Всем привет! Шоу «Без слайдов» вернулось из длительного отпуска. На самом деле, всю весну и лето я был завален разной работой, поэтому не было времени толком ни доехать до студии, ни разобрать накопившийся материал. Чтобы вы понимали глубину проблемы — выпуск с моим сегодняшним героем снимался полтора месяца назад, но руки до него дошли только сейчас. В новом сезоне я постараюсь делать выпуски чаще, чесслово. Но к чёрту лирику, пора переходить к делу.
Анатолий Абрамович Шалыто — личность легендарная. Профессор, доктор технических наук, заведующий кафедрой технологии программирования Университета ИТМО, работающий в основном на знаменитой кафедре компьютерных технологий, которая учит и выпускает всех знаменитых олимпиадников, побеждающих на той самой олимпиаде по программированию ACM ICPC, лауреат премии Правительства России в области образования. Анатолий Абрамович знаменит и своей непримиримой позицией по поводу взаимодействия ВУЗов с бизнесом и своим вкладом в автоматное программирование и моими любимыми заметками о мотивации.
Хотели поговорить минут 50-60, а получилось полтора часа. Поэтому я решил разбить это интервью на две части. Вашему вниманию — первая часть, в которой мы поговорили:
- о премии Правительства России в области образования;
- о ребрендинге ИТМО;
- о всемирных олимпиадах по программированию;
- в какие ВУЗы поступают чемпионы школьних олимпиад по программированию;
- как в ВУЗе готовить специалистов для реальной работы;
- как сделать так, чтобы лучшие студенты после выпуска оставались работать в ВУЗе;
- (внезапно!) как Андрей Паньгин оказался в Одноклассниках.
Приятного просмотра.
Для тех, кто предпочитает читать, а не слушать — расшифровка как всегда под катом.
О премии Правительства России в области образования
— Давайте начнем с премии Правительства России в области образования. Что это за премия такая, и правильно ли я понимаю, что эту премию получили не только вы, но и многие ваши ученики?
— Значит, ситуация следующая – есть разные премии Правительства: есть по науке и технике, есть еще какие-то по культуре и есть премия Правительства России в области образования. Она присуждается раз в год, подписывается, утверждается председательством Правительства, конкуренция там дичайшая. Когда мы подавали в 2008 году, на 15 премий было 179 кандидатов. Причем премия интересна тем, что там в смеси информационные технологии и сельское хозяйство, скрипка. И когда мы с Парфеновым (Владимир Глебович Парфенов — декан факультета информационных технологий и программирования Университета ИТМО — прим. авт.) писали эти бумаги, мы переписывали их раз 20. Васильев (ректор Университета ИТМО — прим. авт.) говорил, что надо написать их так, что, если в комиссии будет ректор сельскохозяйственного института, культуры и, например, физкультурного (будут экспертами) – они должны понять, что мы внесли вклад в образование. И вот так мы с ним 20 раз переписывали.
— То есть, это было такое специальное упражнение.
— Специально писали так, чтобы это было доступно любому специалисту в области образования, какой у нас вклад. И короче говоря, главное, что в этой премии были не только я, Парфенов и Васильев, но еще и два молодых парня: Георгий Корнеев, которому было 27 лет, и Матвей Казаков, которому было 29 лет. Я не думаю, что есть хоть одно предприятие в мире, которое с молодежью, тем более в России, делится премиями. Я еще частично, по сей день, работаю в НПО «Аврора», в судостроительной промышленности. И вот когда я получил эту премию, наши получили по науке и технике премию. Генеральный директор нашей конторы [Витольд Витальевич] Войтецкий тогда сказал: «Что труднее – доктором стать, кандидатом или премию получить? Конечно, премию получить труднее, потому что докторов, кандидатов — несчетная вещь, а здесь правительство каждый год выделяет столько-то мест, и поэтому никто тут с тобой не поделится».
А мы делились. И короче говоря, на сегодняшний день у нас Андрей Станкевич в 22 года стал лауреатом премии Президента в области образования в составе уже за олимпиадные вещи с Московским университетом, Саратовым и прочее. Там же был в премии (ему, по-моему, было 26 лет) ваш человек Рома Елизаров, а в этом году получил Максим Буздалов, которому тоже 29 лет. То есть у нас уже получилось 5 человек, которым до 30 лет. Никто не делится.
Когда мы получали эту премию, было 15 коллективов, и там наши мальчишки были как мальчишки, потому что там, например, коллектив был из Бауманского университета от 72 до 89 лет, вот такие вот в основном кадры. Сейчас получать ее очень сложно. Во-первых, ее можно было повторно получать, потом можно было получать 10-и человекам, а сейчас один раз, 5 человек в премии. И вот получается, что у нас Максим Буздалов был в пятерке и получил в 29 лет лауреата премии. Я считаю, что у нас классно. Если кто-то скажет, что еще кто-нибудь делится премиями со своими учениками, то вряд ли.
О ребрендинге ИТМО
— На вас вот интересная майка. «IT`s MOre than a UNIVERSITY» написано. Я такую же видел на автобусах ИТМО-шных, которые припаркованы на заднем дворе. Что это за слоган такой интересный и можете ли вы что-то рассказать вообще, что там с названием университета?
— Могу рассказать. Конечно, я не автобус, хотя один человек мне как-то сказал, что я на бульдозер похож, поэтому на бульдозере тоже может быть слоган. Написано: «ИТМО – больше, чем университет», это связано с тем, что мы входим в программу 5-100. Это Путин сказал, что к 20-му году 5 российских университетов должны попасть в 100 ведущих университетов мира. Не сказал, чтоб целиком ВУЗ попал или предметно, но это уже отдельная вещь, в предметный уже попали, об этом дальше. Ну, и первое – это международная комиссия, в комиссию входят не только наши, там Греф или кто-то, но входят ректоры и Гонконгского университета, и Аризоны и т.д.
И нам сделали главное замечание, что название никуда не подходит, вот это вот длинное – «Санкт-Петербургский государственный ту-ту…… информационных технологий, механики и оптики...» — таких названий не бывает. Бывает Гарвард, бывает Корнелл, а здесь что-то такое дикое. И ректор поставил на учебном совете вопрос, что нужно предложить срочно и по-русски, и по-английски название другое. Кому-то было поручено, он вынес на экран 12 названий и все начинались с «Санкт-Петербургский», что занимало уже вот сто-о-олько места. Причем даже мой любимый декан, мой друг Парфенов тоже говорил: «Санкт-Петербургский». После этого было ясно, что никуда мы не поместимся.
Встал я и сказал, что знаю, как это сделать, это очень просто. В чемпионатах по программированию места на информационных табло очень мало и поэтому пишется либо ITMO, либо ITMO University. Давайте назовем наш университет «Университетом ИТМО», причем без расшифровки: «ИТМО» как имя собственное. Мне не ясно, сейчас ВУЗы называются Петра Великого, Александра какого-то — на кого это рассчитано? Я предложил: «Давайте голосовать». Ректор сказал: «Мы будем месяц обсуждать». В общем, месяц обсуждали и [выбрали мой вариант]. Только я английский плохо знаю, я сказал «University ITMO», по-английски надо «ITMO University».
Официальное название (для налоговых и т.п.) осталось вот то длинное, как и положено. В этом году, когда мы 7-ой раз выиграли [международную олимпиаду по программированию], произошел следующий ход в общественном мнении: мы приблизились к Гарварду, Корнеллу и прочим. В кулуарах [олимпиады] американцы говорят: «Это идут из АйТиЭмОу». Уже никакого «университета» в названии нету, уже привыкли. Мы приближаемся уже по названию к тому, что положено – ITMO, просто ИТМО, как Гарвард, как Корнелл, как кто-то еще. Мы прошли разные стадии смены названия. Эту майку я ношу не специально для вашей передачи, я и так черные майки носил, Джобс носил серые, а я ношу черные, потому что у меня такая комплекция. Я заказал себе 15 маек и вот непрерывно хожу, совмещая приятное с полезным. С одной стороны, я горжусь тем местом, где работаю, а с другой – черное и красивое.
— В цветах, как вы видите, мы сходимся.
— Полностью сходимся.
Про олимпиады по программированию
— Смотрите, есть Университет ИТМО, который бывший институт ЛИТМО, и есть история с отдельной кафедрой, с отдельными людьми, которая сейчас гремит на весь мир. Студенты вашей кафедры побеждают на олимпиадах ACM ICPC и других, связанных с программированием, а выпускники, многие из которых мы знаем, занимают ведущие места. У нас, например, был Рома Елизаров, который был чемпионом России.
— И один из главных сейчас по проведению Олимпиад. И главный по проведению полуфинала. Он уже на 3-4 месте в мире по организации этих олимпиад.
— Да, он здесь у нас был, рассказывал, как они трансляцию делают… У нас был также Максим Шафиров, который со стороны СПбГУ и имеет ко всему этому отношение, он там командой занимался.
— В 2001-м и 2000-м году они стали чемпионами мира тогда впервые, и там были Дуров и Лопатин, а третий человек у них менялся.
— Для самого университета ИТМО, это не секрет, деятельность кафедры и успешность ее на олимпиадах – это такой хороший рекламный билборд. Такая штука, которую можно поднять и говорить, что вот у нас офигенно учат и так далее. Но с другой стороны, мы все понимаем, что это некоторая элита, а университет ИТМО – это большой университет, там учатся и работают тысячи людей, как это внутри университета сосуществует? Когда есть кафедра или направление людей, которые очень плотно чем-то занимаются и делают рекламу, видимо, всему университету и вся отдельная большая организация. Наверное, как-то не очень просто с ними сосуществовать?
— На самом деле у успеха этой кафедры и вообще всего, что происходит с институтом, есть одна причина главная – ректор нашего университета, который ректор уже 20 лет – заведующий этой кафедрой. И Парфенов, который декан и зам. заведующего кафедрой, но на самом деле ведет эту работу. То есть, сначала они прославляли, грубо говоря, себя. Они сделали вот это вот необыкновенное место, это перелилось на Университет.
Я не могу сказать, что люди в восторге от того, что мы в 7-й раз [выиграли чемпионат мира по программированию], потому что многие говорят: «Тошнит». От этого тошнит примерно так же, как в белом солнце пустыни: «Хлеб-то хоть принес? Уже не могу эту черную икру ложками есть». И мне внутри университета говорили и снаружи говорили: «Ну сколько можно? Ну, тошнит». Некоторые воспринимают это как «неужели правда?», а некоторые со злобой об этом говорят. И говорят: «Это же спорт». Ну, такой уникальный спорт, что даже трудно придумать, а результаты вообще какие-то ошеломляющие. В том смысле, что недавно я посмотрел, кто из тренеров командных видов спорта больше добился успеха, чем наш Андрей Станкевич.
— Ну, может быть, Винер? (Ирина Винер-Усманова — тренер сборной России по художественной гимнастике — прим. авт.)
— Сейчас об этом я тоже скажу. Я считаю, что в командном виде спорта больше всего добился успеха Тарасов, хоккейный тренер. Чемпионами мира они были 9 раз подряд – с 1963 по 1971 год. И я сказал Андрею, что ему надо еще 2 раза, чтобы догнать Тарасова. Ну, 2 раза не получается. Но тогда мне один мальчик, [Максим] Буздалов, великий, сказал: «А что там Тарасову за проблема? У него не было ограничения 2 раза участвовать в финале чемпионата мира». А тут есть ограничение, что в финале не больше двух раз. Тарасов взял Рогулина и, по-моему, тот у него 8 раз играл. Поэтому если бы взяли сейчас Гену Короткевича, то мы ближайшие не знаю, сколько лет, мы бы так же… Тарасов бы давно пал.
Теперь по поводу Винер. Когда мы стали чемпионами в пятый или в шестой раз, один человек, по-моему, Руслан Богатырев, который в «Мире ПК» вел такую серьезную вещь про программирование в свое время, написал, что в России есть только 3 вида спорта, которые обладают безукоризненными победами – это Виннер в художественной гимнастике, Покровская в синхронном плавании и Станкевич в спортивном программировании. Ну, и тут близко Лопатин (Андрей Лопатин — тренер команды СПбГУ по спортивному программированию) с ленинградским университетом. И первым двум женщинам дали звание Героев Труда России, и поэтому надо и Станкевича туда двинуть.
Но фокус состоит в том, что спортивное программирование не является видом спорта. Я уже многократно это говорил, призывал, мы это обсуждали, но ребята не хотят, не понимают, зачем нужно. Есть, например, аспирант Нияз Нигматуллин и студент Гена Короткевич. И если бы они были при этом заслуженными мастерами спорта, а Станкевич бы был заслуженным тренером РФ, то это и пенсия, и почет. Их значительно меньше, чем студентов аспирантов, и доцентов. Но они ни в какую не хотят, хотя сейчас был шанс федерацию сделать.
— Федерацию по спортивному программированию?
— Федерацию по спортивному программированию. Тем более есть мировые чемпионаты, всероссийские…
— Сейчас еще говорят, что будет федерация по киберспорту.
— Она уже есть. И есть федерация по игре в го. Кузнецов, профессор из Петрозаводска, всю эту малину мне испортил. Он сказал, что они пробивали эту федерацию 8 лет и денег ни копейки не получили. Потому что они вошли в отдел спорткомитета по интеллектуальным играм, а там шахматы и шашки, и все там схвачено на сто лет вперед.
А ректоры вообще спорт не любят. Вот на эту штуку они дают денег: поездки, тренировки, а на [федерацию] они вообще не дадут – этим дело и кончилось. Но для того, чтобы организовать Федерацию, первым делом нужно, чтобы это видом спорта признали. И вот я сейчас сделал попытку последнюю, как сказал Понтий Пилат, я умыл руки.
Я в последний раз говорю об этом здесь. Потому что, когда были у Медведева, я попросил ребят сказать Медведеву, чтобы он сказал Мутко сделать [спортивное программирование] видом спорта. Раз тебя Медведев принимает или Путин, тот в один удар сказали бы Мутко и сделали бы вид спорта. Потом сложная процедура для того, чтобы это стало федерацией, надо, чтобы в пятидесяти регионах были представительства, и кое-кто уже согласен, в общем, этим можно было заниматься.
Есть у нас Виталик Аксенов, который в 15 лет окончил 239 школу (известная физмат-школа в Питере — прим. авт.) с золотой медалью. И вот он сказал, что когда вернется из аспирантуры из Франции, хотел бы этим заняться. В общем, не получилось: мальчишка, которому я предлагал сказать [о федерации Медведеву], сказал, что не понимает, зачем это нужно. Мол, и так все мое окружение знает, что это круто. Я ему сказал: «Ты собираешься быть профессиональным программистом, в 45 лет ослепнешь. А тут и почетно, и пенсия, если ты будешь в России.» В общем, это отличает от любых других людей.
И не получилось сказать. И Рома [Елизаров] хотел сказать, но у него случился Kotlin. И дальше, когда будет Путин или Медведев — непонятно, надо опять выигрывать [чемпионат мира]. Поэтому пока дело встало, но я в свое время придумал, и мы приняли в почетные доктора ИТМО семь великих человек, начиная от Вирта, кончая Хопкрофтом – это почетные доктора ИТМО. Последним был Калман, который фильтр Калмана придумал.
Возвращаясь к тому, что на Героя Труда не подали. Какой герой, если нет орденов и медалей предыдущих? У Виннер все это было – им дают ордена, медали, автомобили за заслуги на Олимпиаде. А здесь [в олимпиадном программировании] — круче этого, но ничего не дают. Чемпионы с руководителями правительства иногда встречаются или государства, тоже неплохо.
Но тут ректор предложил, и ученый совет принял, и мы избрали Станкевича в возрасте 33 года почетным доктором ЛИТМО. Ему по сей день неудобно, ему по сей день не вручили эту мантию и шапочку. Он сказал, что ему неудобно – там великие, там Вирт, Хопкрофт, там Кан, Калман, там Страуструп, и какой, мол, я среди них? Но не важно, он почетный доктор ИТМО. Кто и в каком ВУЗе в 33 года стал почетным доктором университета, который известен сейчас во всем мире?
Почему у нас это все хорошо получается? Потому что у нас ректор не металлург или юрист, а заведующий этой кафедрой. Это его личный интерес, это его личная слава, это его личный успех. Они с Парфеновым в 1995 году эту кафедру придумали и придумали очень оригинально, наперекор всем, включая Ленинградский университет и все окружение ВУЗа. Потому что они решили готовить в техническом ВУЗе, можно сказать, оборонном, который оптикой занимался, одаренных детей в области физики, математики и особенно программирования.
И стали набирать по школам, ходить: 239 там, другие. Стали уговаривать поступать сюда. И программы были очень интересные. Физику и математику читали люди не с нашей кафедры, а с Ленинградского университета по сей день читают. И кстати, вот в этом году у нас читает Кохась, фамилия которого есть в 239 школе на доске почета, что он победитель международных олимпиад. И мне Станкевич сейчас сказал, что, видимо, неплохо учим, раз сын Кохася поступил к нам. Еще один человек, работающий в «большом университете» (так в Питере называют СПбГУ — прим. авт.) сказал, мол, у вас, похоже, дела стали получше, чем на матмехе. Я говорю: «А почему?» — «Потому что у вас больше олимпиадников». У них, конечно, хорошие ребята, но олимпиадники — они поярче.
В какие ВУЗы поступают олимпиадники
— Смотрите, в моем классе на матмех СПбГУ поступило, по-моему, 16 человек, а в ИТМО на кафедру компьютерных технологий поступило четыре человека (на самом деле, два — прим. авт.). Сейчас, наверно, ситуация изменилась.
— Не знаю, сколько поступает в СПбГУ, но знаю, что у нас в этом году большой успех. Вообще невероятный какой-то такой успех – к нам на кафедру поступило 7 человек с «первого» класса 239 (в ФМЛ 239 классы традиционно нумеруются не буквами, а цифрами; «1» — класс, набираемый из знаменитого матцентра, маткружка при 239 и, соответственно, самый сильный) и 45 человек вообще в ЛИТМО поступило с выпуска 239. Что очень много. Мне говорили люди из ЛЭТИ, что если исторически, предположим, родители посылали своих детей в ЛЭТИ учиться, кто там работает, то теперь даже они отправляют детей в ИТМО.
Мы сейчас достигли какого-то вообще обалденного результата. Есть три типа олимпиадников – 4 человека в сборной России, есть победители «ВсеРоса» (всероссийской олимпиады — прим. авт.) и призеры, есть победители каких-то олимпиад, утвержденных союзом ректоров. В этом году на 120 бюджетных мест подали документы (и мы их обязаны принять!) 178 человек. Был и 179-ый, но он от этого ужаса убежал…
— А как это вообще возможно? У вас же бюджетных мест в полтора раза меньше.
— Никого это не интересует. Мы обязаны принять всех. В Вышке (Высшей школе экономики — прим. авт.) такая же примерно картина. Но в Вышке на любую специальность, они считают, должно быть не менее 25% неолимпиадников. У них еще больше олимпиадников.
Короче говоря, мы сейчас приняли только на нашу кафедру 178 олимпиадников, из них 11 победителей и призеров Всероса… Девочка поступила, которая получила серебряную медаль на международной олимпиаде… Вот, кстати, у нас был такой выдающийся студент-олимпиадник Сандер, который был первый научный работник в Гугле. Он уехал с 4-го курса в аспирантуру, и в Гугле он стал первым научным работником. Так вот это она, его племянница, поступила через много лет вот сейчас. Плюс, мы должны были принять троих с особым здоровьем, 10 человек мы приняли по Межправительственному соглашению с Белоруссией. И приняли одну девочку с 309 баллами по ЕГЭ из 300, потому что теперь еще разрешают внести баллы в плюс. И не приняли 13 человек с 300-ми баллами и выше. Все это привело к тому, что министр сказала, что в будущем году изменят правила приема. Ну, в общем, где-то и правильно, потому что не принимать людей с 300 баллами – это что-то ненормальное. И мы обязаны принять — несмотря на то, что у нас 120 мест было, мы приняли лишних 60 человек.
— Как вы с этим будете жить-то? У вас учебный год начинается...
— Вот завтра начинается учебный год. Когда мы начинали, нас было две группы, человек 50 начинало, человек 30 кончало. Сейчас тоже учиться дико сложно. В этом году окончили магистратуру 21 человек. Я спросил у Корнеева, сколько поступало 6 лет назад – 68 человек. В магистратуру мы приняли 32 человека, причем не только из тех 68, а мы еще добирали — 3-5, я не знаю сколько…, а окончили 21, то есть 30%. Я думаю, что из этих 200 окончат не больше 50. Мы их даже не отчисляем, они как-то сами исчезают – получают 5-10 хвостов и как-то… Учиться очень трудно, и не только у нас. Я вот про МФТИ читал – там вообще смерть какая-то.
В этом году у нас будет 8 групп.
— Куда еще идут олимпиадники? Они, наверно, идут в тот же самый МФТИ, МГУ СПБГУ?
— Нет, сейчас привилегированное место появилось – Вышка.
— Московская Вышка?
— Московская Вышка. Там вообще олимпиадников… В ИТМО олимпиадников 350 примерно поступило, в ЛЭТИ 16, а в Вышку поступило 700 с чем-то по всем предметам.
— У них больше, чем у всех остальных?
— Нет, в МГУ еще больше. Ну, МГУ огромный, Вышка огромная. В Вышке 26 тысяч студентов, а у нас – 10 тысяч.
Но я же еще не сказал, что на факультете у Парфенова рядом информационные технологии – туда поступило еще 68 олимпиадников, т.е. у огромных ВУЗов, по-моему, у Политеха всего 67 олимпиадников. Другое дело, что многие считают, что олимпиадники – это ерунда, но мы так не думаем. Еще есть олимпиадники высочайшего уровня.
Как будем учить? Спасение только в одном. Когда в 98-м году поступили Станкевич и Корнеев, их учила «сборная Ленинграда». Потому что тогда уже не было классных преподавателей ни в одном ВУЗе (может быть, кроме матмеха), чтобы преподавать. Но на матмехе, если сейчас посмотреть, – там на 500 человек 300 преподавателей. И что там дальше будет — не знаю, но, может быть, Университет живет совсем по своим законам. Но в Политехе был 1 преподаватель на 5 человек, а по закону надо 1 преподаватель на 12 человек. И поэтому как это всё будет стыковаться, я не знаю.
Значит, Вышка. Недавно там одна компания, которая занимается программированием свободной операционной системы, не могу вспомнить, как она называется, собрала представителей из Вышки, из ИТМО, из МФТИ, из МГУ, и показали, что такое Вышка. В Вышке очень сильный факультет, много лабораторий, тоже занимаются наукой, занимаются в рамках проекта 5-100. В интернете записано это обсуждение, и я там полчаса вещал.
У нас разная точка зрения. Все эти ВУЗы – МГУ, Вышку, МФТИ – обслуживает, как у нас было в 90-ых годах, сборная команда Москвы, которые все работают в Яндексе, в Академии наук, и они ездят с одного места на другое, и все работают и имеют по одной публикации в год, потому что им некогда. И, например, в Вышке есть лаборатория биоинформатики, но ей руководит Гельфанд, а не выпускник или сотрудник именно Вышки. А у меня цель совершенно другая. Я хочу, чтобы у нас учеными и преподавателями были, по возможности, только наши выпускники – они у нас настолько сильные, настолько хорошие, и мы их знаем исторически, я об этом говорил.
Короче говоря, как мы сейчас обеспечиваем эти 200 человек. Станкевича и Корнеева научили сборные по математике, физике, программированию и по всему. Вот теперь они — главные преподаватели, и они уже научили и студентов, и аспирантов, и выпускников.
Стариков нет. Кроме того, я считаю, какие старики могут преподавать Linux, например? Я как-то ехал в троллейбусе, и это же ужас какой-то – сидит старик, ну, старше меня ещё, и читает книжку про Linux. Понятно, что он делает — он сейчас преступлением займется — он, видимо, едет в вуз читать лекцию. Кому он может читать лекцию, о чем он может читать лекцию? «Воспоминания о Linux-е», может быть, о Unix-е? Воспоминания только может рассказывать, как он когда-то этим пользовался.
Как в ВУЗе готовить специалистов для реальной работы
— Интересную мысль сейчас скажу. Многие считают: «как могут в ВУЗе готовить для фирм?» Я считаю, что никак. Сейчас объясню свою точку зрения.
Что мы можем сделать, и что у нас хорошо получается? Проводить летние и зимние компьютерные школы, олимпиады и пр., набрать хороших абитуриентов, как в этом году 200 человек. И на уровне бакалавриата хороших детей мы можем очень хорошо готовить. И мои все вот эти олимпиадники и не только олимпиадники — они прекрасно знают все, что входит в курс бакалавриата: и операционные системы, и организацию сетей, и языки программирования… А на уровне магистратуры должны организовываться базовые кафедры от тех предприятий, которые хотят, чтобы для них готовили. Вот сейчас с Акронисом у нас идут такие разговоры.
И даже не надо с этим спорить, потому что МФТИ в Москве известен всемирно тем, что они классный ВУЗ за счет того, что с 3-го курса студентам преподают на базовых кафедрах. Это известный механизм, который в МФТИ зазвучал.
Мы в магистратуру принимаем народ, как-то учим. Но реально, как бы мы хорошо не учили, если люди с 3-го-4-го курса либо занимаются наукой (это которые в науку решили пойти), либо не работают где-то в компании, то их потом не возьмут на приличные деньги после окончания института.
И в Ленинграде есть прекрасные ВУЗы, я не буду их сейчас называть, где есть прекрасные, ребята, которые оканчивают прекрасные факультеты, с теоретическими специальностями в области информационных технологий. Эти ребята устраиваются к нам секретарем на 15-20 тысяч рублей в месяц и говорят, что весь выпуск получает такие зарплаты сегодня в Ленинграде, в прекрасном месте. А почему? Теории-то учат, а программировать почти не учат. А большие зарплаты сейчас реально только в программировании. Остальное вот 15-20 тысяч.
Человек закончил 6 лет, нормально учился, прекрасный ВУЗ, прекрасный факультет, только это никому не нужно.
«Сохраним в университете лучших»
— Давайте поговорим про инициативу «Сохраним в университете лучших». Что это такое и каковы задачи?
— Я так руками машу, громко говорю, поэтому меня никуда не пускают особенно-то… Вот ты, такой смелый, меня пустил, потому что я здесь мало чего могу сделать плохого. А вообще в другие места… Меня зовут — я хожу, но никуда меня особенно не направляют и не пускают.
А в 2008 году в «Европейской» гостинице было сборище из директоров и хозяев российских и иностранных IT-компаний. Были руководители Intel московского, руководители IBM московского, было такое большое сборище. В частности, был в конце круглый стол, на который должен был Васильев пойти, наш ректор, но он не смог и отправил меня. Обсуждали IT-образование. Обсуждение шло, по-моему, около двух часов, и полтора часа они рассказывали о том, что задачи невероятные, но качественных программистов нет. В общем, они не знают, чего делать – они у Путина были, они у Медведева были, они у того были, у министра, и что делать, они не знают.
Оставалось минут 15, и они спросили: может, кто-нибудь в зале знает, что делать? Ну, я встал, как Ленин и сказал: ну конечно, есть такая партия! Сказал, что знаю, что делать. Вышел, волновался, конечно, очень. Произнес фразу как раз для той публики. Я сказал, что в России есть один способ решения всех проблем, который предложил бывший министр финансов Лившиц, уже покойный, – делиться надо! Будете делиться — будет всё хорошо.
— С университетами?
— С университетами!
Вопрос простой. Я как-то посмотрел список Forbes российский, там 8 человек из IT было. Давно это уже было, лет пять назад. Миллиардеры долларовые… Под ними директоры фирм, я знаю, сколько там, например, в МТС получают, у меня дочка там работала. Я знаю, сколько получали наши выпускники. И в самом низу неудачники – я с Парфеновым плюс мои чемпионы мира, которые почему- то получают 20-30 тысяч рублей.
Ребята, я против. Почему так? Почему там миллиардеры IT, которые от нас берут кадры, конечно, не очень много (я понимаю, что Яндекс не только нами питается). Я понимаю, что 21 человек мало что решает. Сейчас там 50 человек, 100, но это зато отборные кадры, спецназ! И у нас ни один человек не работает не по специальности. У всех же это проблема в других ВУЗах, а у нас ни одного человека такого нет.
В общем, я сказал, что делиться надо. И что для того, чтобы собрать урожай, нельзя сжирать весь посевной материал. Не берите к себе на работу самых лучших, а наоборот дайте денег, чтобы он остался у нас и чтобы не для вас готовил, а вообще готовил, чтобы, как говорит JetBrains (это вообще отдельная песня), «здесь не было выжженной земли». JetBrains дает кучу денег не только нам, а вообще всему ленинградскому IT. И не только IT, но и другому образованию: биоинформатике и прочим. Чтобы не было выжженной земли.
Иванов с Шафировым говорят примерно следующую вещь, что им много выпускников не нужно. Им нужно в год 5-7 человек, но очень талантливых. Оказывается, что преподавателей-то талантливых можно найти. Мало, трудно, но можно 5 человек. А 5 выдающихся студентов или уже выпускников не найти, если они не выросли в среде 239, потом у нас на кафедре или на матмехе или, там, в АУ. Их не найти, поэтому нужно эту грядку сильно окучивать.
С тех пор я произнес фразу: «Давайте создадим инициативу «Сохраним в университете лучших». Есть статься об этом, я в PCWeek публиковался и многократно об этом говорил.
И в общем, помогают нам. И Яндекс помогает, и Mail.Ru помогает, JetBrains больше всех помогает. И другие компании помогают, они поняли, что без этого… Сейчас АФК «Система» помогла, Белоусов [из Acronis] пришел… Всем нужны кадры.
Я еще не понимаю такую вещь. Несколько лет назад, когда Аршавин был на подъеме, мне пришло письмо. Не помню, от Samsung или от LG, что они «готовы взять на работу чемпионов мира и Станкевича». Я задал один простой вопрос: а Аршавина не надо приложить в дополнение к ним?
Я вообще не понимаю, что происходит, почему про футболиста, хоккеиста и пр. договариваются с тремя сторонами: с его клубом, с его представителем и с ним. И платят и клубу и прочее. А здесь все хватают этих детей… А клубом может быть и кафедра, и университет, и даже наша страна. С этим клубом никто не договаривается, ни с одним из клубов.
— Более того, вы же знаете, что сейчас во всем мире вводится практика, что не только клуб, из которого футболист переходит, получает деньги, но еще и предыдущий клуб, и тренер, который его в детстве воспитывал. Сейчас при любом трансфере получают все, вплоть до детского тренера.
— И это правильно. Потому что когда я сейчас рассказываю о кафедре КТ, это абсолютно неправильно, что мы получаем приличные деньги и никаким образом не можем их транслировать законным способом в школы, в те же 239, 30-ку. У нас же иногородних дохрена – 31-й лицей в Челябинске, в Саратове мы не можем это делать. Мне, кстати, после очередной победы Рукшин Сергей Евгеньевич, который воспитал двух лауреатов, сказал: «Анатолий Абрамович, теперь я понял, какую большую прибавочную стоимость вы добавляете тем, кого мы вам поставляем».
— У него на самом деле та же проблема. Мы с ним созванивались в эти выходные, у него тоже поездки, турниры, а денег как бы нет особо, никто не выделяет. Про «бег с протянутой рукой» вы же читали?
— Читал. Я несколько лет назад участвовал в мероприятии по спасению директора челябинского физико-математического лицея, Попова, по-моему. У нас классные оттуда идут выпускники. Сейчас чемпионом России среди школьников стал мальчик оттуда, и призеры оттуда, и мои продолжают там тренировать. Короче говоря, якобы он попался на взятке в 25 тыс. рублей, и было уголовное дело. Причем он взял вроде не за поступление к нему в лицей, а куда-то, кому-то помог. И потратил эти 25 тысяч на то, чтобы купить билеты на олимпиаду школьникам. И в общем был такой вопль по стране, что от него отвязались и, по-моему, не сняли. Но кто только ни писал письма. В общем, от него отвязались. Где брать деньги для того, чтобы повезти школьников на олимпиады?
— Рукшин, как он мне сказал, делает очень просто. Он просит у компании деньги не ему выдавать, а платить за конкретные вещи: за билеты, за гостиницу.
— Он написал, что раньше он занимался боксом, а теперь он перешел в другой вид спорта, который называется «бег с протянутой рукой». У нас сейчас в этом смысле лучше. Короче говоря, как-то мы с ними договариваемся. Мы – им, а они нам что-то.
— Как вы с ними взаимодействуете? Вот вы в 2008 году озвучили тезис, что «надо делиться». Начали?
— Начинают делиться после того, как они приходят к тебе, и ты им чуть ли не матом объясняешь, какая у нас здесь ситуация: что нам бумагу не на что купить, что нам принтер не на что купить… Детей не оставить выдающихся, потому что кто их будет готовить? Я что ли, который уже пенсию получает? Нужно молодых оставлять, Станкевича, а для этого им надо зарплату давать. Не будет помощи – людей не будет. И стали понимать, стали людей находить для каких-то компаний, Паньгина, например.
Как Андрей Паньгин попал в Одноклассники
— Да, расскажите про Паньгина. Он у нас здесь был на интервью.
— Мы стали дружить с Mail.Ru на той почве, что я предложил Зевелеву провести чемпионат по программированию для русскоязычных программистов — Russian Code Cup. Станкевич пишет задачи, а они проводят и дают приз. Почему этот чемпионат отличался от всех других? Потому что задачи были на русском языке.
Тогда мы познакомились и подружились. Побеседовали со мной, с Корнеевым, со Станкевичем и рискнули делать этот Russian Code Cup, и он по сей день живет, и все хорошо. И потом они начали говорить. В частности, Илья Широков (в то время — руководитель Одноклассников), что ему в Одноклассники нужен гик по Java.
Сначала я им посоветовал выдающегося мальчика, Исинбаева, который был чемпионом мира, которому тогда было 19 лет, который классно программировал, чтобы взять его на работу. Потому что в Яндексе ему значительно меньше платили. Они его не взяли, сказали, что он не гик по Java. Я им сказал, чтобы они ко мне больше никогда в жизни не обращались. Потому что этот мальчик 19 лет если чего-то и не знает, то через полтора года будет знать всё выше любого гика, потому что у него третье место в мире по программированию. Потому что он гений.
В общем, они его взяли. Потом он, конечно, там поработал. Как мне сказали, он писал код перпендикулярно всем коллегам, и у него при этом падали Одноклассники, потому что он с коллегами не советовался. Они увидели, что он незаурядный, но он не вписался. Но сейчас он в Фейсбуке нормально вписался. После этого они сказали: «Все-таки гика по Java найдете?».
Ну, кто тебе гик по Java? Ну, Рома Елизаров. Но, конечно, он не захотел. И тогда я разговорился с Пашей Петрошенко, моим учеником, который работал в SUN. В группе их было 4 человека, они занимались мобильной Java.
— Виртуальными машинами.
— Да. И вот он сказал Парфенову, что у него есть человек в команде, с которым он бы пошел в разведку по программистским и по человеческим качествам – Андрей Паньгин. Парфенов ответил: «Да, его мама преподавать информатики или математики в Сосновом Бору, я его знаю». Поговорили с Паньгиным, они его прособеседовали, он им подошел.
Я позвонил Широкову: «Берете вы его?». Они согласились. «Какую зарплату даете?». Он говорит: «Вот такую». Я сказал: «Он к вам не пойдет, потому что это почти то же самое, что он имеет в SUN, но там еще и бенефиты, медицина… Дайте ему на 30 тысяч больше, он ждать не будет». Они говорят: «Мы ему дадим попозже, пусть полгода поработает». А я говорю, что он выдающийся, раз вы его берете, он не будет «потом» ждать. Либо вы даете ему сразу, и он переходит, либо он у вас не будет работать. Через полчаса они согласились.
Когда он получил ту сумму, которую я ему выбил, да еще чистыми, он был очень доволен и до сих пор он там, уже семь лет. Он всю структуру Одноклассников переделал. И вообще, вот такой Паньгин.
В конце первой части — несколько ссылок на «Без Слайдов» c упоминаемыми выше героями:
Роман Елизаров, менеджер и разработчик языка программирования Kotlin; на момент интервью — CTO в компании Devexperts;
Максим Шафиров, CEO компании JetBrains
Андрей Паньгин, ведущий разработчик в Одноклассниках.
Эти и другие выпуски шоу «Без слайдов» вы можете найти как поиском по соответствующему тегу на хабре (видео и текст), так и на Youtube-канале шоу (видео).
Автор: Алексей Федоров
