Молчаливая спутница камня по археологическим записям
В апреле 1997 года на мировом первенстве по снукеру, проходившем в Крусибл-театре в Шеффилде, Англия, Ронни О'Салливан подошёл к столу с тем, чтобы сыграть фрейм в, казалось бы, рутинном победном матче в первом раунде против Мика Прайса. Но то, что произошло в следующие 5 минут 20 секунд, шокировало мир снукера и отправило волны уважения по всему миру профессионального спорта. Для тех, кто не разбирается в этом спорте – для набора максимально возможного количества очков, 147, необходимо отправить в лузы 36 шаров в нужной последовательности. До 1997 года такое случалось в официальных матчах по снукеру несколько раз – а этот спорт превратился в профессиональный в конце 1960-х. Рано или поздно талантливый О'Салливан должен был набрать 147 очков, но удивительной была манера, в которой он это сделал. Он скользил вокруг стола и играл с расстановкой и уверенностью, не соответствовавшими его 21-летнему возрасту. Он был единым целым с кием в руках, и находился в трансе, соединявшем человека и его искусство. Он демонстративно думал на четыре-пять ударов вперёд, и своей плавностью движений практически открыл новую веху в игре.
Это может прозвучать грубо, но чтобы как-то понятнее описать его достижение, его можно сравнить с другими видами спорта просто с финансовой точки зрения. За фрейм длительностью 320 секунд О'Салливан получил приз размером в £165 000. Мало кто может похвастаться, что зарабатывает £515,63 в секунду – особенно в таком юном возрасте. И по сути, он зарабатывает деньги при помощи длинного куска полированного дерева и кусочка мела. Для многих людей результат О'Салливана находится среди наивысших достижений мирового спорта. Но с моей точки зрения, это торжество достижения человеком использования палки: поэтически красивая комбинация ремесла, гения, хладнокровия и щегольства.
Палки, вероятно, находятся у истоков ремесла – в той точке, в которой наши очень далёкие предки перешли от животного существования к жизни, улучшенной при помощи окружавших их объектов. Этот переход наиболее безжалостно показан в отрывке «Заря человека» в фильме Стэнли Кубрика "2001 год: Космическая одиссея", где в момент озарения человекообразная обезьяна высоко держит кость, только что использованную ею для сокрушения лидера враждебного клана. Жаль, что мой пример прорывного момента в эволюции человечества по направлению к использованию орудий труда находится в таком жестоком контексте. Вне всяких сомнений, целью Кубрика было продемонстрировать, что именно лежит в основе технологического прогресса и как использование палок для борьбы друг с другом пошло на пользу развитию человеческих сообществ. Но я подозреваю, что они играли более приземлённую роль в нашем эволюционном путешествии ещё до тех пор, как их систематически стали использовать для жестокого обращения с другими особями своего вида. Даже с таким музыкальным сопровождением, обеспеченным начальными тактами симфонической поэмы Штрауса «Так говорил Заратустра», этому отрывку не хватило бы выразительности, если бы в нём человекообразная обезьяна Кубрика просто сбила бы палкой яблоко с дерева.
Как бы вы ни захотели изобразить этот определяющий момент в истории человечества, успешное использование палки в те доисторические времена наверняка принесло славу и богатство.
3 миллиона лет спустя это правило всё ещё применимо во многих культурных обстоятельствах. Технически говоря, снукер относится не к ремеслу, а к спорту. Но если рассматривать спорт, как физическое искусство, требуемое для участия в состязаниях – и победы в них – я не испытываю проблем с тем, чтобы расширить понятие ремесла на деятельность спортсменов – особенно использующих палки. Игроки в теннис, крикет, снукер, гольф – лишь несколько примеров спортсменов, умело использующих те или иные виды палок. Вот так мы и возвращаемся к Ронни О'Салливану и траектории использования гоминидами палок, ведущей нас от самого начала, представленного кубриковской обезьяной, к зениту, в Крусибл-театр, в апреле 1997 года, к самому быстрому набору максимального количества очков в истории снукера.
Однако Кубрик мог взять вместо кости и камень, и это, возможно, было бы даже более правдоподобным изображением зарождения использования орудий. Хотя камни и кости выжили, попав в археологические записи раннего доисторического периода, довольно сложно узнать в отсутствии очевидных признаков износа или модификаций, использовалась ли найденная кость для каких-то нестандартных целей. С деревянными палками ситуация ещё сложнее, поскольку, если только они не попали в экстремальные условия и не подверглись особым химическим изменениям, они давно разложились и обратились в пыль. Камни же терпят разрушительное воздействие времени, и по ним совершенно очевидно, были ли они каким-то образом переработаны или изменены человеческой рукой. В результате они дают нам очевидные свидетельства использования человеком орудий труда и определили то, как мы понимаем развитие человеческих сообществ со времён от 3 до 4 млн лет назад до, по меньшей мере, Бронзового века (2500 – 800 до н.э.).
В археологии камни обозначаются суффиксом "-лит", происшедшим от греческого слова λίθος, «камень». Именно на основе топологии каменных инструментов мы смогли построить хронологию Каменного века. С палеолита («старый» Каменный век) через мезолит («средний») к неолиту («новый»), каменные инструменты постепенно становились сложнее. История начинается порядка 3 млн лет назад в ущелье Олдувай на равнинах Серенгети в Танзании, где в 1950-х вели раскопки британско-кенийские палеоантропологии и археологи Мэри и Луис Лики. Здесь был найден скелет австралопитека, раннего обезьяноподобного гоминида, вместе с набором рабочих камней. Эти ранние инструменты обычно называют галечными орудиями, поскольку их, судя по всему, оббивали совсем немного, просто, чтобы получить острый край. Поэтому самые ранние орудия были очень простыми. И всё же для австралопитека, чья диета включала в себя и падаль, это несомненно был шаг вперёд от разрывания туш голыми руками, позволивший отрезать шкуру, мясо, и ломать кости для доступа к костному . Это небольшой, но важный шаг приведёт к увеличению потребления белка, в связи с чем будет иметь долговременное эволюционное влияние.
Затем, примерно 1,9 млн лет назад, на археологической сцене появляется человек умелый (Homo habilis) – за которым вскоре, 1,2 млн лет назад, последовал и человек прямоходящий (Homo erectus). Теперь разговор пойдёт о гоминини – членах человеческой клады – определяемой на основе более широкой классификации гоминидов, в которую входят больше человекоподобных членов рода, например, африканский австралопитек. Мы называем обработанный кремень этого периода ашельским – в честь места археологических раскопов, расположенного в Сент-Ашёле, предместье Амьена на севере Франции. Здесь в XIX веке было обнаружено множество ручных топоров в районе гравийных речных уступов региона Сомме. В каком-то смысле именно тогда и родился Каменный век – когда неоспоримое доказательство в виде камней, изменённых человеческими стараниями, связанных с геологическими отложениями известного возраста, заставило пересмотреть традиционные библейские рассказы о сотворении людей.
Ашельские ручные топоры – красивейшие артефакты. Для самой первой своей лекции по археологическим иллюстрациям в Археологическом институте Лондона мне надо было подготовить технический рисунок одного из этих топоров. Вращая его в руках, я восторгался его эпическому путешествию сквозь время. Эти чудесно обработанные куски кремня демонстрировали очевидные признаки повторявшихся ударов, благодаря которым из камня вытёсывали конечное изделие – топор с острыми краями с двух сторон, сходящимися на верхушке, и с «рукояткой» в основании. Поражает в них то, что в их линиях разлома можно увидеть разумно принимаемые решения и когнитивные процессы разработки за авторством каменотёса из нижнего палеолита, задумавшего определённую конечную форму. Это было нечто истинно «человеческое». Однако, термин «ручной топор», вероятно, ему не совсем подходит.
В конце 1990-х мы с друзьями отправились в лесистую местность Сассекса, Уилд, с целью провести эксперимент: мы хотели узнать, сможем ли мы свалить дерево при помощи самостоятельно сделанной грубой версии «ручного топора». Сторонники классической версии ашельского палеолита, без сомнения, не одобрили бы качество наших реплик, на скорую руку высеченных из камня; это происходило во дворе дома, расположенного в лондонском Харинги, жарким летним днём, как раз перед отходом поезда в Сассекс. Но у наших камней однозначно были острые грани, и некоторые увлечённые археологи с удовольствием провели бы все выходные, стуча ими по стволу дерева. На самом же деле вся эта история не продлилась более нескольких часов. Наши руки и запястья быстро устали, суставы набухли, а передача орудия из рук в руки только усилила агонию. Мы настолько перетрудили свои кости и мышцы, что едва смогли донести утешительную пинту до ртов в местном деревенском пабе тем вечером. Посасывая эль через цветные соломинки, мы заключили, что ручной топор, вероятно, можно отнести к ашельскому швейцарскому ножу или мультитулу типа Leatherman. Сегодня эксперты утверждают, что ручные топоры имели в своё время целый набор функций, включая рубку мяса, твёрдых предметов, колку дров, выскабливание, раскапывание, а также служили валютой.
На конец ашельской индустрии обширно накладывается появление неандертальцев (Homo neanderthalensis) и человека разумного (Homo sapiens) в период от 100 000 до 125 000 лет назад. С быстрым наступлением среднего палеолита приходит и гораздо более развитый подход к производству орудий и увеличение сложности социальных связей. Возможно, художественные и символьные изображения находились за пределами их сознания, но у них были обряды погребения и другие ритуалы, свидетельствующие о способности абстрактно мыслить и наличии определённого самосознания. Каменные орудия этой эпохи часто называют мустьерскими, в честь пещеры Ле-Мустье на юго-западе Франции в департаменте Дордонь – там были найдены одни из самых ранних и полных собраний. Ручные топоры оставались стандартным инструментом, но тот период характеризуется также и скребками – небольшими кусками кремния, которые надо было держать рукой за тупую часть, и обёрнутый вокруг неё указательный палец создавал эффективный инструмент для резки. Эти скребки почти наверняка использовались для выделки шкур, и примечательная способность к выживанию как неандертальцев, так и человека разумного перед лицом климатических изменений говорит о том, что люди начали производить более сложную одежду.
Несмотря на это, считается, что неандертальцы вымерли примерно 40 000 лет назад, в самом начале очень холодного периода в Европе. И с того момента, с верхнего палеолита и до мезолита, изготовление каменных орудий характеризуется широким ассортиментом, инновациями и быстрым развитием. Каменные орудия стали не только более сложными, их использовали для создания таких костяных орудий, как шило и иголки. Всё это говорит о дальнейшем развитии в одежде и вероятности того, что одежду сшивали из разных кусков для большей эргономичности и улучшенного прилегания к телу. Я часто говорю знакомым, занятым в портновском деле, что их занятие оказывается более всего в долгу именно перед человеком разумным из верхнего палеолита. Без этих иголок и сшитых на заказ одежд мы могли бы и не выжить, как вид, в тот холодный период.
Также в каменных орудиях прослеживаются определённые местные традиции, что является признаком того, что человек разумный был способен адаптировать производство к местным окружающим условиям. Можно почти начать разговор о «культурах» благодаря наличию различий в отделке осколочных камешков – тех частей, что отлетали от основного камня при его обтёсывании. Кажется удивительным, что людям потребовалось столько времени, чтобы понять, что отлетающие от камня осколки оказываются настолько же острыми, как и сам камень. В нашем дворе в Харинги босоногим соседям потребовалось всего несколько минут, чтобы выяснить, насколько острыми могут быть осколки камней. Но инновация состояла не в том, что инструменты изготавливали из осколков, а в том, что основной камень специально обтёсывали именно так, чтобы получить осколки нужной формы. Также из анализа осколков, основных камней и платформ очевидно, что для их изготовления использовался целый набор различных технологий. Непрямые удары (вместо обычного метода молотка и зубила), отслаивание давлением, мягкое обстукивание (при помощи, например, оленьего рога) позволяло камнетёсам палеолита создавать огромное разнообразие каменных орудий, поддерживавших их очень сложное взаимодействие с окружающим миром. Если эта история вас заинтересовала, я рекомендовал бы вам записаться на вводный курс обтёсывания камней. Легко потерять себя в богатом мире ударов камнем о камень; это времяпрепровождение имеет чрезвычайно сильный терапевтический эффект, и позволяет вам наладить связь с вашим внутренним человеком разумным. Нет более аутентичного способа возврата к основам.
Ключевой технологической разработкой этого периода следует считать хэфтинг – насаживание наконечника копья или стрелы на конец палки. Свидетельства о существовании таких изделий получены не из находок оружия целиком – деревянного древка с лезвием – но из формы обработанных камней и наличия боковых и угловых насечек у их основания. Эти углубления служили точкой закрепления отрезка верёвки, использовавшейся для привязывания лезвия к палке. Дебаты по поводу того, насаживали ли уже в мустьерской культуре камни на палки, велись довольно давно, но недавние раскопки в местечке Кату Пан в Южной Африке открыли миру множество камней, края которых явно обрабатывали ударами, а не соскабливанием или распиливанием. Более того, обработка оснований этих камней соответствовала хэфтингу. Научный метод датировки показывает средний возраст находок в 500 000 лет – это на целых 200 000 лет раньше, чем считалось ранее, что заставляет нас пересмотреть свои взгляды на то, когда человек превратился из жертвы в охотника. Однозначно видно, что эти грубые попытки изготовления орудий и близко не подошли к сложности метательного оружия, которое делали в мезолите, или делают до сих пор некоторые аборигены джунглей Амазонки.
Хэфтинг – технологическая возможность прикрепить палку к камню – послужила точкой, после которой ремесло навсегда стало эволюционной возможностью человека. Родилось композитное орудие, или инструмент, а вместе с ним – и возможность выйти на более высокий уровень развития. Этот плодотворный момент создания оружия или инструмента, по моему мнению, крайне важен. Это событие сигнализирует новую зарю технологического продвижения человека – по сути, создание расширения конечности – которое очень хорошо продвинулось в своём развитии во время мезолита. Но началось ли оно 500 000 или 300 000 лет назад, а я бы хотел вернуться к хэфтингу в его последние дни, где-то в 1950-е, к моему дедушке, который раньше занимался изготовлением клюшек для гольфа.
В последние пару лет я поддался своему желанию; это было подсознательное стремление с глубинной генетической наследственностью. Я начал делать палки. И это затягивает – и, очевидно, сидит у меня в крови. Я виню за это моего дедушку по отцу. Он ушёл из жизни, когда мне было всего 2 года, поэтому я его особо и не знал. Он родился, жил и умер в Сент-Андрусе, одном из мировых центров гольфа, и был вовлечён в индустрию изготовления клюшек для гольфа. В связи с этим он преимущественно делал палки, и делал их довольно умело. Мой отец вспоминает, как он, мальчиком, с благоговением наблюдал за своим отцом, когда тот сидел на заднем дворе дома, и превращал ореховые, ясеневые или ивовые ветки в тросточки. Этот сюжет повторился через поколение, когда я наблюдал за своим отцом, сидевшем на заднем крыльце, и строгавшем палки в вечернем свете. Не помню такого момента, чтобы у моего отца не было одной-двух палок в процессе обработки, на которых он вырезал сложные фигуры на рукоятках и декоративные узоры по всей длине. Но я никогда не думал, что могу оказаться на его месте, блуждая мыслями в то время, когда мои руки занимаются такой работой.
Среди многих практических навыков, требующихся для изготовления клюшки для гольфа, одной из специализаций моего дедушки было изготовление мест сочленений головки и рукоятки клюшки с её стержнем при помощи намотки. Процесс был относительно простым, но его совершенно необходимо было сделать абсолютно правильно, чтобы место сочленения головки и стержня не сломалось, не треснуло и не развалилось. Для этого требовалось обернуть шнур вокруг сочленения и наматывать его для усиления конструкции. Одной рукой необходимо было оказывать постоянное давление на шнур и выдерживать максимальное натяжение, а другой – медленно поворачивать головку клюшки, чтобы наматывать шнур. Задача выполнялась так, чтобы скрыть узел и получить гладкую намотку — как для красоты, так и для того, чтобы снаружи не болтался кусок шнура, который мог бы препятствовать работе и ослаблять намотку. И хотя у дедушки забрали область, в которой он мог бы применять своё умение, он передал его своему сыну, а мой отец передал его мне.
Мне представлялось несколько случаев использовать это унаследованное многоцелевое умение – в последний раз я пытался изготовить модель средневековой удочки. В «Трактате о рыбной ловле при помощи крючка», датированном концом XV века, достаточно детально описано удилище, изготавливаемое из орешника и отрезка верёвки из конского волоса. Орешник чудесно подходит для изготовления удочек. Он растёт в тени и во влажной, богатой перегноем почве, и может достигать в длину до 4 м, оставаясь удивительно тонким. Он очень гибкий, поэтому может выдержать вес рыбы, пытающейся сорваться с крючка. Слабость его заключается в мягком дереве на тонком конце. Он ломается там при малейшей нагрузке. Поэтому к нему необходимо примотать небольшую палочку более прочной древесины – тёрна или яблони – в том месте, где орешник ещё достаточно толстый, чтобы выдержать сочленение. Два вида дерева сплетаются вместе при помощи намотки верёвки, которую также можно использовать для создания рукоятки на нижней части удилища. Когда я закончил со своей удочкой, она, по крайней мере, выглядела весьма аутентично. Жаль, что у меня не хватило умений и терпения использовать её для рыбной ловли.
Когда мне в первый раз пришлось использовать намотку, я понял, насколько древней является эта технология. Я пытался прикрепить кремневый наконечник копья, который я целых два дня изготавливал с нуля, на древко из ясеня, очищенное мною от коры при помощи кремневого скребка. Я внутренне ухмылялся этому процессу, поскольку именно такими вещами я занимался, будучи ребёнком, вместе со своими одноклассниками в течение длинных горячих летних дней, которые мы проводили в лесах и рощах, окружающих певензийские болота в Сассексе. А теперь, когда я уже стал учёным и заинтересовался экспериментальной археологией, я мог называть эту деятельность «исследованиями», чтобы оправдать множество часов, во время которых я возвращался в безмятежные дни моей юности. Я намеревался сделать что-то в духе позднего палеолита; что-то, что позволило бы мне выпрыгнуть из-за живой изгороди и завалить молодого северного оленя – или, по крайней мере, так я себе это представлял.
В процессе изготовления наконечника стрелы я экспериментировал с непрямыми ударами и отслаиванием под давлением, а для намотки использовал покупной шнур. Сначала я понадеялся сделать собственную струну из крапивы, но у меня быстро заканчивалось время – это часто бывает, когда пытаешься впихнуть палеолит в трёхдневные выходные. Я сидел на деревянном полу в пятнах света и сосредоточенно занимался намоткой, и тут мне пришло в голову, как далеко эта технология, это умение, продвинулось во времени. Оно прошло через сотни тысяч поколений, пересекло континенты, протянулось через эпохи и на своём пути выполнило множество функций. И вот я использовал его, благодаря времени, потраченному на него моим отцом и его отцом, передавшим ему это умение. Оно рассказывало нам историю, настолько же важную для понимания человечества, как и любая письменная история; рассказывало о простых людях, полагавшихся на такие навыки для собственного выживания. Когда этот процесс в индустрии изготовления клюшек для гольфа в Сент-Андрусе взяли на себя машины, мой дедушка потерял средства к существованию и источник гордости, но мы, более широкий слой общества, потеряли прямую и осязаемую связь с нашим древним наследием.
Мне бы очень хотелось иметь возможность провести параллельную историю эволюции палок, начиная с раннего палеолита, поскольку сложно поверить, чтобы австралопитеки, человек умелый, человек прямоходящий, неандертальцы и человек разумный не довели бы эту технологию до таких же высот, каких они достигли в обработке камня. Но поскольку дерево неспособно сохраняться в археологических записях, эта история навсегда останется нерассказанной, и будет пребывать в области гипотез, выдаваемых такими же мечтательными экспериментальными археологами, как и я сам. Но хотя мы не можем построить график развития и разнообразия использования палок в примитивном обществе, мы должны поблагодарить их, молчаливых спутников камня по археологическим записям, за ту роль, которую они сыграли в выработке когнитивных процессов человека.
Александер Лэнглэндс – археолог, историк средневековья. Профессор средневековой истории в Университете Свэнси. Отрывок из книги «Ремесло: исследование истоков и истинного значения традиционных ремёсел» (Cræft: An Inquiry Into the Origins and True Meaning of Traditional Crafts, 2017).
Автор: Вячеслав Голованов
