однако доброе слово не только дорогу делает приятной, но и ускоряет его. — Проговорил он себе под нос, имея в виду старика — а вкусный ужин и подавно.
Подул ветерок и принес с собой не только свободный дух гор, но и что — то другое, особенное. Немного домашнее, немного головокружительное. Максим повел носом, вздохнул, вбирая в себя эти заманчивые запахи. Вкус домашних котлет почудился ему в этом воздухе. И жареный цыпленок присутствовал в нём. А также нельзя было не учуять вареных овощей и доброго красного вина, чей запах нельзя было спутать ни с чем. У путника закружилась голова, ему стало так непереносимо хорошо, что аж дух захватило. Там за поворотом, старик говорил, стоит таверна. И не стоит здесь стоять и мечтать об ужине. Лучше уж быстренько пойти по тропинке и вкусить сочных цыплят, отведать овощей, а вино… старое, доброе красное ему самое место в животе усталого путника. Так стоит ли здесь стоять и предаваться бессмысленным мечтаниям. Мечтами сыт не будешь. Максим обернулся и последний раз посмотрел на узкую тропинку, что привела его сюда. Это прошлое — подумал он — а меня ждет будущее, вкусный обед и мягкая постель. Максим весело рассмеялся и решительно двинулся вперед.
Да, да и еще раз да. Пилигрим его не обманул. Не успел он повернуть за поворот, как его взору предстала высокая крыша, покрытая зелёной черепицей. Серая, каменная труба, немного покосившаяся от времени. Из её внутренностей валил густой дым. Наверное, это он подарил путнику те восхитительные запахи. Максим шмыгнул носом и ускорил шаг.
Вскоре его взору открылись и стены, каменные стены старой таверны. То, что она была не просто старой, а даже можно сказать древней путник, понял сразу. Почти полностью отвалившаяся штукатурка обнажала массивные камни. Покосившиеся окна были изъедены древесным жучком. Стекла настолько грязны, что они упорно не пропускали солнечный свет внутрь. А зеленый цвет крыши, издали принятый путником за оригинальный колер, на поверку оказался мхом, накрепко вросшим в черепицу. Но запахи…
Запахи остались прежними — кружащими голову, веселящими душу. Они даже усилились, когда путник открыл дубовую входную дверь.
— Здесь есть кто-нибудь? — прокричал он во внутренности таверны.
Ответом ему была тишина. Он нерешительно сделал один шаг внутрь. Потом второй. Дверь с громким стуком закрылась. Он вздрогнул. Зажмурил посильней глаза. С силой открыл, пытаясь привыкнуть к мраку, царившему внутри. Это удалось, но лишь наполовину. Как сквозь серый туман он смог разглядеть несколько грубо сколоченных столов, со стульями возле них. Слева стойка бара, уставленная грязной посудой. А прямо напротив вросший в стену, жил как бы своей жизнью большой каменный очаг. В нём горел огонь, громко потрескивая дровами. Края его и маленький пятачок перед ним освещались красным теплым светом. На вертеле жарился покрытый золотой корочкой поросёнок. Среди серых полутонов таверны он один жил уютом. Своим никому непонятным и от того несколько враждебным.
— Есть кто-нибудь? — повторил он свой вопрос.
— Да, да, господин я уже иду.
Слева из темноты выплыло неопознанное создание необъятных размеров, с седыми грязными прядями выбивающихся из платка. В грязном переднике, о который она вытирала пухлые ручки.
— Вы хозяйка? — осторожно спросил Максим.
— Хозяйка чего? — остановилась женщина. От непонимания она даже ручки перестала вытирать о передник, проворно спрятав их за спину.
— Этого благословенного места называемого роскошным рестораном.
— О, господин так любезен — зарделась женщина, а потом, справившись со смущением, выпрямилась и гордо заявила — это моё заведение.
Похвала ей пришлась по душе. Это было заметить невооруженным взглядом. Да и кто кроме этого чудака мог назвать её забегаловку роскошным словом «ресторан».
— Что хочет господин?
— Поесть — сказал путник.
— Конечно, конечно — засуетилась хозяйка — сейчас всё будет.
Она бросилась было к стойке. Но, как будто что-то вспомнив, встала на полпути. Резко обернулась и подозрительно посмотрела на путника. Взглядом знатока окинула одежду Максима. Остановилась на грязных ботинках путника. Её пухленькая личико недовольно скривилась. Нет, никак он не походил на состоятельного клиента.
— А деньги у вас есть, господин? — спросила она.
— Деньги?! — удивился Максим. — Но я просто хочу есть. У вас на вертеле жариться вкусный поросёнок, почему вы не можете со мной поделиться? И вино… я чувствовал запах вино за сотни метров до таверны. Где вино?
— Но деньги — попыталась возразить хозяйка — где деньги. Еда продается за деньги. И только за них.
— Но у меня их нет — начал сердиться путник — мне, что же, умирать с голода? Я не хочу умирать. Я хочу есть. Очень, очень!
Толстая женщина подбоченилась готовая дать отпор незваному гостю. Но случайно взглянула в глаза путника и увидела там такое… Холодная решимость жила в тех глазах. Холодная решимость готовая идти напролом для достижения собственной цели и ничто, а точнее никто не остановит её — будь то травинка, стена или даже человек. Хозяйка, почувствовав это, попятилась.
— Пусть будет, как ты хочешь — осторожно сказала она — но тогда и ты должен что-нибудь сделать для меня.
— Что ты хочешь взамен?
— Слово!
— Слово? Какое же слово ты хочешь от меня? Я устал и голоден и сейчас готов пообещать всё что угодно. Но буду ли я соблюдать его позднее? А? Скажи добрая женщина, кто меня заставит?
— Ты можешь здесь брать всё что угодно, но взамен — сказала хозяйка, игнорируя его последний вопрос — ты должен остаться в таверне до утра. Мне надо уехать к сестре в деревню, что находиться у подножия горы. Утром я вернусь. А ты пока присмотри за домом.
— И только то? — удивился путник — Я и не собирался на ночь, глядя куда — то идти. Я хотел переночевать здесь.
— Вот и заодно переночуешь. Так ты согласен?
— Да.
— Тогда я пойду собираться — проворно проговорила женщина и быстро скрылась за стойкой бара, в серой неизвестности зала.
Максим пододвинулся ближе к очагу. Вытянул озябшие руки. Дрова ласково потрескивали. Он присел. Тепло огня обволокло всё его тело. Вдруг нестерпимо захотелось спать. Плюхнуться в уютную кроватку. Закрыть ушки пуховым одеялом. Повернуться на бок. Сложиться «калачиком». Ночная лампа мерцает зеленым приглушенным светом. А ты смотришь на неё, не отрываясь, сонными глазами и представляешь себя смелым капитаном, быстрой бригантины отважно бороздящим дальние моря.
— Попробуйте поросёнка — раздался сзади скрипучий голос, вырывая путника из мира грёз.
Он вскочил и резко обернулся. Хозяйка уже собралась. Синее в цветочек платье хоть и не дышало новизной, но было чистое. Ботинки отчищены. А кокетливая черная шляпка, отделанная по полям живыми ромашками, придавали даме вычурный немного детский вид. В руках она держала большую тряпичную сумку.
— Вы попробуйте поросенка, запейте его вином. Оно стоит в шкафу, за стойкой бара. На кухне найдете еще еды. А мне пора. Сестра ждет. Да и ёщё позвольте мне дать вам совет — ешьте, пейте, но только в одиночку.
— Сегодня, почему то на меня так и сыплются советы, как из рога изобилия. Вы не знаете добрая женщина? — повернулся он к хозяйке. Но её уже не было. Стояла еще секунду назад, а через мгновение пропала. Словно растворилась в воздухе.
«Удивительно — подумал путник — сегодня всё удивительно. И старик, и хозяйка и...».
А впрочем, стоит ли думать о чудесах, сели вкусная реальность маячила перед носом. Стоит ли создавать вечность на голодный желудок. Поросенок на вертеле, с хрустящей золотистой коркой вот царь, вот бог, объект для поклонения, когда хочется есть. И нет ничего священней и дороже в мире на данный миг.
Жадные руки вцепились в румяный бок. Обжигая пальцы, отодрали кусок. Зубы с рычанием вцепились в мясо. А еще вино… оно оказалось, как и предсказывала хозяйка, в шкафу за стойкой бара. Жидкое и твердое сошлись в его чреве, и путник испытал неземное удовольствие, о котором раньше и не подозревал. Да правильно говорят в народе, чтобы что-то по- настоящему захотеть, надо это потерять. Чтобы оценить вкус еды надо сильно проголодаться. Дабы в глазах потемнело и кишки выворачивало наружу.
Наевшись, путник отвалился на спинку стула и вытер грязным рукавом, сальный рот. Глаза стали слипаться, подбородок лег на грудь. Максим задремал. Однако не долог был его сон. В дверь громко постучались. Он открыл глаза. Часы показывали без десяти двенадцать. Стук повторился.
— Ну, кто там ещё — недовольно пробурчал он и направился к входной двери.
— Пустите — послышался из-за двери жалостливый голосок.
— Зачем? — спросил путник, открывая дверь.
Открыл и застыл, до того его поразило увиденное. Рот произвольно открылся.
— Можно войти? — спросила девушка.
— Конечно — кивнул Максим и посторонился, пропуская её внутрь.
Она переступила через порог.
— Вы точно не будете против моего присутствия?
— Нет, нет что вы — засуетился он — я буду даже рад.
Какой мужчина откажется от общества столь прелестного существа. Разве только мертвый. Но Максим не был безжизненным истуканом, напротив, после выпитого вина кровь в нём бурлила подобно лаве в вулкане перед извержением. К тому же девушка была божественно прекрасна. Её черные волосы, ниспадающие на плечи, были похожи на нежный шелк. Большие черные глаза призывали в них утонуть. А белые мраморные щечки казались прозрачными. От шеи и до пола девушка была скрыта плотным плащом из розового бархата. Что конечно разочаровывало глаз. Зато давало широкую дорогу воображению.
— Я хочу, есть — капризно заявила красавица.
— Я сейчас, сейчас — засуетился путник.
Он выбежал на кухню и вскоре вернулся с тарелкой овощей. Поставил её на стол и вновь побежал за следующим блюдом. Вскоре самый большой стол в таверне был полностью завален продуктами. Свежие помидоры соседствовали со связками бананов. Среди зеленого лука отдыхала зажаристая курочка. Толстые ломти свежего хлеба важно расселись на краю. А немного покалеченный поросёнок гордо распластался в центре стола.
— Прошу вас госпожа — учтиво поклонился Максим, приглашая девушку к столу.
Часы пробили ровно двенадцать. Девушка улыбнулась.
— Здесь столько еды. Нам одним это много. Разве не справедливо пригласить к столу кого нибудь еще?
— Но кроме нас тут никого нет.
— Я приехала не одна. У меня есть свита.
— Так приглашай её скорей — добродушно разрешил путник.
— Нет — покачала головой девушка — это должен сделать ты.
— Что-то не хочется выходить на улицу. В стужу и холод. — Закапризничал Максим — пусть уж они там посидят.
— А тебе не придется выходить — возразила гостья — стоит лишь пригубить бокал вина и трижды после каждого глотка прокричать слово «Войдите».
— И всё? — не поверил он.
— И всё. Только сказать три раза «Войдите».
— А что будет потом?
— Я, наконец — то утолю свой голод. Я уж и не упомню, когда сочный кусок свинины побывал у меня во рту. Лет сто назад.
Сто лет. Максим попытался представить сколько это. У него самого маковой росинке всего лишь три дня во рту не было. А как крутило живот. А у этой девушки… Ему вдруг стало нестерпимо жалко эту девицу. Он подошел к столу взял кубок с вином и, сделав значительный глоток, вытер рукавом губы и прокричал: «Войдите!». Алкоголь растекся веселящим потоком по телу, голова закружилась. Он сделал второй глоток. Затем третий. И в заключительный раз из последних сил закричал: «Войдите!». И как только заклинание было закончено, Максим без сил упал на стол и мирно захрапел.
* * *
Черный рыцарь потер руки. Он с удовлетворением посмотрел на пилигрима.
— Всё — сказал он — ты проиграл.
Старик помотал белой бородой из стороны в сторону.
— Не спеши. До утра еще далеко. И случиться может всё что угодно.
Вершины скал огласил громоподобный хохот.
— Мои питомцы никогда меня не подводили. И теперь не подведут. Я уверен. Даю голову на отсечения, что еще к концу ночи наш путник окончательно сойдет у ума. Или умрет от страха, что в сущности одно и то же.
Старик скептически поднял бровь.
— Не веришь?! — взвился черный рыцарь — так смотри
* * *
Максим тяжело приходил в себя. Его голова покоилась на столе. Рядом стояла тарелка с салатом. Немного слева деревянный кубок. Он попытался потянуться к нему, но руки не слушались. И тогда к нему пришла на помощь чья- то заботливая длань. Она приблизила края кубка к его ссохшимся губам. Поддержала затылок, когда он жадными глотками поглощал вино.
— Спасибо — поблагодарил он, когда сухое горло приобрело подвижность.
Ему кивнули. Он не увидел кивок, а как ни странно почувствовал. Повернул голову, чтобы увидеть спасителя…
Чёрт!!! Да, да это был черт! Самый настоящий, с рогами и копытами, с носом от поросёнка, представитель преисподней. Он посмотрел на Максима желтыми, добрыми глазами и участливо спросил:
— Вам легче?
— Намного — улыбнулся путник.
— Это хорошо — сказал черт.
— А что вы здесь делаете? — спросил он.
— Вы сами нас пригласили. Помните, вы пьяным голосом вопили: «Войдите!».
— А, это я вас позвал — облегченно вздохнул Максим — тогда ладно.
— Без вас нам бы ни за что ни сиживать здесь.
— Почему?
— Если нам не разрешат, мы не можем войти в дом.
— А я разрешил.
— Да.
— А кто это мы? Вы говорите о себе во множественном числе?
— Нет. Зачем же. Я не королевских корней. Мы — значит нас много. Оглянитесь вокруг и вы поймете.
Он сразу понял значение слова «мы». По крайней мере, человек, если эти существа можно было назвать людьми, двадцать. Они сидели вокруг большого стола ели, пили, громко разговаривали. Одним словом трапезничали.
— И ты присоединяйтесь — предложил черт.
А почему бы и нет, подумал Максим, хозяином оставлен я, значит, что хочу то и ворочу. Он подошел к стулу, который ему больше оказался по душе. Место было занято господином с полусгнившим лицом. Но разве это препятствие? Путник схватил «полусгнившего» за воротник, легко оторвал его от стула и с удовольствием размахнувшись, дал смачного пинка.
— Но это моё место — возразила жертва в полёте.
— Зато я здесь хозяин — резонно возразил Максим, поудобней устраиваясь на стуле.
Он вопросительно оглядел собравшийся народ, ожидая возражения. Но их не последовало. Тогда путник стал внимательно осматривать сотрапезников. Ох, и чудны, собрались здесь создания и самый нормальный из них, по мнению Максима, был черт. Слева сидел мужик синего цвета лица, у которого вместо рук вились щупальца. Он ими ловко хватал кости и отправлял прямиком в рот. Справа примостилась древняя старуха, настолько древняя, что кожа ее покрылась язвочками мха, а глаза провалились внутрь черепа. Волосы прямыми седыми прядями доставали до пола. А сама была настолько худа, что напоминала виденную, когда то путником в музее мумию. Кстати серые бинты, используемые ею вместо платья, тоже вызывали подобную ассоциацию.
— Клеопатра — представилась она.
Напротив него сидел грузный зелёный мужчина с прозрачным животом, в котором плескались рыбки.
— Как же он ест? — поинтересовался путник.
— Он не есть, а лишь закусывает — пояснил вездесущий чёрт.
Заметил Максим и свою новую знакомую, ту в бархатной накидке. Она сидела рядом с сутулым мужчиной в истлевшем царском кафтане. Выражение его лица было мрачно. Может причиной тому была скучная беседа или возможно торчащий из груди кухонный нож?
— Почему он такой грустный? — спросил путник.
— Он обижен на своего отца — сказал служитель ада.
— И чем тот его оскорбил?
— Зарезал.
— Вот так взял и зарезал? Ничего не говоря, не предъявляя никаких претензий?
— Отчего же не предъявляя. Претензии были. Хрен, говорит тебе, а не царство.
— Какое еще царство?
— А я что не упоминал? — удивился черт.
— Если и говорил, то только про себя.
— Российское государство.
— А как зовут убиенного?
— И об этом забыл — хлопнул черт ладошкой по своему лбу — Старею, старею. А имя его Борис. Папку Иваном кличут Грозным.
— Ванькой! — встрепенулся Максим — как же знавал я его.
— Вы знали моего отца? — заинтересовался Борис.
— Высокий, худой с козлиной бородкой?
— Да.
— Сиживали, сиживали с твоим батей за одним столом. Говорили по душам. Хороший он у тебя человек душевный.
— Он меня зарезал — напомнил Борис, поправляя на груди нож.
— Значит, было за что — резонно возразил Максим — папа, оно, всегда прав, даже если режет всех, кто под руку попадется.
— Я законный наследник.
— Да выкинь ты из головы — махнул рукой путник — забудь. Давай лучше выпьем.
— И то верно — подтвердил черт — на вечеринке надо веселиться, а не выяснять родословную соседа.
Он шустро вскочил на копыта и ловко разлил вино по кубкам.
— За что будем пить? — спросил он.
— За меня — сказал Максим — хозяин здесь я, значит, пить будем за меня. Возражение есть?
Возражений не было. Не столь важно за кого поднимать вино, главное чтобы его было побольше. И оно полней наполняло желудки и крепче ударяло в голову.
Ударили чашами. Выпили. Повторили. За столом потек обычный разговор. А ты помнишь… А у меня… Из-за нас… Да пошли вы все… Кто украл крест на моей могилке?
И путник принимал участие в доброй застольной беседе. С Клеопатрой пил на брудершафт. Попытался было залезть под плащ старой знакомой. Но был остановлен чертом.
— Не стоит тратить свое драгоценное время на нашу красавицу — посоветовал он — ведь кроме лица у неё ничего и нет.
Максим не поверил. Тем более она улыбалась ему более чем благосклонно. Зря не поверил. Под плащом находился голый скелет и ни груди тебе, ни бедер. Не было даже кожи. Одни лишь белые, мраморные кости.
— Я понимаю слово «диета». Но ты перестаралась, ей Богу — сказал он, запахивая одеяния девицы.
— А вы, из какой могилы? — задал ему вопрос полусгнивший субъект.
— Могилы? — обиделся Максим — Ты кого козлом назвал?
— Вы не мертвец? — удивился собеседник.
— Я что похож на труп, морда ты разложившиеся? По зубам захотел?
— Братцы! — заорал субъект — он живой!
Всё замерло. Даже огонь в очаге перестал мерцать. Ибо слово «живой» в этой обстановке звучало как «прокаженный». Ведь он мог дышать, чувствовать вкус пищи, видеть солнечный свет. Мог делать всё то, что они были не в состоянии совершить. Живым не понять как прекрасно Солнце. Чтобы в полной мере ощутить острое желание света нужно просто умереть. Он жил. И это вызывало сильное чувство зависти. А зависть рождала злость, которая переходила в неконтролируемую ярость.
— Бей его! — заорал Борис — он моего отца-душегуба знал.
— Бей его! — подхватила девица с фигурой скелета — ему моя диета не нравиться.
— Бей его! — закричал полусгнивший субъект — он обидел меня!
И только милашка черт выразил сомнения.
— Может, сначала умертвим его, а потом, и бить будем — невинно поинтересовался он.
Но толпе было уже не до формальностей. Они дружной оравой накинулись на путника. Грязные пальцы, острые когти, выбитые зубы потянулись к его горлу.
— Отстаньте — кричал Максим, усердно отбиваясь от наседавших гостей — отстаньте, козлы. Всех перестреляю!
Но стрелять было нечем. Не было не пулемёта, ни автомата, ни завалящего аркебуза. Пришлось отбиваться тем, что под руку попадало. А подворачивались весьма странные предметы: большая кость, кружка, ложка, чья-то оторванная рука, голова, нога. Доблесть переполняла путника. Он чувствовал себя Гераклом, способным своротить не только челюсть врага, но и его родовую крепость. Однако чувства чувствами, а и реальность способна вмешаться в происходящее. Толпа всё же победила. Она сбила Максима с ног и хорошо приложилась по ребрам. Пришлось потерять сознание.
Очнулся он открытой яме. Солнце проникало через верх. Била в глаза. Максим пошевелился. Всё тело болело. Голова раскалывалась. Однако путник был счастлив. Ведь если он чувствовал боль, значит еще жил. С огромным трудом, кряхтя и ругаясь, он выбрался из ямы.
Максим осмотрелся. Вокруг него стояли покосившиеся кресты у изголовья заросших, заброшенных могил. Максим находился посередине старого кладбища. Как он здесь оказался, кто приволок его сюда? Память на сей счет хранила твердое молчание. Он повернулся и увидел за каменными стенами погоста заднюю стену таверны. Недалеко, однако, его несли, пронеслось у него в голове. Ну и ладно. Ближе будет возвращаться. Он бодро зашагал по направлению к дому.
Окружение таверны встретило его холодным безмолвием. Ни тебе птичек, ни поросят противно хрюкающих, ни благодарной хозяйки. Будто природа затаилась, перед каким-то важным событием. Но каким?
Путник осторожно вошел внутрь. И остолбенел.
— Ну, здравствуй Максим — сказал высокий господин, одетый во всё белое — долго мы за тобой бегали.
— Зачем Сергей Сергеевич?
— Вот и я сам задаю себе этот вопрос. Зачем мы тащились за тобой в горы. Кто ты нам? Сват? Брат? Нет. Ни то, ни другое.
— Тогда почему?
— Долг Максим. Существует такое понятие как долг. И он приказывает мне заботиться о тебе.
— Но я не хочу!
— Долг — напомнил Сергей Сергеевич — он не знает такого слова.
— Нет!
Путник рванулся назад. Но словно из-под земли перед ним выросли двое громил. Белые халаты трещали на их плечах, а белые шапочки едва прикрывали мощные затылки.
— Берите его — приказал уставшим голосом Сергей Сергеевич — и не забудьте вколоть успокоительного. Так будет лучше.
* * *
— Это нечестно! — гремел черный рыцарь — ты меня обманул! Ты все знал!
— Но откуда? — смеялся пилигрим — выбор кандидата был за тобой.
— Спор отменяется. Он с самого начала был ненормален. Как, скажите на милость, он может сойти с ума, если изначально его в нем не было.
— Но не ты, не я об этом не знали. Значит, наши стартовые позиции были равны. Так, где здесь обман?
— Я просто не люблю проигрывать — признался черный рыцарь.
— Жизнь иногда непредсказуемая штука, даже для таких как мы — вздохнув, сказал пилигрим — мнишь себя пупом вселенной, а на деле всё оказывается намного проще.
— Судьба — протянул собеседник — она дама непредсказуемая.
Пилигрим промолчал, однако был полностью согласен с товарищем. Он тронул его за плечо и показал вниз. К подножию горы. Там по узкой горной дорожке бодро бежал желтый автомобиль с тремя словами на боку: «Скорая психиатрическая помощь».
* * *
Максим зашел в палату. Осмотрелся. С того момента как он покинул её, четыре дня назад, ничего не изменилось. Те же стены, те же лица. Да, там, в горах дул ветер свободы и он полной грудью дышал им. Там он был путником, в этом месте он всего лишь пациент. Но здесь дом. Его дом. Его стены, кровати, лица. Вон за столиком сидит Наполеон. Уткнувшись лбом в стену, тихо стоит Ленин. А вон и Ванька Грозный калачиком свернулся на кровати. Надо не забыть рассказать ему о его сынке. Каким подлецом тот оказался. Никакое чувство в мире не сравниться с чувством дома. Чувством полной наполненности и удовлетворения. Максим шагнул вперед. Радостная улыбка блуждала на его лице. Ведь он всех их любил.
— Ложись, гады! — заорал он — всех перестреляю! Я пулемет Максим. Трата-та-та!
Автор: лейтенант Буэндиа
