28 октября 2020 года исполнилось 40 лет Канзи. Это самый известный представитель бонобо — карликовых шимпанзе, дикие популяции которых обитают в Экваториальной Африке на территории Демократической Республики Конго. Канзи известен как первый представитель своего вида (и человекообразных обезьян в принципе), самостоятельно освоивший языковое общение.
Канзи можно назвать «раскрученной» персоной в области антропологии. В частности, о нем рассказано в книге Светланы Бурлак «Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы», а еще в 1996 году вышла отдельная книга, посвященная этому примату. Канзи упоминается в книге Александра Маркова «Обезьяны, кости, гены», книге Франса де Вааля «Истоки морали», которая в оригинале называется «The Bonobo and The Atheist», а также в журнале «Троицкий вариант». Общее впечатление о Канзи можно составить по этой публикации с сайта «Антропогенез», а в особенности по книге З.А. Зориной и А.А. Смирновой «О чем рассказали говорящие обезьяны».
История изучения
Интерес к бонобо в XXI веке в принципе достаточно высок, так как считается, что они наиболее близки к нашему общему предку (от которого произошли люди, шимпанзе и бонобо). Тем не менее, в работах Вааля и других исследованиях основное внимание уделяется поведенческим и, в частности, сексуальным привычкам бонобо. Языковые и когнитивные способности Канзи, а также его ближайших кровных родичей, освещены значительно более скупо – что отчасти объяснимо, так как Канзи — лабораторная обезьяна, и ему, возможно, просто повезло родиться в нужном месте в нужное время. Поэтому в данной публикации я хочу рассказать именно о выдающихся языковых способностях Канзи, а также о том, насколько могут считаться настоящей речью его коммуникативные навыки.
Попытки научить обезьяну человеческой речи известны как минимум с начала XX века. В 1913 году Надежда Николаевна Ладыгина-Котс приобрела маленького шимпанзе Иони, который прожил у нее полтора года, а затем умер от инфекции. Гораздо более интересны биографии гориллы Коко (1971-2018) и шимпанзе Уошо (1965-2007), а также шимпанзе по имени Ним и прозвищу Чимпски (1973-2000) Коротко охарактеризуем языковое развитие каждого из этих приматов — в том числе, чтобы показать, в чем их сходство с Канзи и отличие Канзи от них.
Уошо, Коко, Ним
Уошо воспитывалась в человеческой семье у психологов Аллена и Беатрис Гарднеров, которые успешно научили ее американскому жестовому языку для глухонемых (амслену). Такой подход был избран с целью исправить недостатки более раннего опыта, проведенного примерно 10 годами ранее – когда психологи Кит и Кэтрин Хейс пытались обучить человеческому языку шимпанзе Вики. Вики смогла освоить всего четыре слова, но это, вероятно, связано с отличиями в устройстве гена FOXP2, который отвечает у человека за речевую деятельность, а у шимпанзе – нет. Кроме того, обезьяны с трудом осваивают контроль над дыханием, необходимый для связной речи, и не могут сравниться с человеком по подвижности губ. По оценке Гарднеров, Уошо самостоятельно овладела более чем 200 лексемами, причем, умела изобретать составные жесты самостоятельно придумывая названия для ранее незнакомых предметов. Опыт Гарднеров подвергся критике, которую психолог Герберт Террейс выразил как «Смысл увиденного понят человеком, а он приписывает эту способность обезьяне». Опыт, поставленный Гарднерами с Уошо, Террейс попытался повторить с шимпанзе по кличке Ним Чимпски – что прозрачно намекает на персону знаменитого лингвиста Ноама Хомского. Ноам Хомский (род. 1928) полагает, что сугубо человеческая языковая способность заключается в освоении грамматики, а не только отдельных слов и простейших синтаксических конструкций. Ним не освоил синтаксических конструкций, хотя и выучил около 125 жестов. Вполне вероятно, что все дело в неверной постановке эксперимента — Ним был лабораторным животным, тогда как Уошо с раннего детства воспитывалась в человеческой семье.
Значительно больших успехов в освоении человеческого жестового языка добилась горилла Коко. Она выучила около 1000 жестов, умела шутить, ругаться, выражать скорбь, легко изобретала новые понятия. Также она помогла освоить около 600 жестов самцу Майклу, вместе с которым жила с 1979 года. Здесь также отметим, что Коко целенаправленно обучали амслену с возраста около 1 года.
Феномен Канзи
Принципиальное отличие Канзи от всех вышеперечисленных особей заключается в том, что он научился языковому общению самостоятельно. Впрочем, отметим здесь и сходство Канзи с другими вышеупомянутыми обезьянами — он с самого раннего детства общался с людьми. Он был приемным детенышем самки бонобо по имени Матата, которую обучали «йеркишу» - особой разработанной для обезьян системе символов, которые можно было нажимать на клавиатуре для составления слов и высказываний. В специальной литературе они называются «лексиграммами»; подробнее о знаковой системе йеркиш можно почитать здесь.
Феномен Канзи заключался в том, что он по малолетству просто сопровождал Матату на занятия йеркишем. И, тогда как Матата испытывала огромные сложности с изучением этого языка, Канзи превосходно освоил его, просто находясь рядом, играя и дурачась. Известно более 13 000 предложений, которые он самостоятельно составил из лексиграмм.
В статье «The emergence of knapping and vocal expression, embedded in a Pan/Homo culture», подготовленной в 2004 году в университете штата Джорджия, затрагивается не менее важный аспект развития Канзи, нежели его речевая деятельность – а именно, фактическая неспособность Канзи и его сестры Панбаниши к изготовлению каменных орудий. Мы подробнее рассмотрим этот феномен ниже, но пока остановимся на приведенном в этой статье списке факторов, подчеркивающих уникальность развития Канзи и Панбаниши:
Процесс воспитания и культурной адаптации этих бонобо весьма отличается от аналогичных языковых проектов по следующим причинам:
(a) При работе не использовалось системы ассоциативного обучения и/или вознаграждения.
(b) Детенышей не отлучали от (приемной) матери.
(c) Детеныши воспитывались одновременно в человеческой культуре и сообществе бонобо.
(d) Не предпринимались попытки обучать звуковой коммуникации ни Канзи, ни Панбанишу, но они сами пробовали общаться как фонетически, так и лексически.
Кроме того, уже в одной из первых статей о Канзи, вышедшей в 1999 году, указано, что он обладает «рудиментарными синтаксическими навыками». Предполагается, что Канзи можно сравнить с ребенком, страдающим специфическим расстройством речи (SLI), и педагогическая работа с Канзи напоминает работу с такими детьми.
Наиболее важный аспект, касающийся воспитания Канзи – как раз в том, что его никто специально не «натаскивал на язык». Напротив, Канзи воспитывался в человеческом обществе, где пользовался именно таким повышенным вниманием, которое получает ребенок с задержкой в развитии, если эту задержку удастся диагностировать достаточно рано. Именно поэтому Канзи удалось развить лингвистические и когнитивные навыки, значительно превосходящие самые смелые ожидания о подобных способностях приматов.
Итак, для демонстрации вполне человеческой языковой способности Канзи важно продемонстрировать, что он понимает и использует не только синтаксис, но и грамматику. Приведем два примера (рассказывает Сью Рамбо, преподавательница Канзи):
Важность синтаксиса для бонобо впервые была выявлена при попытке объяснить Канзи событие, не вполне буквально характеризовавшее то, что хотела сказать автор. Автор сидела рядом с клавиатурой и нарезала корм для Канзи. Она случайно задела большой палец ножом. Канзи не видел, как это произошло, поскольку в тот момент увлеченно играл с игрушкой. Повернувшись, он увидел, что палец у женщины кровоточит. Канзи проявил озабоченность и удивление, не понимая, как это случилось. Поскольку на клавиатуре с лексиграммами не было слова «резать», Сью набрала «нож поранил Сью» (Knife hurt Sue). В ответ Канзи издал громкий тревожный вопль и швырнул нож через всю комнату. Автор отмечает, что такая реакция неадекватна в случае небольших травм. Как правило, пытаясь смягчить небольшие травмы, Канзи почесал бы или погладил больное место. Именно это он и сделал бы, если бы Сью сказала: «Я порезалась ножом». Но в данном случае Канзи отреагировал не на подразумеваемое значение, а на синтаксис произнесенной фразы, поступив с ножом так, если бы нож действовал по собственному умыслу. Если бы Канзи воспринимал только лексические значения слов «нож» и «поранить», а не синтаксическую структуру, в которую они встроены, то не мог бы приписать ножу активное действие в данном случае. Этот факт приоткрыл значительные синтаксические способности Канзи, которые ранее недооценивались. Тогда Сью, осознав, что произошло, по-английски объяснила Канзи, что на самом деле нож ее не резал, а она сама случайно порезалась. Канзи воспринял это пояснение слегка подозрительно, но далее действовал так, как будто нож уже не представляет угрозы, и предложил погладить ранку.
В другом случае Канзи продемонстрировал способность к осознанному выбору из множества вариантов на основании сообщенной ему информации:
В ответ на просьбу «Принеси помидор, который лежит в микроволновке» Канзи должен был проигнорировать несколько помидоров, в том числе, лежащий прямо перед ним, и сходить к микроволновке. Открыв микроволновку, он должен был проигнорировать другие предметы, лежащие в ней, и вернуться с одним лишь помидором. Если бы он понимал только отдельные слова, «помидор» и «микроволновка», то сходил бы к микроволновке, вернулся и передал экспериментатору тот помидор, который лежал ближе всего. Однако, поскольку Канзи понимает рекурсивную семантику, заключенную в обороте «который в микроволновке», он осознал, что экспериментатор говорит не о любом из помидоров, лежащих в комнатке, а о конкретном, находящемся именно там, где указано. Особенно важно, что, при отсутствии такой конкретики в синтаксической структуре, например, «Сходи к микроволновке и принеси помидор», Канзи замечал такую разницу и возвращался с любым помидором, а не именно с тем, что лежал в микроволновке.
Таким образом, человеческая языковая способность во многом заключается в умении усвоить грамматику родного языка. Ребенок, развивающийся в человеческом обществе (не являющийся «маугли») легко осваивает один или несколько языков, на которых с ним говорят до трехлетнего возраста, и особенно в трехлетнем возрасте. При этом он отнюдь не получает такого систематического обучения, как при осваивании иностранного языка, усваивает язык спонтанно, методом проб и ошибок. Именно это произошло с Канзи и его сестрами. Согласно выводам, сделанным в статье «Kanzi, evolution and language» (Канзи, эволюция и язык), языковой способностью мог обладать последний общий предок человека, шимпанзе и бонобо, но лишь у человека эта способность оказалась важной с эволюционной точки зрения.
Здесь важно упомянуть, что Канзи общался высказываниями и предложениями не только с людьми, но и со своими сестрами, в особенности с Панбанишей. Примеры таких эпизодов, в которых фигурировали как вокализации, издаваемые самими бонобо, так и обращение к клавиатуре с лексиграммами:
Канзи - Панбанише. Экспериментатор варил яйца, и Канзи мог наблюдать за этим из своей спальной клетки, которая была расположена первой в ряду таких спален. Панбаниша была в третьей клетке, и не могла видеть, что готовит экспериментатор. Первый экспериментатор попросил Канзи, чтобы тот при помощи клавиатуры сообщил Панбанише: яйца вот-вот будут готовы. Канзи обратился к Панбанише голосом. Панбаниша, в это время уже на протяжении около 5 минут поглаживавшая другого экспериментатора, прекратила это занятие, подошла к клавиатуре с лексиграммами и попросила «яйцо».
Панбаниша – Канзи: Панбанише показали мешочек арахиса и попросили передать Канзи, что она видела. Она издала очень тихий звук. Канзи немедленно ей ответил и набрал на клавиатуре лексиграмму «арахис».
Язык или просто коммуникация?
Все вышеизложенное позволяет сформулировать принципиальный вопрос о том, что же демонстрируют все подобные опыты: настоящий язык или только коммуникацию? Исследования с участием Канзи вызвали резкую критику в научном сообществе, в частности, со стороны Стивена Пинкера, автора книг «Язык как инстинкт» и «Чистый Лист». Он сказал, что Канзи своими навыками «напоминает ему медведей из московского цирка, которых научили кататься на одноколесном велосипеде». По мнению Пинкера, Канзи изучил элементы человеческой коммуникации, освоив клавиатуру с лексиграммами, но языковой эту способность назвать нельзя. Пинкер в частности, указывает, что «Чтобы насчитать сотни слов обезьяньего словаря, исследователи также «переводили» указующее движение шимпанзе как жест «ты», объятия как знак «обнимать»; подбирание чего-либо с пола, щекотание и поцелуи как знаки «подбирать», щекотать и «целоваться». Зачастую одно и то же движение шимпанзе истолковывали как разные «слова», в зависимости от того, каким, по мнению наблюдателей, могло быть соответствующее слово в данном контексте. В том эксперименте, где шимпанзе общались с компьютером, клавиша, которую шимпанзе должен был нажать, чтобы включить компьютер, была переведена как слово «пожалуйста».
В диссертации, защищенной в университете штата Айова, однако, указано, что способности взрослого Канзи никак нельзя свести к дрессировке. Отмечается, что бонобо как вид в целом склонны к активной коммуникации в группе, поэтому Канзи мог изучать и систему лексиграмм, и английский язык как «второй» и «третий» иностранный. Учитывая вышеупомянутое замечание о том, что Канзи занимался изучением лексиграмм с самого юного возраста, а также рос одновременно в человеческом социуме и социуме бонобо, его развитие скорее можно сравнить с развитием ребенка-билингва. При этом Канзи употребляет несколько сотен слов, а понимает до трех тысяч, сочетая использование лексиграмм и английского жестового языка. Он достиг таких успехов в изучении языка во многом потому, что это занятие было ему интересно, и напоминало скорее игру, чем учебу. Также лингвистические занятия Канзи не имели практического значения в качестве средства для выживания.
В данном контексте интересно отметить, что Канзи не заинтересовался изготовлением орудий труда. Но он заинтересовался разведением огня и поджариванием пищи – Сью Рамбо рассказывает, что Канзи увидел процесс разжигания огня по телевизору и попросил, чтобы его этому научили. Недаром так известна фотография, на которой Канзи шурует палочкой в костре:
Не менее интересно посмотреть небольшое видео, демонстрирующее, что Канзи умеет обращаться с зажигалкой и подкидывать в костер дровишки:
Другая знаковая фотография демонстрирует, с каким удовольствием Канзи выдувает мыльные пузыри:
При всей кажущейся невинности и несерьезности эта игра доказывает, что Канзи, в противовес общепринятому мнению, умеет контролировать напор выдуваемого воздуха – что является одним из важнейших условий для членораздельного голосового общения.
Вернемся, однако, к вопросу изготовления орудий труда. Известно, что обычные шимпанзе достигают в этом такого мастерства, что выдвигается предположение, будто каменный век у них длится уже не менее 4000 лет. Подробнее об изготовлении каменных и деревянных орудий шимпанзе и другими обезьянами рассказано здесь. Речь идет и о каменных отщепах, и о «наковальнях» для раскалывания орехов, и о приспособлениях для сбора меда, и о полноценных копьях. Александр Марков рассказывает о том, что шимпанзе просто не хватает оперативной памяти для изготовления сложных орудий труда, и даже раскалывание орехов дается им достаточно сложно. В другой статье при этом отмечается, что бонобо, живущие в Конго, значительно уступают шимпанзе в изготовлении орудий труда, хотя, колоть орехи камнями умеют.
Канзи также не сумел сам научиться изготовлению орудий труда. Почти цитата из книги Александра Маркова «Обезьяны, кости, гены»:
«Он научился раскалывать камни, бросая один на другой сверху. При этом действительно получаются обломки с острыми краями, которыми можно пользоваться как орудиями. Но технология, применявшаяся «человеком умелым» — держать в одной руке «ядрище», в другой «молот» и откалывать отщепы точными ударами, — по-видимому, оказалась для Канзи слишком сложной. Он пытался так работать, подражая экспериментаторам, но удары получались слишком слабыми».
Заключение
Итак, можно сделать вывод, что исключительные лингвистические успехи Канзи ближе к настоящему языку, чем к животной коммуникации. Вполне вероятно, что в дикой природе такой высокоинтеллектуальный самец просто не нашел бы применения языковой способности и обошелся коммуникацией, присущей представителям своего вида. Также, как указано в этом материале с сайта «Этология», феномен говорящих обезьян может означать, что коммуникативная функция ошибочно считается важнейшей и основополагающей функцией языка. Возможно, язык появился у наших предков как средство для описания окружающего мира и его систематизации во все более абстрактных категориях. Развитая коммуникация при этом уже могла присутствовать в сообществах таких приматов.
Языковое общение упирается в объем оперативной памяти, о котором уже упоминалось выше, и из-за недостаточности которого многие шимпанзе затрудняются колоть орехи. Канзи же остается печальным располневшим альфа-самцом небольшой лабораторной стаи бонобо и только добавляет неопределенности к вопросу о том, какой же фактор – трудовой или языковой – сделал из обезьяны человека.
Автор: OlegSivchenko
