Всем привет! Это третий рассказ из моего цикла научной фантастики «Singularity.limited».
Второй рассказ серии тут.
Homo singularitatis
The practice of Zen is forgetting the self
in the act of uniting with something
Yamada Koun
Пробуждение похоже на звонок соседа этажом ниже, которого вы затапливаете. Вы нежитесь в кровати, пытаетесь склеить остатки убегающего сна или хотя бы понять, кто от кого убегал во сне и зачем, а в идеале — заснуть снова, чтобы уж точно разобраться в полете вашей фантазии. Но на все это наплевать соседу снизу, который что есть силы звонит в вашу дверь. Ему точно не до вашего сна, у него реальность с потолка капает.
Примерно такие мысли витали в голове профессора, когда он проснулся. С момента своей заморозки в криогенной камере в 2019 году, он успел посмотреть 1135 снов, не считая последнего, обрывки которого уже похоже было не собрать.
Профессор с трудом разлепил веки и приподнялся на кровати, чтобы осмотреться. Комната, в которой он проснулся, своим минимализмом напоминала больничную палату. Белые стены, зашторенное окно и прикроватный столик, на котором лежали черный телефон и, похожий на велосипедный шлем, предмет. Ах да, еще в комнате не было двери!
«С добрым утром», – сказал он себе. – «Добро пожаловать. Кстати, а куда?».
«Проведи по мне», — гласила надпись на экране телефона. – «Ну конечно, чего еще ожидать в 21 веке, никаких больше “Съешь меня” или “Выпей меня”». — Он послушно провел по экрану, и в комнате раздался мелодичный женский голос:
— Здравствуйте, профессор. Меня зовут П. Снири. Я ваш персональный помощник пробуждения.
— Привет, Снири. А что означает сокращение П.?
— Приставка П. означает, что я — компьютерная программа. Я помогу вам проснуться. Сегодня 10 октября 2042 года. Добро пожаловать в будущее, — программа почти не делала пауз в предложении, так что профессор не мог вклиниться с вопросами в ее монолог. — Вы возможно еще не успели всё вспомнить, так что я напомню. Вы заморозили себя в 2019 году в криогенной камере собственной разработки, когда узнали, что неизлечимо больны. Мы разбудили, потому что обнаружили, что активность вашего начинает угасать. Если ждать дальше, то возможно будить станет некого. Есть правда и проблема: лекарства от вашей болезни мы до сих пор не изобрели. Но зато у нас есть универсальное лекарство — singularity.limited
— Сингулярность?
— Да. Я должна рассказать вам немного той части истории человечества, которую вы проспали. В XXI веке смерть умерла. Все случилось очень быстро, даже по меркам одного человека. Люди перестали умирать в обычном смысле. Физически наши тела по-прежнему стареют и увядают. А вот разум… Биологи считают, что мы просто перешли на новый уровень эволюции.
— Мы?
— Да. Знаете, я ведь тоже раньше владела физическим телом человека. Развоплотилась в 2030-ом. Можно сказать, профессор, что человек был гусеницей, а стал бабочкой. В тот момент, когда человек умирает, его разум соединяется с нейронной сетью планеты и начинается следующий этап жизни человека на Земле — жизни в качестве компьютерной программы.
«Интересно, какой бы компьютерной программой стал я? Пакетом формул? Программой — исследователем? Наверное, программой – спорщиком», — подумал профессор.
— А там, в нейронной сети, человек сохраняет свою индивидуальность, свободу воли?- спросил он.
— О да, полностью.
— И где это все находится?
— Физически — на одном из миллионов компьютеров в огромной мировой сети Singularity.limited. А субъективно — человек воспринимает это, как одну большую виртуальную реальность. Внутри сингулярности есть все: книги, фильмы, социальные сети, игры. По сути, это еще одна реальность — параллельная обычной. У нас даже есть выборы.
— Кстати, а откуда взялся суффикс limited? — новый мир профессора постепенно собирался у него в голове, и он хотел знать больше подробностей.
— У нас про это есть корпоративная байка. Когда основатель Сингулярности выбирал доменное имя, то единственным, незанятым киберсквоттерами, доменом оказался singularity.limited. Хотя, конечно, верить этому до конца нельзя. Да и к тому же, у Сингулярности действительно есть свои ограничения.
Профессор задумался: «За 20 лет мир изменился так сильно. Этого же совсем нельзя было предсказать, тогда в 2020? Или можно? Много ли я знал о том времени, много ли понимал? Криогенная камера была прыжком в никуда, в будущее, которое может наступить, а может и не наступить. И вот оно наступило...»
— Значит, мне предстоит переход в следующую жизнь?
— Да, переход. Одной ногой вы уже… хм… в сети. Ваша интуиция уже согласна с этой идеей. Осталось убедить ваше Эго, но это, к сожалению, невозможно.
— То есть, вы разбудили меня для того, чтобы сказать, что ничего не получится. Стоило ли будить? — профессор начал слегка раздражаться.
— Да именно так. Помните игру, где нужно по частям собрать себя? Так уж сложилось, что вам нужно сыграть в эту игру. Только вам нужно сначала себя разобрать.
— Что?
— С помощью шлема, который лежит рядом, мы подключим к вам ту компьютерную нейронную структуру, которая станет вам домом. Воспринимайте это как третье полушарие вашего . Мы уже загрузили туда все, что образует фундамент: базовые понятия, речь. Сначала, вам нужно обучить эту сеть, быть вами. Вторым шагом вам предстоит переселиться в нее. В этом самая большая загвоздка, т.к. вам, по сути, нужно отказаться от себя. Теперь мы тренируем этому людей с детства, а вот ваше поколение … далеко не все его представители способны на это. Чем длиннее титул или чем роскошнее яхта, тем вам было бы сложнее. Для некоторых бессмертие — недостижимая мечта. Самое страшное, что может случиться — раздвоение личности и последующая паранойя. Но все же давайте будем надеяться, что вы справитесь. Правда? — Профессор молчал, переваривая услышанное. — Профессор, вы же справитесь?
— Ну я постараюсь.
— Да уж, постарайтесь, а мы вам немного поможем. Если бы у меня было тело человека, я бы сейчас вам подмигнула ;-) Мы начнем транслировать вам в сны, в которых будем реконструировать ваше прошлое, а вам нужно будет принимать решения противоположные тем, что вы приняли в своей жизни. Таким образом, нейронная сеть — будущий вы — будет следить за ходом вашей мысли, а вы сами научитесь отказываться от себя. И еще один нюанс. Чтобы вы не сбились с пути, мы будем посылать вам знаки. Какие — вы поймете сами. Или не поймете и застрянете в своем умирающем теле, все зависит от вас. Вам все понятно?
— В общих чертах.
— Я бы еще долго рассказывала вам про будущее, но любая новая информация — это еще одно препятствие на пути к переселению. Так что это все, профессор. Надевайте шлем и ни пуха, ни пера!
— К черту.
***
— Чвак — чвак — чвак.
Петерсон проснулся на сиденье такси. В ушах стоял звон проклятого стандартного будильника телефона, который он каждый раз обещал себе поменять. Он достал телефон, чтобы выключить будильник и заодно понять, куда же он едет. С заставки ему улыбалась Юки. Она была его студенткой, бурный роман с которой грозил ему увольнением. Эти отношения он обещал себе порвать сразу же после окончания учебного года. Постепенно в голове всплыли подробности вчерашнего разговора с ней. Она сидела напротив него, в легком розовом платье, болтала про сданные зачеты, а под конец вечера попросила его закрыть глаза и достала из сумочки билеты на две недели на Гавайи. Он вспомнил, что разозлился, начал что-то кричать про то, что считает курорты глупостью, про то, что решения нужно принимать вместе и про то, что, наверное, им пора расстаться. В итоге, сейчас на экране телефона он видел три пропущенных звонка от Юки и одно смс-напоминание о том, что у него назначен ежегодный прием в медицинском центре при Университете, куда профессор, судя по всему, и направлялся.
Такси действительно довезло его до медицинского центра. Расплатившись с водителем, Петерсон вошел в здание центра. Он смутно припоминал про регулярные медицинские осмотры в Университете, но совершенно забыл про этот конкретный случай. «Разберемся по ситуации», — подумал он и назвал свою фамилию на ресепшене. Через несколько минут он уже сидел в удобном кресле в кабинете врача. Напротив сидел пожилой человек в белом халате.
— У меня для вас плохие новости, — сказал доктор и сделал паузу. Петерсон тут же понял, чем было примечательно именно это утро. Осознание близкой смерти село за руль многотонного грузовика «Неизлечимая болезнь», завело мотор и рвануло навстречу распахнутому , готовясь сеять ужас и панику в стройных планах профессора на остаток карьеры, да и всей жизни.
Интуиция в последний момент успела запрыгнуть на пассажирское сиденье и начала тараторить:
«А ведь я говорила, что мы рано или поздно умрем, говорила! Надо было ехать с Юки на Гавайи и плевать, что бы сказали в Университете».
«Надо, — безнадежно согласился разум, — еще как надо».
На столе доктора стояла китайская статуэтка «Манящий кот» и помахивала ему лапой. Обычно люди трактуют этот жест, как пожелание удачи. В момент покупки доктор думал, что улыбчивый кот поможет пациентам поверить в себя и, может быть, притянет немного так необходимой им удачи. Но профессор видел сейчас в статуэтке совсем другое. Методично размахивая лапой, кот как бы говорил:
«Пока… пока… Уходи и не приходи больше».
— Судя по маркерам, которые мы увидели в вашей крови, у вас та форма рака, против которой у нас на данный момент нет лекарства. Мы все же можем попробовать …
Профессор начал лихорадочно придумывать план экстренных действий. В запасе у него была идея криогенной заморозки, над которой он работал в свободное время.
И тут кот подмигнул ему. Профессор удивленно посмотрел на кота, и кот пристально посмотрел в ответ и подмигнул ему еще раз. Решение пришло мгновенно.
— Знаете что, доктор, — услышал профессор собственный голос, — спасибо за информацию, можете не продолжать. У меня появились срочные планы. Прощайте.
Петерсон вышел из комнаты настолько быстро, насколько один уважаемый ученый муж мог выйти из кабинета другого уважаемого ученого мужа.
В коридоре он достал телефон и набрал номер Юки.
***
Вопреки ожиданиям, следующий сон не перенес профессора на Гавайи. Вместо этого Петерсон осознал себя в большой аудитории родного Университета. Шел второй час ученого совета, на котором решалась судьба его дальнейшей работы и, похоже, он немного задремал. Он понял, что после приема у врача он не уехал в бесконечный отпуск, а вместо этого начал работать над проектом криогенной установки, чтобы заморозить себя до момента, когда медицина найдет лекарство от его болезни. Проект продвигался неплохо, но внутренняя политика Университета требовала периодического пересмотра, чтобы обосновать необходимость продолжения исследований и, следовательно, траты университетского бюджета.
В данный момент у доски его оппонент, профессор Стейнбек, приводил своим усыпляющим голосом аргументы за заморозку проекта:
— … Таким образом, мы можем утверждать, что данная манипуляция над сознанием с большой долей вероятности приведет к постепенным, но необратимым изменениям в синаптических связях , что, в свою очередь, будет означать медленное, но непрерывное угасание когнитивной функции. То есть, заморозить мыслящий организм может и возможно, но вот разморозите вы уже овощ. Поэтому, я думаю, что проект возглавляемый профессором Петерсоном следует остановить, а деньги направить на финансирование проектов с более высоким потенциалом.
Выступающий профессор Стейнбек был извечным оппонентом Петерсона. На их дебаты приходили посмотреть студенты всех факультетов. Местные остряки шутили, что по накалу борьбы университетские дебаты превосходят президентские выборы. И это было отчасти правдой. Счет по партиям был 12-12, и в этот раз Петерсон планировал выйти вперед, тем более, что на кону стояло больше, чем просто победа. В случае сокращения финансирования, он бы не смог закончить проект криогенной установки и не стал бы первым ее испытателем.
Как всегда, в таких случаях у Петерсона был заготовлен стратегический план дебатов со всеми возможными аргументами и контраргументами. Закончить он планировал измененной цитатой космонавта программы Аполлон Нейла Армстронга:
«That’s one small nap for a man, one big dream for a mankind”.
— Чвак — чвак – чвак, — истошно завопил телефон. Кто-то так не вовремя послал ему сообщение. Он взглянул на экран телефона и прочитал:
«Отказаться от того, кем ты являешься. Стать никем».
И вот уже где-то глубоко внутри его , невидимые стрелочники уже переводили пути его нейронных цепей в правильном направлении.
«Мы будем стараться помочь, но решение все-таки за вами, профессор».
Признать свою неправоту, даже если прав, смириться с поражением и отступить, когда успех так близко, даже если на кону твоя жизнь, особенно если на кону твоя жизнь.
«Вы не правы, и я собираюсь доказать это», – собирался сказать профессор, но сказал лишь:
— Я планировал поспорить с вами, но похоже ваши аргументы весомее тех, что я приготовил. Я вынужден признать свое поражение и согласиться с вами. Проект слишком рискован, да и к тому же невыгоден Университету.
***
— Чвак — чвак — чвак, — пронзительный звук разбудил его снова.
Петерсон осознал себя в знакомой белой комнате. На этот раз телефон на столе ожил сам по себе.
— Здравствуйте профессор.
— Привет Снири.
— Я могу вас поздравить, ваша синхронизация с сингулярностью достигла 98%? Я даже не ожидала, что вы справитесь настолько хорошо. Все-таки возраст, сами понимаете.
— И тем не менее, у меня получилось?
— У вас почти получилось. Вы уже очень близко, фактически на пороге. Остался один последний рывок.
— Знаете Снири, а ведь в комнате кое-что изменилось. Появилась дверь, а раньше двери не было.
— Дверь? Правда? Вы знаете, профессор, я же всего лишь компьютерная программа, подключенная к терминалу в форме старомодного телефона. Я не вижу обстановки комнаты.
— А что будет, если я сейчас встану и выйду в эту дверь?
— Я не знаю, профессор. Решать вам.
— Похоже мне надо подумать.
— Конечно подумайте.
«Итак, что мы имеем: два осознанных сна-воспоминания о прошлом и две сцены в белой комнате. В первый раз в комнате двери не было, а сейчас она есть, значит какая-то из белых комнат нереальна и ему нужно решить, какая именно. Кроме того, в первый раз в комнате его не будил будильник, а во второй раз, так же, как и в снах — да. А раз будильник звонил во второй раз, то вся вторая сцена в белой комнате — на самом деле еще один сон. И тогда последнее, от чего ему нужно отказаться — это чувство реальности, может быть в этом и есть смысл последнего шага?».
— Снири?
— Да.
— Снири, я думаю, что все это нереально, что все это мне снится, что это последний шаг и мне нужно отказаться от чувства реальности.
— Я не очень поняла, что вы имеете в виду.
— Я думаю, что я сейчас во сне.
— Можете повторить это ещё раз профессор?
— Но зачем?
— Все-таки повторите.
— Я думаю, что это нереальность.
В комнате погас свет, а когда профессор привык к полутьме, то увидел женщину в черном комбинезоне из латекса с маленьким розовым нимбом и мерцающей рядом с головой надписью «П. Снири».
— Добро пожаловать в Сингулярность профессор.
На той стороне ему рассказали, что образы перехода у каждого свои. Кто-то видит дверь, кто-то тоннель, а кто-то зеркало. Иногда профессор размышлял, что было бы, если бы он попытался войти в ту дверь, в каком мире бы он оказался? Да и возможно ли в принципе было ее открыть? Каждый раз, проходя по цепочке логических рассуждений, он неизменно возвращался к ответу, что дверь — обычная метафора и открыть ее было в принципе нельзя. До встречи с П. Кэрол профессор был в этом полностью уверен. Кэрол была его соседкой по виртуальному участку в Singularity.limited. Всё перевернула одна её фраза:
— Профессор, в реальном мире вы когда-нибудь видели комнату без двери?
Автор: Алексей Неонов
