Позвольте мне начать с показа видео, записанного Национальным научным фондом (National Science Foundation, далее NSF) на недавно прошедшей церемонии вручения дипломов в Гарварде, в котором они просили некоторых выпускников и их преподавателей ответить на несколько простых вопросов о том, что является причиной смены времен года и фаз Луны. Все были уверены в своих ответах, но пояснения приблизительно 95% опрошенных даже и близко не были похожи на научное обоснование.
Их основные теории основывались на том, что смена времен года является следствием уменьшения расстояния между Землей и Солнцем в летний период, и что фазы Луны связаны с отбрасываемой Землей тенью. Некоторые из выпускников довольно много занимались наукой и в старшей школе, и в Гарварде. NSF использовал эти данные, чтобы открыть дискуссию на тему того, почему наука не усваивается так хорошо, даже после многих лет обучения. Не усваивается так хорошо даже большинством успешных студентов, с высокими показателями в SAT, в лучших университетах, с полным доступом к компьютерам, сетям и информации.
Моя реакция была немного иной. Я все ждал «других вопросов», которые должен был задать NSF, но они так их и не задали. Такой шанс мне выпал через несколько недель после выступления в UCLA. Я задал некоторым старшеклассникам, аспирантам первого курса, и нескольким профессорам те же самые вопросы про смену сезонов и фазы Луны, и получил очень похожие результаты: около 95% опрошенных давали фиктивные объяснения, обосновываясь на том же самом, что и студенты и профессора Гарварда, Но теперь я должен задать следующие вопросы.
Тех, кто не понимал смену сезонов, я спрашивал, знают ли они, какое время года в Южной Америке и Австралии, когда в Северной Америке лето. Все ответили: «Зима». Тех, кто не понимал фазы Луны, я спрашивал, видели ли они когда-нибудь на небе луну и солнце одновременно. И все отвечали, что да. Медленно, и только в нескольких отвечающих, я увидел, как они изо всех сил пытаются понять, что противоположные времена года в разных полушариях не укладываются в теорию «ближе к солнцу — значит лето» и что одновременное нахождение солнца и луны на небе не соответствует их теории «Земля блокирует солнечные лучи».
Мне кажется, что NSF упустили самое важное. Они думали, что обнаружили «научную проблему», но есть тысячи научных «фактов», и ни один ученый не знает их все; мы должны быть благодарны за то, что студенты Гарварда и UCLA не «знали ответы». То, что этот опрос показал, является своего рода «математической проблемой», проблемой и обучения, которая является гораздо более серьезной.
Почему более серьезной? Потому что студенты и преподаватели UCLA (и их коллеги из Гарварда) знали что-то, что противоречило тем теориям, которые они пытались сформулировать, и ни у одного из них не получилось добраться до этого противоречивого знания со словами: «Эй, подождите-ка...»! В той или иной форме они «знали» о противоположных временах года, и что они одновременно видели на небе и солнце, и луну, но они не «знали» в каком-либо практическом смысле, что могут вытащить это знание из своих воспоминаний во время размышления на смежные темы. Они изолировали эти «знания», вместо того, чтобы постоянно устанавливать связь с новыми понятиями, как только те сформированы и осознаны.
Что с ними происходило, и что же происходит с детьми каждый день в школе? Чтобы понять это, мы должны выяснить, как мы, люди, «естественным образом» настроены на и обучение.
Подсказку можно найти в Библии. Царь Соломон считался самым мудрым человеком, который когда-либо жил, и поясняется, почему: он знал более 3000 пословиц! А пословицы работают следующим образом: если вы возвращаетесь домой из поездки, и ваша семья рада вас видеть, тогда «Разлука заставляет их сердца любить сильнее». Но если вы вернетесь из путешествия, а они не очень-то вам рады, тогда причина этому… что? Правильно: «С глаз долой, из сердца вон». Каждая пословица существует для придания конкретной ситуации определенного смысла, и каждая из них приходит на ум от случая к случаю. Если пословица, которую вы сегодня используете (или игра, или фильм, который вы сегодня смотрите), противоречит той, что была на прошлой неделе, то это не имеет значения, потому что пословицы и рассказы оцениваются, в основном, на основании того, насколько они хорошо подходят в текущий момент времени, а не как они соотносятся с другими пословицами и рассказами в целом.
Такой способ и придания смысла своей жизни и обществу, с точки зрения историй и повествований, является универсальным во всех культурах, а также служит основой для «настройки соединения» с другими людьми. Это часть того, что мы называем «здравым смыслом». И именно так большинство студентов колледжа, с которыми общались NSF и я, «выучили научные дисциплины» — как отдельные случаи, истории, которые можно было бы применить в похожей ситуации, а не как систему взаимосвязанных доказательств о том, что мы думаем, что знаем, и насколько хорошо мы думаем, что знаем это. на основе историй победило. Клод Леви-Стросс и Сеймур Пейперт назвали это инкрементным изолированным «естественным» обучением через процесс создания «любительских поделок», что означает сделать что-то, «повозившись с техникой». Это одна из причин, по которой инженерное дело начало свой путь за тысячи лет до науки; некоторые конструкции могут быть реализованы постепенно, путем проб и ошибок, не требуя каких-либо подробных объяснений, как все это работает.
Однако, если мы оглянемся на последние 400 лет, и задумаемся о том, какие идеи стали причиной самых значительных изменений в человеческом обществе, и какие вывели нас в современную эпоху демократии, науки, техники и здравоохранения, то мы будем немного шокированы, когда осознаем, что ни одна из них не представлена в виде истории! В трактате Ньютона о законах движения, силе тяжести и поведении планет задается последовательность аргументов, имитирующих книги Евклида по геометрии. С тех пор все научные статьи также представляются в форме доказательств, а не историй. «Очевидная истина» Тома Пейна — это сорок страниц доказательств того, почему монархия не является хорошей формой правления и почему демократия, вероятно, будет лучше. (Это было, на самом деле, ближе к «не очевидной истине», поскольку исторически, движение в сторону демократии возникало довольно редко). Статьи из серии «Федералист» являются доказательствами в поддержку различных частей схемы Конституции. А сама Конституция — это совокупность принципов построения очень сложной динамической структуры, которая должна существовать века, чьи «части» (то есть мы!) возникают и исчезают, и лишь немного взаимодействуют друг с другом. И это определенно не является всего лишь историей!
Недавние исследования показали, что менее 5% взрослых американцев (менее 7% в Великобритании) научились свободно мыслить в этих современных формах, без привязки к историям. Недавний обзор 150 самых продаваемых книг в США (по состоянию на 15 сентября, спасибо www.usatoday.com) показывает, что 80% базируются на формате историй, 15% — книги по самосовершенствованию, содержимому лишь 1,5% можно приписать некоторый научный подход, но формат ни одной из них не соответствовал форме серьезного эссе с аргументированными доказательствами (иногда появляются объемные эссе, как например «Конец американского разума» Блума, но ни одно из них не упомянуто в сентябрьском списке 150 лучших книг). И таков расклад для небольшого числа американцев, которые вообще покупают книги. Напомню, что бестселлером называют книгу, проданную в объеме около 100 000 копий, а «мгновенный бестселлер» обычно включает не более 1 000 000 копий в стране в 250 миллионов жителей! Телевидение, конечно же, все пропитано историями, и любой другой формат для него практически неприменим. Например, обратите внимание на то, как PBS представляет «серьезные темы» — они все еще преподносятся как истории, и в лучшем случае они играют роль рекламы для книг, в которых и разбирается настоящая проблема.
Но я не хочу сказать, что нужно совсем отказаться от историй. Мне нравится их слушать и читать, и я люблю смотреть их на сцене театра. Если бы в театре мы не могли бы мыслить «историями», то все, что мы увидели бы, это актеров на фоне картонных пейзажей с аккомпанементом из различных шумов, идущих из недр оркестровой ямы. Чтобы насладиться театром, мы должны отдаться повествованию, ощущать актеров, как самих себя, воспринимать условные пейзажи как место с определенным настроением, а шумы из ямы — как будоражащую музыку. Это прекрасно работает, и через этот процесс мы можем на более глубоком уровне почувствовать, что значит быть человеком. Но теперь представьте, что вы заходите в схожее здание, с похожими людьми на сцене, которые произносят аналогичные яркие фразы, и все это подкрепляется условными пейзажами и волнительной музыкой. Похоже на театр? Но здесь я имею в виду политический митинг.
Все то, чему мы так хотим отдаться в театре, здесь лучше держать от себя подальше! Поскольку весь смысл нашей жизни и отношений с другими требует от нас придавать символам смысл и отдавать часть себя идеям, нам приходится усердно работать по двум фронтам: быть чуткими, когда мы ощущаем душевный подъем, и быть жесткими, когда кто-то пытается отнять это у нас. Я считаю, что главной целью обучения является научиться распознавать эти ситуации, понять, как заставить символы работать на нас.
Но просто быть способным критиковать историю, в которой участвуют символы, недостаточно, учитывая, какой значительный объем важного современного содержания, как с политической, так и с научной точки зрения, представлен в форматах, отличных от историй. Для того, чтобы в XXI веке полностью стать свободными, детям очень важно научиться легко ориентироваться в трех основных формах , используемых сейчас: в «истории», «логических доказательствах» и «динамике систем». Вопрос в том, как?
Один из аргументов, выдвинутых в пользу того, почему так трудно заставить большинство детей научиться думать по-новому, заключается в том, что «такое трудно освоить». Но ведь и на велосипеде довольно сложно научиться кататься, а еще труднее забрасывать мяч в корзину, но самая большая трудность на пути к этому — это постоянная игра в бейсбол. Если вы понаблюдаете за детьми, которые пытаются освоить эти навыки, то вы увидите, что большая часть их попыток заканчивается неудачей, но они продолжают пробовать, пока не научатся, и, как правило, это занимает долгие годы. Это больше похоже на их отношение к тому, когда они учатся ходить и разговаривать, чем на пораженческий настрой, который так часто встречается в школе. На самом деле, суть в том, что дети готовы пойти на все, чтобы научиться очень сложным вещам, и выдержать практически бесконечную череду «неудач» в этом процессе, если у них есть ощущение, что данная деятельность является неотъемлемой частью их культуры.
Монтесорри довольно успешно использовала это в своих школах. Синити Судзуки достиг такого же успеха в обучении музыке, создавая музыкальную культуру, в которую погружался ребенок. Телевидение и культурная преемственность хорошо подходят для создания среды, которая включает в себя легкую атлетику, определенные виды музыки и танца, и показывает, что значит быть высококвалифицированным специалистом в этих областях. У огромного числа ученых кто-то из родителей либо сам был ученым, либо очень интересовался наукой, а иногда и просто увлекался «обучением как высшим призванием». Здесь трудности не воспринимаются как проблема. А вот принадлежность к культуре и формирование личной индивидуальности — да. Это можно было бы назвать стимулом «обряда посвящения».
Если мы обратимся к оценкам в менее 5% для числа американского населения, которое научилось мыслить этими новыми способами, и вспомним, что телевидение не самое хорошее средство для их представления, то это означает, что в дошкольный период большинство детей не ощутит на себе весь культурный опыт использования этих идей. У меня нет данных относительно того, какой процент учителей начальных школ научился мыслить по-новому, но из личного опыта я бы предположил, что он аналогичен оценкам по общему числу населения в целом. Это означает, что большинству детей вряд ли удастся опробовать эти новые способы дома, в школе или через телевидение, не говоря уже об их интеграции в общий процесс и последовательность действий, которые так важно учитывать, когда дети начинают придавать значение тому, чему они очень сильно хотят научиться.
Теперь тому, что требует большого труда, и что ребенок не воспринимает как важный «обряд посвящения», просто не будет уделено достаточно внимания. Будет не хватать настойчивости и терпимости к неудачам, что является обязательным условием для преодоления препятствий. Одна из главных проблем, связанных с тем, как устроено большинство школ, заключается в том, что дети быстро понимают, что большая часть того, что их просят сделать, не относится к «реальному» миру, особенно в сравнении с такими факультативами как спорт, искусство и музыка. Они знают, что вот это-то как раз из «реального» мира, и школе нужно сильно постараться, чтобы привнести в данные дисциплины ту степень искусственности, которая заставит детей потерять всякий интерес к ним.
Позвольте мне привести аналогию на тему того, как стратегия «воссоздания среды» может быть решена, она исходит из опыта обучения, который у меня был в детстве.
Предположим, что именно музыка больше всего заботит нацию. Наши родители переживают, что их дети не преуспеют в жизни, если они не станут музыкантами. Баллы за наши тесты по музыке самые низкие в мире. После волны протестов Конгресс приходит к следующему технологическому решению: «К 2000 году мы установим фортепьяно в каждом классе! Но средств, чтобы нанять музыкантов, нет, поэтому каждое лето мы будем направлять имеющихся учителей на двухнедельные курсы по переобучению. Это должно решить проблему!" Но мы знаем, что существенного сдвига не произойдет, потому что, как вам скажет любой музыкант, музыка не заключена непосредственно в фортепиано, — если бы это было так, нам бы пришлось позволить ей голосовать! Музыка живет внутри каждого из нас.
А теперь вот что произойдет с фортепьяно в каждом классе. Дети полюбят играть с ним, и, скорее всего, начнет развиваться «культура примитивных композиций». Тут возникнет «фортепьянный бриколяж». Некоторых родители будут поощрять брать уроки, и редко кто решит взять дело в свои руки, и найти способы научиться реальным вещам без какой-либо официальной поддержки. Другие виды технологий, такие как записи, продвигают идею «музыкального восприятия». Похоже, что это совершенно противоположно процессу прослушивания, но на это можно посмотреть под несколько иным уклоном. Проблема в том, что «музыкальное восприятие» — это как «восприятие науки», или «математики», или «вычислительных машин», но это не то же самое, что учиться музыке, науке, математике или вычислительной технике!
Но 50 лет назад я рос в сообществе, которое желало «настоящей музыки для всех», и я нашел способ, как этого достичь. В маленьком городе в Новой Англии, в котором в средней школе было всего 200 учеников, была традиция набирать людей в полную группу, оркестр и хор. Таким образом, почти каждый ребенок становился опытным музыкантом. Секрет состоит в том, что каждый ребенок в душе начинает идти по пути музыканта, и у каждого есть голос, чтобы петь. В первом классе нас учили петь все интервалы и читать по нотам отдельные партии. Во втором классе мы пели две партии. В третьем классе мы исполняли четыре партии и начали выбирать инструменты. Талант не был определяющим фактором, хотя, конечно, он проявлялся. Это было тем, чем занимался каждый, и всем все нравилось. Я стал понимать, что это был чем-то необычным, только когда переехал. Важным побочным эффектом является то, что в каждом классе было фортепьяно, и все учителя умели немного на нем играть, хотя, я уверен, что, как минимум у одного учителя музыкальный слух был не особо развит. Скорее всего, система работала потому, что для работы с начальными классами в данный населенный пункт направляли отличного специалиста по музыке, который посещал каждый класс несколько раз в неделю. Помню, как одному преподавателю не понравилось моя произношение в песне, и он пытался это исправить, но приглашенному специалисту такая манера пришлась по душе, и он предложил мне оценить, смогу ли я пропеть всю песню в такой манере.
Главное в этой истории даже не то, что большинство детей стали свободно исполнять музыкальные композиции к тому времени, когда они перешли в среднюю школу — они это делали и делают на протяжении многих поколений — а то, что почти все они, насколько я могу судить, продолжают любить и сочинять музыку и в зрелом возрасте (включая меня).
Сегодня целый ряд школ приобщается к стратегии «создания интегрированной среды и поддержки деятельности учителей с привлечением приглашенных экспертов». Открытой автономной школе в Лос-Анджелесе успешно удалось реализовать «культуру проектирования» в кабинетах для занятий третьего класса, таким образом, на целый год дети вовлечены в захватывающее и непростое приключение в мире широкомасштабного проектирования городов. Самая успешная научная программа для начальной школы, о которой мне известно, реализована во всех начальных школах Пасадены и организована по тем же принципам. Ее разработали Джим Бауэрс и Джерри Пайнс, двое ученых из Калифорнийского технологического института. И в ее основе лежит не просто прекрасный набор из идей и подходов к реализации учебного плана. Главным принципом является то, что преподавателям самим приходится достигать некоторого уровня свободного владения своим предметом, для чего важно проводить контроль качества через окружных экспертов.
Еще раз отмечу, что дети изначально любят учиться, и большинство из них может обучиться всему, с чем сталкивает их культура. Но лучше всего им дается постижение идей, которые являются неотъемлемой частью окружающей культуры. Наличие родителя или учителя, который поощряет изучение математики и науки, не идет ни в какое сравнение с тем, когда родитель или учитель живет математикой и наукой (или производит такое впечатление). Это самая сильная педагогическая стратегия, с которой я познакомился на протяжении более 25 лет работы с детьми. Такие технологии как книги, музыкальные инструменты, ручка и бумага, биты и мячи, могут дать нужный эффект, но их явно недостаточно, чтобы помочь детям самостоятельно преодолеть критически важные преграды. С другой стороны, грамотность, музыка, искусство, танцы и спорт могут прекрасно развиваться практически вообще без поддержки технологий. Все, что нужно, это поддержка со стороны взрослых.
Разрабатывая учебную программу, нужно стремиться к тому, чтобы она базировалась на идеях, а не на средствах распространения информации. Каждый хороший учитель это понял. СМИ могут иногда поддержать изучение идей, но зачастую, лучшие решения приходят по ходу размышлений о том, как этим идеям можно научить вообще без использования мультимедийных средств. Использование знаний и умений детей работает лучше всего. После того, как будут определены хорошие методы, тогда могут возникнуть и некоторые полезные идеи на тему мультимедиа.
Теперь позвольте на мгновение свернуть в сторону великолепных новых технологий в сфере вычислительной техники и сетей. Для меня, пожалуй, самый печальный момент настанет тогда, когда меня приведут в компьютеризированный класс, и покажут, как дети радостно этими компьютерами пользуются. И все счастливы: дети, их родители, учителя и администраторы. Тем не менее, в большинстве таких кабинетов, при ближайшем рассмотрении можно увидеть, что дети вообще ничего особенного не делают: ничего интересного и ничего из того, что способствовало бы их развитию! Эти технологии как фастфуд: люди любят его, но ни о каком полноценном питании и речи нет. В худшем случае это похоже на «культ карго», когда считается, что само присутствие компьютеров каким-то образом вернет учебный процесс в класс. Вообще любое использование компьютеров в XXI веке является символом повышения уровня мобильности. С таким новым «фортепьяно» в большинстве классных комнат и домов отсутствует какое-либо реальное ощущение того, музыка ли это играет, или очередная «примитивная песенка».
Я обнаружил, что аналогии с книгами и историей книгопечатания помогают понять компьютер. Как и книги, компьютер обладает способностью представлять произвольные символы, что означает, что его предел определяется полным спектром человеческих возможностей, которые можно выразить через язык. Этот диапазон простирается от самого тривиального (астрология, комиксы, любовные романы, порнография) до самого серьезного (политические, художественные и научные дискуссии). Компьютер также привносит кое-что совершенно новое, а именно его способность считывать и записывать свои символы и делать это с невероятной скоростью. И как результат, компьютер может также представлять динамические ситуации, опять же с тем же диапазоном: от «мультфильмов по субботам», до игр и спорта, кино и театра, до моделирования сложных социальных и научных теорий.
В динамической сети из миллионов компьютеров в интернете прослеживается аналогия с библиотекой и системами связи. Можно использовать эту новую библиотеку из любой точки земного шара. Она постоянно обновляется, и пользователи могут переписываться и даже работать вместе над проектами без необходимости физического присутствия в одном и том же месте.
Работая над этими идеями 30 лет назад, нам казалось, что это следующее великое «изобретение за последние 500 лет» со времен появления печатного станка. И для некоторого процента людей, как и для тех немногих, кто использовал книгу для изучения, осознания и обсуждения мощных концепций, а также выявления новых способов и представления нашего мира, компьютеры и сети начинают набирать такой же уровень важности. Компьютер действительно является потрясающим изобретением со времен появления книги. Но, как и в случае с книгой, многое остается за кадром.
А вот где аналогия «книги против телевидения» наиболее отрезвляющая. В Америке для большинства людей печать потерпела неудачу в качестве распространителя важных идей. Немногие могут достаточно свободно читать, и при этом понимать и участвовать в развитии мощных концепций о нашем мире. Многие люди безграмотны, а большинство тех, кто читают, дома читают для развлечения, а на работе — для получения новой информации (т.е. 95% бестселлеров представлены в виде рассказов и книг по саморазвитию). Размещение серии статей «Федералист» в Интернете, в конечном итоге, позволит их свободно читать, но даже тот факт, что эта большая коллекция дискуссий стала более доступной в XXI веке, чем те же тексты в нынешних публичных библиотеках, никак не отразится на общем числе тех, кто решится прочесть эту трудную, но достойную прозу. И снова мы сталкиваемся лицом к лицу с тем, чему «трудно научиться», и что утратило свою воспринимаемую полезность в глазах американцев (они задаются вопросом, почему им приходится прилагать усилия, чтобы свободно читать и понимать такие глубокие тексты?).
Телевидение в Америке приобрело статус массового, но при этом является довольно плохим средством распространения мощных концепций. Телевидение — это величайшая «обучающая машина», когда-либо созданная. К сожалению, то, чему оно лучше всего может обучить, не входит в перечень самых важных вещей, необходимых для изучения. Но когда оно с ними сталкивается, то так плохо справляется с ролью учителя, что убеждает большинство зрителей в том, что этих важных понятий вообще не существует!
Но теперь компьютеры могут выполнять не только свои непосредственные функции, но и играть роль телевидения или книги. Сегодняшние коммерческие тенденции на рынке образования и домашних развлечений таковы, что наблюдается стремление максимально приблизить компьютеры к телевидению. А число миллиардов долларов, которое при этом задействовано, может показаться вполне внушительным. Тот факт, что в 1600 году, спустя 150 лет после изобретения печатного станка, двумя самыми популярными книгами на Британских островах были Библия и астрология, действует отрезвляюще! Научные и политические способы только-только начали выходить в свет. Как отметил Маршалл Маклюэн, для проведения настоящей революции требуется очень много времени, потому что основное содержание и ценность в новом средстве распространения информации всегда берется из старого.
Теперь единственное, что можно реализовать на уровне компьютеров и сетей, и что поможет сдержать натиск «информационного шума», — это сделать медиаресурсы в сети Интернет «самообучаемыми». Представьте, что ребенок или взрослый, которые просто для развлечения что-то ищут в Интернете, вдруг находят нечто захватывающее (статью о ракетах или сращивании генов). Если бы это было что-то вроде энциклопедической статьи, то в ее тексте должен прослеживаться пояснительный характер (на том уровне, который выбрал автор, когда ее писал), чтобы передать идею. Для большинства интернет-серферов это будет настоящей проблемой, особенно учитывая нынешний низкий уровень свободного владения навыком чтения. Компьютерная версия медиа средств будет способна определять возраст интернет-пользователя, насколько он опытен, и мгновенно адаптировать процесс обучения. Так будет гораздо больше шансов познакомить каждого пользователя с «хорошим материалом», лежащим в основе большинства человеческих знаний. Малыши стали бы получать опыт, отличный от того, который будут набирать дети постарше, что помогло бы научить ребенка лучше читать и рассуждать, и представить это как побочный эффект от удовлетворения собственного интереса. Таков взгляд метода «Монтесорри» на то, как могут быть организованы медиа ресурсы в сети Интернет: собственные интересы обеспечивают мотивацию для путешествия через среду, полную возможностей для обучения, замаскированных под игрушки.
Этот новый вид «динамических мультимедийных средств» можно создать и сейчас, но это будет очень дорого и сложно. И все же, это именно та инвестиция, которую должна осознать и сделать вся страна. И я все еще сомневаюсь, что этим можно заменить воспитание в культуре с любовью к обучению и размышлению. Но в этой культуре такие мультимедийные средства нового типа позволят всем копнуть гораздо глубже, в большем количестве направлений, и смотреть на мир с большего числа сторон, чем это возможно сегодня с лучшими книгами. Скорее всего, без такой культуры эти мультимедийные средства будут просто необходимы для предотвращения быстрого приближения очередной эпохи Темных времен.
Школы, пожалуй, являются последней линией обороны в борьбе с глобальной тривиализацией знаний, но, в то же время, они еще недостаточно изучили новые технологии и мультимедиа, чтобы провести грань, четко отделяющую формальную, но бессмысленную работу за компьютерами и в сети, и свободное владение навыками, необходимыми для развития настоящего в XXI веке. В лучшем случае, школы являются исследовательскими центрами по выявлению интересных явлений, и, как и в крупных исследовательских центрах, эту работу лучше всего делать с коллегами. В таких учебных центрах всегда будет смысл, но самая большая проблема заключается в том, что большинство школ сегодня даже и близко не похожи на учебные центры, которые подходят для XXI века.
Уилл Роджерс однажды сказал, что вам больно не от того, что вы что-то не знаете, а от того, что вы думаете, что знаете! Лучше всего здесь поступить так (это применимо для компьютерных и естественных наук, математики, литературы, искусства и музыки): школам нужно четко понять, что они не знают всей картины, что они как те слепые люди, пытающиеся распознать слона, и что им нужно выработать стратегии, которые постепенно помогут этого слона обнаружить. Вот чем занимаются лучшие профессионалы в своих областях. А мы видим, как Рудольф Серкин со слезами на глазах, в возрасте 75 лет, принимает медаль Бетховена со словами: «Я этого не заслуживаю». И он действительно так считает. Перед нами нобелевский призер по физике Ричард Фейнман рассказывает своим студентам на курсе по физике в Калифорнийском технологическом институте, насколько он далек от понимания самой науки физики, и в особенности тех тем, что входят в его специализацию! Мы не сможем научиться видеть, пока не осознаем, что слепы.
Причина в том, что понимание, как и цивилизация, счастье, музыка, наука и множество других великих стремлений, — это не состояние бытия, а способ путешествовать.
И основная цель в помощи детям учиться состоит в том, чтобы найти способ показать им эту дорогу, где нет конечной остановки, и такой способ перемещения, при котором сам процесс уже награда.
Автор: MagisterLudi
