Сегодня в выпуске: преторианская гвардия Революции, когда персидское казачество восстало, резидент с кокаином, тайна первого слева и многое другое
Когда я занимался Мелким Бесом, то бишь Вахтангом Тиграновичем Тер-Оганезовым, мне попался… Уже хотел произнести слово «любопытный», но на самом деле – нет. Совсем не любопытный документ попался, попалась «цидулька бюрократическая обыкновенная». Это приказ № 192 по Московскому геологоразведочному институту от 23 октября 1931 г.: «Утвердить с 22/X 31 г. Методическое Бюро Геофизического Отделения в следующем составе: Думпис М.Ф. – председатель Методбюро; Шпигель С.А. – секретарь Методбюро; члены Методбюро: Заборовский А.И., Тер-Оганезов В.Т., Бончковский В.Ф., Баранов В.И., Левшин В.Л., Сорокин Л.В., Малышев Н.П. и два представителя от студорганизаций. И.О. директора МГРИ Митрофанов».
Ну и что в нем интересного, спросите вы? Интересное в нем – фамилия председателя, отвечу вам я. Когда я напишу в Википедию статью про Макса (он же Марк) Франциевича (он же Фрицевич) Думписа (он же Думбис и Думпеис), то сразу под фамилией мне придется выдать перечень плохо стыкующихся между собой профессий:
Думпис, Макс Францевич — известный советский революционер, военачальник, востоковед, дипломат, разведчик и геофизик.
И все это чистая правда. В биографии этого человека «генерального консула СССР в Кашгаре» мирно сменяет «студент Московской горной академии», «резидент советской разведки в Мазари-Шарифе» ничуть не мешает «ректору Московского горного института» а «комбриг 170-й бригады 57-й стрелковой дивизии четвертой армии Западного Фронта РККА» вполне себе сочетается со «старший научный сотрудник АН СССР по группе технической физики».
Это время, уважаемые читатели. Это было такое время и такие люди.
Сюжет первый, воин: «Берзини, Споргисы, Клявини...»
Родился товарищ Думпис в Курляндской губернии Российской империи в небогатой латышской семье. Впрочем, слово «небогатой» в данном случае излишне – неприличную поговорку про латыша, у которого лишь хрен да душа, все, думаю, слышали. И поговорка не врет – словосочетание «богатый латыш» тогда было оксюмороном, чем-то вроде «горячего снега» или «честного банкира». Дело в том, что испокон веков и до начала XX века во всех нынешних прибалтийских странах всегда и всем рулили остзейские немцы. Именно они всегда занимали все более-менее приличные должности и места. А латыши…
Лучше всего их статус описывает цитата Бориса Годунова. Он, принимая затравленных поляками беженцев из Лифляндии, утешал их, просто как отец родной: «Не горюйте, мы дадим вам снова втрое больше того, что вы там имели. Вас, дворяне, мы сделаем князьями, а вас, мещане и дети служилых людей, — боярами. И ваши латыши и кучера будут в нашей стране тоже свободными людьми». И если вы думаете, что с XVII века что-то поменялось, вы ошибаетесь. На исходе XIX-го Достоевский в «Преступлении и наказании» писал: «…сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору или в латыши к остзейскому немцу, чем оподлит дух свой и нравственное чувство ...». И лишь в начале XX века что-то стало меняться…
Но я отвлекся. Макс Думпис, как и подавляющее большинство латышей, с малых лет батрачил, и к юности смертельно устал от этого действительно неблагодарного занятия. Устал настолько, что, заработав хоть какие-то деньги, в возрасте 19 лет удрал в Ригу, где поступил на политехнические курсы – Макс Францевич всегда хотел стать инженером.
Выучиться не получилось, помешала Вторая Отечественная война – так тогда называли Первую Мировую. Призыв, фронт, окопы, брустверы, вши… Толкового и образованного паренька заметили, и отправили учиться на унтер-офицера – так Макс стал курсантом Гатчинской военной школы. По выпуску унтер-офицер Думпис воевал в 4-м Латышском Видземском стрелковом полку – во время войны, как известно, по предложению командующего Северо-Западным фронтом Михаила Алексеева и по призыву депутатов Государственной Думы Яниса Голдманиса и Яниса Залитиса из латышей начали формировать национальные воинские соединения. Бойцы этих батальонов получили название, которое вскоре навсегда останется в российской истории – «латышские стрелки».
Вот фото военнослужащих этого полка. В центре — отец-командир нашего героя, кадровый офицер русской армии, выпускник Виленского пехотного юнкерского училища полковник Антон Петрович Зельтин.
Мама с папой, правда, звали Антона Петровича Ансисом Зелтыньшем. По этой причине офицер Пограничной стражи, получивший три ордена в русско-японскую и Владимира с бантами за бои в Галиции в новой войне и был переведен в пехоту, на должность командира стрелкового 4-го Видземского стрелкового батальона. Командиром, кстати, был хорошим, солдат берег и за спинами не прятался, за что подчиненные сначала наградили его Георгиевским крестом IV степени, а потом, став красными латышскими стрелками, несколько раз отбивали Зелтыньша у чекистов, желавших непременно арестовать застрявшего в России по ранению «золотопогонника».
Вообще, конечно, латышские стрелки – так и не объясненный до конца феномен. Латыши всегда были на редкость мирным народом, эдакими провинциальными небогатыми, но домовитыми хоббитами, никогда не воспитывающими из мальчиков джигитов или самураев. Но именно русская революция прославила их в веках, а словосочетание «латышские стрелки» выучила вся бывшая империя – от Тихого океана до Буга, от Мурманска до Ашхабада. Они были везде – самые верные, самые дисциплинированные и самые боеспособные части большевиков, именно латышей бросали на самые тяжелые участки. И они – вытягивали!
Эти молчаливые круглоголовые парни, все эти споргисы и калныньши с непроизносимыми фамилиями мало что видели в жизни, кроме своих хуторов, да бесконечной крестьянской работы от света до темноты. Но в Великую Мечту, исповедуемую большевиками, они поверили так, как могут поверить только недоверчивые упрямые крестьяне – безоглядно и навсегда. Крестьянин тех времен по образу жизни мало отличался от скотины, но человек потому и превосходит животных, что иногда поднимает голову и смотрит в небо.
Построение Царства Справедливости на всей территории этого поганого мира было великой миссией. Делом, достойным того, чтобы отдать за него всю кровь по капле. Эти флегматичные хуторские парни были готовы умереть в любую минуту и поэтому их боялись все – и буйные «братушки» с балтийских крейсеров, и бешеные басмачи с их курлыкающим говором, и нахрапистые малороссийские «батьки» с обрезами и тачанками.
Берзини, Споргисы, Клявини…
Годы людей переплавили.
Перемололи. Прославили.
Перетряхнули. Расслабили.
И разделили их на двое:
не по богам,
не по нациям,
не по семейным симпатиям,
а по фронтам и по партиям.
Кровью и вьюгами кашляя,
время спросило у каждого:
«Ты за кого?»
Ленцманы, Лепини, Крастыни
шли, будто в молодость, —
в красные!
И застывали — помолвленно –
то в караулах у Смольного,
то на простреленном бруствере…
Сжав кулаки заскорузлые,
шли батраки и окопники
в краснознаменные конники.
Не за церковными гимнами,
не потому, что прикинули:
где посытней...
Макс Думпис тоже поверил. Поверил раз и навсегда и после этого уже не жалел – никого не жалел, и себя в первую голову. Унтер Думпис стал большевиком задолго до революции, еще в феврале 1917 года. А уже через год товарищ Думпис был назначен московским губернским военным комиссаром. На этой должности, кстати, вообще побывало много латышей – Берзин Оскар Михайлович, Пече Ян Яковлевич, Берзин Эдуард Петрович…
Они честно дрались везде, куда их посылала Революция, а в конце 1918 года пошли отбивать себе свою Латвию, образовав из латышских полков 1-ю стрелковую дивизию Армии Советской Латвии. Он тоже был там – членом Реввоенсовета Латармии и Рижского ревкома, потом военком оперативного управления Штаба Западного фронта. Он дрался так, как никогда прежде, но немцы, эстонцы и поляки все-таки выдавили их с Родины, заставили уйти обратно в Россию.
Впрочем, у Революции нет национальности, и он служил ей в меру своих сил – дрался с Деникиным, потом командовал 10-й и 170-й бригадами на Польском фронте. Всё было как в песне:
На Дону и в Замостье
Тлеют белые кости,
Над костями шумят ветерки.
Помнят псы-атаманы,
Помнят польские паны
Конармейские наши клинки.
Финалом его жизни в военной ипостаси стал приказ Реввоенсовета Республики № 68 которым комбриг 170 бригады 57 стрелковой дивизии Думпис Марк (так в указе) Францевич был награжден орденом Красного Знамени. Тогда это было даже не Герой Советского Союза, а гораздо круче. Как писал другой студент Хогвартса, «в те времена орденами награждали вообще не часто».
А во второй половине 1921 года наш орденоносец был отозван из армии и направлен на работу в Народный комиссариат иностранных дел. Даже не с корабля на бал, а из окопа – на паркет.
Сюжет второй, дипломат: «Когда персидское казачество восстало…»
В новой, дипломатической, ипостаси его кинули как щенка в воду. Бросили, как в реку, в Большую Игру.
Термин «Большая игра» (Great Game), кстати, сначала употреблялся исключительно англичанами, впервые появившись в письмах английского офицера Артура Конолли, одного из самых знаменитых участников этого конфликта Российской и Британской империй в Центральной Азии. Русские же обычно именовали Большую игру «Турниром теней» — так назвал эту многолетнюю схватку засекреченных агентов, дерзких полевых разведчиков и внешне невозмутимых дипломатов тогдашний министр иностранных дел Российской империи граф Карл Нессельроде.
Но у русских не нашлось своего живописателя Турнира Теней, а у англичан был великий скальд империи Редьярд Киплинг, воспевший Большую игру в своем самом знаменитом романе «Ким». Помните пророческие слова одного из героев романа: «Только когда все умрут, кончится Большая игра»? Конолли, кстати, права на копирайт не предъявлял: к моменту издания «Кима» прошло уже более полувека с того трагического для Британии дня, когда на главной площади Бухары полковнику Чарльзу Стоддарту и капитану Артуру Конолли, просидевшим в зиндане более года, отрезали их кишащие вшами головы. Именно отрезали – в Туркестане головы никогда не рубили, как в варварских Европе или России, а всего лишь аккуратно отделяли тонким ножом один позвонок от другого.
Я не буду рассказывать обо всех перипетиях ренессанса Большой Игры в первые годы Советской власти, для этого нужна книга, если не многотомник. Лишь галопом пробегусь по тем эпизодам, в которых непосредственное участие принимал наш герой.
Первым его дипломатическим местом службы стала должность генерального консула РСФСР в Тебризе, которую Думпис занимал с сентября 1921 г. по январь 1923 года. Тебриз – это в Персии. Персия еще в имперский период стала честно разделенной «страной-буфером», северную часть которой контролировала Россия, а южную – Великобритания. Но революция все похерила.
Большевики в своей ненависти к имперской политике и прочим буржуазным колониализмам сначала вывели из Ирана русские экспедиционные войска и аннулировали все российско-иранские соглашения. Обрадовавшиеся англичане в полном соответствии с главным принципом мировой политики «жопу оторвал – место потерял!» быстренько оккупировали бывшую зону русского влияния, использовали ее как плацдарм для интервенции на Кавказ и закаспийские области Туркестана, да и вообще фактически оккупировали Персию.
«Ах вот вы как?» — обиделись большевики и организовали персидскому марионеточному режиму Гилянскую Советскую Социалистическую республику.
Двуязычная стенгазета «РОСТА»: Да здравствует Мирза Кучек-хан, 27 июня 1920 года
Сейчас этого уже тоже никто не помнит, а тогда Орджоникидзе и Раскольников вышли из Баку на судах Волжско-Каспийской военной флотилии и взяли курс на порт Бендер-Энзели, где стояли корабли, угнанные при эвакуации проигравшими белогвардейцами. Тогда победившие трудящиеся Советского Закавказья активно резались с британскими и белогвардейскими войсками, контролировавшими город, и таки выбили их из порта, вернув себе корабли. А иранские коммунисты тем временем под шумок заняли город Решт – столицу провинции Гилян, объявили Персидскую Советскую республику и начали создание Персидской Красной армии. Впрочем, во всем этом бардаке чем дальше, тем выше всходила звезда Реза-хан Пехлеви
Чистокровный перс, Реза родился в семье мелкого помещика-офицера, а в 1900 году поступил на службу рядовым пулеметчиком в Персидскую казачью дивизию. Дело в том, что во время активной фазы англо-русской борьбы за влияние в Персии в столице в 1879 году была создана Персидская казачья бригада (в 1916 году она стала дивизией). Командовали «иранскими казаками» русские офицеры и урядники, а личный состав на начальном этапе комплектовался большей частью из так называемых мухаджиров — потомков кавказских горцев, прежде всего черкесов, эмигрировавших после завоевания Россией Кавказа в соседние мусульманские страны. Впрочем, не только ими. Одним из самых знаменитых «казаков» и стал перс Реза-хан, начавший службу рядовым казаком и дослужившийся до полковника. В силу этой особенности своей биографии будущий персидский монарх свободно говорил по-русски. А в беседах с советскими дипломатами бывший пулеметчик, а ныне основатель шахской династии Пехлеви, правившей в стране до 1979 года, очень любил красиво, по-казацки, завернуть отборным русским матом.
За пулеметом — лихой казак Реза Пехлеви
Впрочем, ко времени появления в Персии нашего героя веселуха начала потихоньку стихать. Реза-хан, который в 1920 году сместил русского командующего казачьей дивизией и занял его место, год спустя с помощью сослуживцев-казаков с боями занял столицу Персии город Тегеран, и был назначен военным губернатором и главнокомандующим, а через некоторое время — военным министром.
Город Тебриз, консулом в котором стал наш герой, имел давние и славные традиции бунта. Не далее как в апреле 1920 года во всем Северном Иране под руководством шейха Мохаммеда Хиабани поднялось восстание против правящих страной «британских прислужников», которое было разгромлено в сентябре этого же года в городе Тебриз. Впрочем, и в 22-м активная борьба за власть в Иране даже и не думала стихать. В ней и принял посильное участие бывший латышский стрелок Макс Думпис.
Вот что пишет в своей диссертации «Коммунистическая партия Ирана, её деятельность и взаимоотношения с Коминтерном» Юрий Александрович Дёмин.
«В начале февраля 1922 года в Тебризе началось восстание жандармов в главе с майором Лахути, присутствовавшим в свое время в Баку на Съезде народов Востока. Восставшие потребовали изгнания из Ирана англичан и смещения Реза-хана с поста военного министра.… Но когда жандармы разбили казачьи части и взяли город, то коммунисты решили примкнуть к движению и взять руководство им в свои руки. Консул РСФСР в Тебризе Думбис (так в тексте – ВН), очевидно на свой страх и риск, дал согласие на присоединение коммунистов к восстанию и пообещал им помощь военным снаряжением».
Восстание, естественно, потерпело поражение, Реза-хан предательства советского консула не забыл и в 1923 году, когда Пехлеви стал премьер-министром, Думпису пришлось покинуть Персию. Впрочем, впоследствии он написал несколько работ о национальных меньшинствах Ирана, которые сделали его видным советским востоковедом и цитируются до сих пор.
В феврале 1923 года произошла очередная победа советской дипломатии – было создано Генеральное консульство СССР в Мазари-Шарифе (Афганистан). Вскоре туда был назначен первый советский консул – Макс Францевич Думпис. В то время советской колонией в Афганистане правили полпред СССР Федор Раскольников (тот самый флотоводец) и его жена Лариса Рейснер – сводящая с ума мужчин «валькирия Революции», прообраз женщины-комиссара в «Оптимистической трагедии» и «самый красивый большевик».
Впрочем, живший на отшибе в Мазари-Шарифе Думпис с ними почти не знался, а вскоре и власть переменилась – сначала Рейснер сбежала от мужа, а потом и Раскольников был отозван на родину и сменен в должности Леонидом Николаевичем Старком.
Но Думпис, повторюсь, от всех этих интриг был далек. Во время нахождения на посту консула в 1924 году он активно помогал экспедиции академика Н.И. Вавилова, который очень тепло отзывался о нем в письме академику Ольденбургу. Сотрудничество с Вавиловым продолжалось и позже — в 1927 г. М.Ф. Думпис прислал академику богатый материал семян хлопка и льна, собранный им в Кашгарии. Позже эти семена были высеяны на южных опытных станциях ИПБиНК, а растения внимательно изучены Вавиловым перед путешествием в Синьцзян вместе с ботаником М.Г. Поповым в июне–августе 1929 г.
В Афганистане произошло еще одно важное событие — находясь на должности консула в Мазари-Шарифе, Макс Думпис стал официальным резидентом советской разведки, приняв предложение, исходившее от кадрового работника Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ Г.С. Агабекова, работавшего в Афганистане под прикрытием должности помощника заведующего бюро печати Полпредства СССР в Кабуле. Занятно, что на решение Думписа совмещать дипломатию со службой в другом ведомстве мог повлиять и национальный фактор. Агабеков-то был армянином, а вот высшее руководство как специально подбирали. В 1922 году при НКВД РСФСР был создан Восточный отдел в составе Секретного оперативного управления ГПУ. Его начальником был назначен отозванный из Ташкента полномочный представитель ВЧК в Туркестане Якобс (Яков Христофорович) Петерс, заместителем — Вольдемар (Владимир Андреевич) Стырне. Второе отделение Восточного отдела ГПУ, курировавшее Средний Восток и Среднюю Азию (в т.ч. Афганистан) возглавил Теодорс (Федор Иванович) Эйхманс.
Агабеков, ставший позже невозвращенцем (как и Раскольников, кстати), утверждал в своих вышедших в Берлине мемуарах, что Думпис в Мазари-Шарифе никакой разведывательной деятельности не проводил, а «исключительно занимался потреблением кокаина»:
«Я сообщил об этом Старку, и он обещал принять меры к замене Думписа другим лицом. Действительно, спустя месяц после нашего прибытия, Думписа отозвали в Москву» — утверждает Г.С. Агабеков. Это утверждение, однако, плохо согласуется с дальнейшими событиями, так как после Мазари-Шарифа Думпис не только не понес никакого наказания, но и получил назначение на пост генерального консула в Кашгарии. А эта должность, в отличие от едва основанного консульства в Мазари-Шарифе, всегда считалась одной из ключевых в Центральной Азии — еще с дореволюционных времен.
Не случайно первым кашгарским консулом был многолетний участник Большой игры, матерый волк разведки и дипломатии Николай Петровский. И тоже удивительный был человек (как и все герои этого очерка, где с каждого — авантюрный роман пиши). В молодости — политзэк, солидный срок просидевший «за политику» в казематах Петропавловской крепости. На склоне жизни — человек, которого знало и уважало все высшее руководство страны, включая императора, кавалер изрядного количества орденов, причем не только российских. Один из мозговых центров Игры, сидя в богом забытом Кашгаре, он был, как писали его противники англичане, «одним из самых осведомленных в нюансах мировой политики людей». Британцы, кстати, вообще пугали Петровским начинающих разведчиков.
Но вернемся к советскому наследнику «большого консула», как звали Петровского кашгарцы. Во времена нахождения М.Ф. Думписа в Кашгаре (июль 1925 — март 1928) наибольшую известность получила его деятельность по участию в Центрально-Азиатской экспедиции Николая Рериха. Той самой «экспедиции про махатму Ленина», которая до сих пор вызывает ожесточённейшие срачи на тему «Нашли ли Шамбалу, продался ли Рерих ОГПУ и кто был первый слева внизу – чекист Блюмкин или ладакец Рамзана?».
Я не буду рассказывать всю историю – иначе этот очерк никогда не закончится, сами почитаете, хотя бы в Википедии. Отмечу лишь, что советский консул Думпис активно помогал экспедиции, несмотря на то, что никто из ее участников не был советским гражданином. Как известно, по прибытию экспедиции в Хотан она была задержана губернатором Синьцзяна почти на три месяца. В отличие от генерального консула Британии в Кашгаре, майора Г.В.Б. Гиллана, М.Ф. Думпис сначала отказался влезать в конфликт, заявив британскому коллеге, что «не может участвовать в разбирательстве, поскольку ему ничего не известно относительно права профессора на въезд в страну и целей его пребывания».
Однако вскоре советский консул уже ведет активную переписку с Николаем Рерихом, пересылает в Москву все его письма и лично встречается с губернатором Во Инем и добивается от него твердого обещания освободить путешественников из-под стражи. Первым, кому нанес визит добравшийся до Кашгара Рерих, был Думпис. Они проговорили много часов, говорили о разных вещах, обсуждали предложенные Думписом советские газеты и после этого разговора ранее убежденные антисоветчики Рерихи вновь говорят странные вещи. Так, из Кашгара Елена Ивановна Рерих писала друзьям в Америку о Советском Союзе: «Прекрасно строительство там, и особенно тронуло нас почитание, которым окружено имя учителя Ленина… Воистину – это новая страна, и ярко горит заря учителя над нею». Считается, что именно через Думписа Николай Константинович передал знаменитое письмо Чичерину, то самое, которое начинается словами «Вы, вероятно, уже знаете, что ряд лет по поручению Ильича занимаюсь применением религий к коммунизму...».
Та самая фотография с «первым слева», или, официально, фотография с экспедиционного паспорта до Пекина, выданного китайским губернатором в Урумчи в 1926 году во время Центрально-Азиатской экспедиции Н. К. Рериха.
Автор книги о Рерихе в серии ЖЗЛ Максим Дубаев прямо связывает отставку Думписа с деятельностью экспедиции: «Однако генерал-губернатор китайской провинции Синьцзян был не так прост, как казалось на первый взгляд. Получив от англичан сведения о якобы антикитайской деятельности Рерихов, он приказал выслать с территории Синьцзяна тех иностранцев, которые помогали Н. К. Рериху и его экспедиции. Первым в этом списке, конечно, стоял советский консул в Кашгаре М.Ф. Думпис, он действительно сумел помочь Рерихам покинуть Хотан и оказаться в Урумчи».
Так или иначе, но в 1928 году бывший стрелок Макс Францевич Думпис уходит с поста генерального консула в Кашгаре и навсегда покидает дипломатическое поприще.
Сюжет третий, геофизик: «Должен в равной мере быть и геологом, и физиком…»
Что случилось с нашим героем в конце 20-х, почему он начал свою жизнь фактически заново – так и остается загадкой. Выгнали ли его из разведки и МИДа со скандалом, ушел ли он сам, понимая, что именно эти сферы первыми пойдут под нож – мне неведомо. Но факт остается фактом — в 1928 году недавний герой Большой Игры мирно работает в секции водного хозяйства Госплана СССР. В это же время он неожиданно для многих поступает в Московскую горную академию, похоже вспомнил юношеское стремление стать инженером. В Хогвартсе был одним из самых заметных студентов, учится на геологоразведочном отделении, после разделения академии на шесть самостоятельных вузов в 1930 году остается в МГРИ, геофизический факультет которого и заканчивает в 1932 году. Институт не бросил, остался там же на преподавательской работе. Впрочем, как мы помним, еще в октябре 1931 года студент М.Ф. Думпис был назначен председателем Методического бюро и заместителем декана геофизического факультета.
Деканом (и создателем) геофизического факультета МГРИ тогда был научный руководитель М.Ф. Думписа Александр Игнатьевич Заборовский, один из создателей отечественной разведочной геофизики, основатель московской геофизической школы, чья монография «Геофизические методы разведки» стала первым в Союзе учебником по прикладной геофизике. Они с Думписом, кстати, были практически ровесниками — несколько месяцев разницы, вот только жизнь каждого покрутила по своему и выкрутила к сорока годам – кого в профессора, кого в дипломники.
Вот они, рядышком сидят.
Заборовский, кстати, тоже не в масле катался – этот уроженец села Городец, что в Петербургской губернии, был беден как церковная мышь, и начиная с пятого класса гимназии сам зарабатывал себе на жизнь уроками и чертежными работами. В Санкт-Петербургском университет проучился только три курса, потом из-за материальных затруднений вынужден был бросить учебу. Высшего образования так и не получил, но зато к 1917 году стал одним из лучших магнитологов-практиков страны. Начиная с 1919 года участвует в Охоте на Курскую Магнитную Аномалию, в итоге став одним из главных героев этих эпических поисков крупнейшего месторождения железа на Земле.
Но вернемся к его великовозрастному ученику. В 1932 году ex-резидент, ставший геофизиком, принимает участие в легендарной I Всесоюзной геофизической конференции, выступает там с докладом в прениях.
В конце этого же года руководит комплексной экспедицией физических методов разведки в Якутии. Вообще, научная карьера у Думписа складывалась неплохо, для человека, который начал почти в сороковник – даже очень неплохо. В 1933—1935 гг., продолжая преподавать в МГРИ имени Орджоникидзе (еще одного лично известного ему флотоводца), Думпис работал в Главном геологоразведочном управлении Наркомата тяжелой промышленности. В 1936 году покинул альма-матер и с декабря 1936 по март 1937 года исполнял обязанности ректора Московского горного института – еще одного осколка Горной академии, ставшего ее правоприемником. На этом посту Думпис, кстати, сменил Александра Митрофановича Терпигорева – бывшего начальника Горно-топливного отдела Управления торговли и промышленности правительства генерала А.И. Деникина. Потом Терпигорев руководил Горным отделом в правительстве Врангеля, потом был признанным вождем всех горняков Хогвартса и многолетним деканом их факультета, а к 37-му был уже доктором наук и маститым «полным академиком». Так и оставался прославленным в газетах орденоносцем и главным советским ученым-горняком вплоть до своей смерти 1959 году.
Думпис, кстати, тоже в итоге ушел в Академию наук — с июля 1937 года исполнял обязанности научного сотрудника АН СССР «с месячным испытательным сроком», через год стал уже старшим научным сотрудником АН СССР по Группе технической физики.
А потом прошлое вернулось и настигло его.
В конце ноября 1937 года взяли группу офицеров советской разведки во главе с Яном Карловичем Берзиным и Оскаром Ансовичем Стиггой. По одному делу с ними пошли:
Звонарев (Звайгзне) Константин Кириллович, 1892 г. рождения, латыш, бывший унтер-офицер, член компартии с 1908 г., в РККА с 1919 г., в Разведупре с 1920 г., полковник, врид начальника 8-го отдела, крупный теоретик разведки;
Озолин Эдуард Янович, 1898 г. рождения, латыш, писарь царской армии, член компартии с 1919 г., в Разведупре с 1927 г., начальник отделения «Ш», полковой комиссар;
Янберг (Перкон) Эрнст Карлович, 1897 г. рождения, латыш, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1922 г., заместитель начальника 10-го отдела, бригадный комиссар;
Тылтынь Ян Альфред Матисович, 1897 г. рождения, латыш, бывший подпоручик, член компартии с 1917 г., в РККА с 1918 г., в Разведупре с 1922 г., на момент ареста находился в распоряжении Разведупра.
Тель Вильгельм Максимович (Шульце Георг Максович), 1906 г. рождения, немец, в Разведупре с 1928 г., в РККА с 1929 г., член ВКП(б) с 1930 г., радист Разведупра;
Кирхенштейн Рудольф Мартынович (Князь), 1891 г. рождения, член РСДРП с 1907 г., прапорщик царской армии, награжден орденом Красного Знамени (1931), полковник…
Принцип, думаю, ясен?
Среди арестованных был и Груздуп Вольдемар Христофорович, по биографии – практически близнец нашего героя. Латыш. Из крестьян. Окончил Рижское городское училище, школу прапорщиков военного времени. На фронте с 1915-го. Командир роты 6-го Тукумского латышского стрелкового полка. В партии с июля 1917. В РККА с 1918. Активно участвовал в формировании частей Красной армии. Воевал в Гражданскую, ходил биться за Латвию (помощник начальника РО штаба армии Советской Латвии), потом в разведывательном управлении РККА. С января 1923-го — уполномоченный 7-го отделения Секретного отдела ОГПУ, консул СССР в Китае, Литве, Японии. На ответственной работе в органах ОГПУ. В общем, все то же самое, что и у Думписа, только без последней «учёной» развилки.
И вот этот самый Вольдемар Грузуп на допросах не выдержал, и начал колоться. Сводку реально читать тяжело:
ГРУЗДУП — б. работник РУ РККА. Допрашивал НИКОНОВ.
Дополнительно назвал участников шпионско-фашистско-латышской организации, с которыми был связан лично сам: [… ] Кроме того, ГРУЗДУП назвал участников фашистской организации, работающих в гражданских учреждениях:
1. СЕЙСУМ — дипкурьер НКИД; 2. ДУМПИС — инженер, работает в геолого-разведывательном управлении Наркомтяжпрома; 3. КЛЯВА — секретарь зам. наркома иностранных дел СТОМОНЯКОВА; 4. ПЕРЛЭ — артист латышского драмтеатра в Москве; 5. АШАК — зам. наркома соц. обеспечения Белорусской ССР; 6. БРЕДИС — нач. иностранного отдела Главлита РСФСР…
Старший научный сотрудник АН СССР Макс Францевич Думпис был арестован накануне лютеранского Рождества, в ночь с 23 на 24 декабря 1937 года. Через два месяца, 19 февраля 1938 года, был признан виновным в шпионаже и участии в антисоветской террористической организации. Расстрелян в тот же день на подмосковном полигоне «Коммунарка», разделив судьбу почти всех своих подельников.
Над островерхими крышами,
над Даугавой неслышною,
над мостовою булыжною,
над голосящими рынками,
над просветленною Ригою,
сквозь переплеты оконные
на сочинения школьные,
на палисадники бурые,
на электричку до Булдури
падает
снег…
И из него, как из марева,
люди выходят
громадные, — вовсе не тени
не призраки.
Смотрят
спокойно и пристально,
смотрят
сквозь ветер напористый…
Ждут не восторгов,
не почестей,
не славословий
за подвиги…
Просят о малости:
помните!
Дозиты, Лутеры, Луцисы
отдали все Революции.
Все, что могли.
В очерке использованы стихи Алексея Суркова и Роберта Рождественского.
Автор: Вадим Нестеров
