Жорик долго уговаривал меня посетить свою научно-исследовательскую лабораторию и познакомиться с профессором Золотоглазовым.
– Это такой мощный ум, ты себе представить не можешь!
Сначала я отнекивался, но в конце концов уступил юношескому напору, и мы договорились о встрече.
Здание, в котором Жорик осуществлял научную деятельность, представляло собой приземистое, вытянутое в длину сооружение сталинской эпохи, за которым угадывался просторный дворик со множеством вспомогательных помещений.
«НИИ «Искра», – прочитал я на фасаде.
– Надо же, – сказал я выскочившему из проходной Жорику. – Я полагал, будто ты работаешь в сфере высоких информационных технологий, а ты, оказывается, специалист по электричеству.
Жорик поглядел на фасад и засмеялся.
– «Искра» расшифровывается как ИСКуственный РАзум. Я под руководством профессора Золотоглазова занимаюсь проблемами искусственного разума.
– А, – протянул я глубокомысленно.
НИИ «Искра» был режимным объектом: потребовалось не менее получаса, чтобы, предъявив необходимые разрешения и заполнив канцелярские формы, проникнуть в святая святых российской науки, где непосредственно замышлялся и создавался искусственный интеллект.
Мы поднялись на третий этаж, и Жорик толкнул ногой дверь с табличкой «Лаборатория № 3».
– Здесь, – сказал он.
Мы оказались в заурядном лабораторном помещении, заваленном бумагами и научными приборами, за которыми трудились несколько человек в белых халатах.
– Это Сережа, а это Леля, – представил Жорик молодых коллег.
– А это профессор Золотоглазов, – произнес он с почтительной дрожью в голосе, указывая на человека постарше, с окладистой русой бородой.
– Рад познакомиться, коллега! Жорик столько всего про вас рассказывал! С удовольствием объясню и покажу, чем мы тут занимаемся.
Профессор Золотоглазов затряс мою руку в приветствии, но внезапно в его чертах проскользнула подозрительность.
– Прошу прощения за любопытство, но… вы материалист, не правда ли?
– Что за вопрос?! – удивился я. – Разумеется, материалист.
Приветливая улыбка возвратилась на профессорское чело.
– Слава Богу! Тогда, коллега, мы безусловно найдем общий язык. Вы легко поймете, на каких научных принципах основывается моя концепция по созданию искусственного разума. Вот, поглядите…
Золотоглазов жестом пригласил меня в угол лаборатории, занавешенный цветной клеенкой, и резким жестом отодвинул клеенку в сторону. Передо мной предстал большой аквариум, в котором резвилась стайка рачков. Несмотря на непривычно-серый цвет, с удивлением признал в них обыкновенных океанических креветок и сразу вспомнил, что напоминает мне специфический запах в Жориковой лаборатории: это был запах расположенного поблизости от моего дома фирменного магазина «Океан», – поэтому он и показался мне знакомым.
– Изучаете креветок? – заметил я профессору Золотоглазову. – А я было подумал про искусственный…
– Именно искусственным разумом мы и занимаемся, в соответствии с профилем научного учреждения, – решительно перебил профессор. – Присаживайтесь на стул, коллега, я введу вас в курс исследований.
Я уселся на стул. Поблизости пристроился Жорик, готовясь в очередной раз прослушать лекцию шефа, которого явно боготворил.
– Перед моей лабораторией была поставлена задача по созданию искусственного разума, – начал Золотоглазов рассудительно. – Но что есть искусственный разум? Если придерживаться материалистической концепции, он есть реакция материальной системы на некое воздействие. Я спрашиваю вас, сколько будет дважды два, вы отвечаете «Четыре», следовательно вы разумное существо. А что насчет других материальных объектов? Человеческие , несмотря на исключительно сложное, до конца не выясненное устройство, представляют собой заурядный материальный объект, с этой точки зрения нет никакой разницы между биологическим и механическим объектами – на этом, собственно, и зиждется концепция создания искусственного разума. Вы воздействуете на систему, которая должным – вследствие причинно-следственных связей единственно возможным – образом реагирует: реакция системы на внешний раздражитель и есть ее ответ на поставленный вопрос. С этой точки зрения безразлично, на какую материальную систему воздействовать, любая из них отреагирует на воздействие, следовательно должна быть признана разумной.
– Любая? – переспросил я.
– А разве нет? Я задаю вам вопрос, вы отвечаете, это ваша реакция на внешнее раздражение. Аналогичным образом я могу воздействовать, к примеру… на эту шариковую ручку, – профессор выудил из нагрудного кармана авторучку, – которая тоже, хотя свойственным ей образом, ответит на поставленный вопрос, следовательно является разумной. Шариковая ручка не сможет самостоятельно написать на бумажном листе «Дважды два равняется четыре», устройство человеческого на несколько порядков сложней, тем не мене ее реакция на внешний раздражитель будет однозначной, ведь реакция определяется теми же законами природы, которым подчиняетесь и вы. Например, шариковую ручку можно переломить надвое, это будет ответной реакцией на внешнее воздействие. Поэтому… если, конечно, придерживаться материалистической концепции, – профессор еще раз подозрительно уставился на меня, – и не принимать во внимание различия в материалах, из которых вы созданы, нет оснований считать вас разумным существом, а шариковую ручку неразумным объектом: каждый из вас отвечает на поставленные вопросы исходя из своей материальной сущности.
– Смею надеяться, что устройство моего посложней, чем у шариковой ручки, – пошутил я.
– Разумеется! – подтвердил профессор Золотоглазов. – Поэтому при проектировании искусственного разума важны следующие факторы. Первое – возможность вводить в систему входную информацию, попросту говоря задавать вопросы, второе – возможность считывать из системы и расшифровывать исходную информацию, третье – система должна быть достаточно сложной для того, чтобы отвечать на интересующие нас вопросы, грубо говоря быть умнее человека. Очевидно, что для ответа на вопрос «Сколько будет дважды два» вы обладаете требуемой сложностью, причем с огромным запасом, тогда как шариковая ручка надлежащей сложностью не обладает, ее спрашивать бессмысленно, по этой причине мы, вопреки очевидности, не склонны считать ее разумным объектом.
– Все это так, – согласился я в задумчивости. – Однако при чем здесь креветки? Не понимаю.
– Сейчас поймете, – пообещал Золотоглазов, пряча разумную авторучку в карман халата. – Давайте спросим себя: что является мощнейшим разумом в природе, или, исходя из изложенного подхода, что в природе обладает наиболее сложной структурой, поскольку наиболее сложная структура и есть наиболее мощный разум? Ответ очевиден: наиболее сложной структурой в природе обладает сама природа как совокупность всех составляющих ее материальных элементов. Отрицать это может разве что сумасшедший или глухонемой.
И профессор Золотоглазов продекламировал четверостишие:
– Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.
– Тютчев, – определил я.
– Правильно, – обрадовался профессор. – Если вы убежденный материалист, то обязаны любить Тютчева. Признание за материалистической базы неминуемо приводит к пантеизму – убеждению, что свойственно не только биологическим, но и механическим объектам, а значит и полной их совокупности. Человечество издавна пользуется принципом верификации, по сути представляющим собой обращение к мыслящей вселенной с возможностью получить самый точный ответ, какой только можно вообразить. Например, вы спрашиваете у вселенной, существует ли сила тяготения, для чего воздействуете на нее определенным образом: выпускаете из пальцев металлический шарик. Шарик падает на пол, что и означает ответ мыслящей вселенной: да, сила тяготения существует. К сожалению, пользоваться мыслящей вселенной в качестве единственного оракула нельзя ввиду того, что мы сами являемся частью материальной вселенной и не в состоянии задать некоторые волнующие нас вопросы – к примеру, есть ли жизнь в отдаленных звездных системах, – либо не в состоянии однозначно интерпретировать получаемые от вселенной ответы. Человечеству требуется переводчик – переводчик со вселенского языка на человеческий язык, для чего мы и пытаемся построить искусственный разум. Однако на каком из вариантов остановиться? Обычно искусственный разум мыслится в качестве механического устройства, но данный подход себя не оправдывает. Проектировщик механического устройства вкладывает в него определенную программу, что – в случае, если исходные данные известны, – означает предсказуемость ответа механической системы. Какой, к чертовой матери, искусственный разум, когда ответ может быть просчитан заранее?! Остается создание искусственного разума на биологической основе, но и тут мы упираемся в глухую стену: из всех биологических существ наибольшим интеллектом обладает человек, но именно человека и требуется превзойти, при том что биологическое конструирование как наука находится на начальной стадии развития, на него надеяться не приходится… Казалось, все попытки создать что-то, превышающее человека по интеллекту, обречены на неудачу, однако ученым НИИ «Искра», – профессор Золотоглазов с гордостью выпрямился на стуле, – удалось нащупать в отношении искусственного разума неожиданную перспективу.
– Связанную с креветками? – спросил я.
– Именно с креветками, коллега. Я рассуждал следующим образом: если механические устройства использовать невозможно, а из биологических устройств наиболее сложным является человеческий , который также невозможно использовать, что мешает работать с другими биологическими объектами?
– Но вы сами сказали, животные глупей человека, а нас интересует нечто, превышающее по сложности человеческий ?
– Именно! – вскричал профессор Золотоглазов. – Одно животное глупей одного человека, но если соединить множества животных в единую нейронную сеть, в которой отдельный примитивный животный станет соответствовать одному нейрону человеческого , получится нечто, намного более умное одного очень неглупого человека! Получится мыслительный аппарат, равного которому не сыщешь ни в одной вычислительной лаборатории, с непредсказуемым вследствие его естественной природы результатом! Когда я выдал на-гора эту сногсшибательную идею, дело было сделано, оставалось сообразить, каких животных и каким образом соединять в нейронную сеть. С одной стороны, число вычислительных единиц в этой сети должно было превышать число нейронов в головном человека, с другой стороны, нужно было обеспечить возможность введения в коллективный биологический входной информации и считывания исходной. Млекопитающие отпали по той причине, что их количество не соответствовало заявленным требованиям, использование насекомых было признано неэффективным по второй причине: из-за сложностей ввода исходной информации в их головной . После консультаций с коллегами остановился на креветках, которые оказались идеальными с той точки зрения, что…
– Погодите, погодите, – изумился я. – Допустим, одна креветка составляет один нейрон искусственного разума. Однако, сколько креветок вы намерены задействовать? Число нейронов в человеческом составляет, если мне память не изменяет, от 5 до 20 миллиардов единиц, число креветок в вашем искусственном разуме должно быть не меньшим. Или вы планируете обойтись меньшим количеством за счет более сложного устройства головного креветки в сравнении с нейроном человеческого ?
– Прогнозируемое креветочное поголовье в мировом океане составляет никак не менее 140 миллиардов биологических особей, что в семь-двадцать семь раз превышает число нейронов в человеческом .
– А каким образом вы намерены устанавливать синоптические связи между 40 миллиардами биологических особей? Довольно нестандартная техническая задача, полагаю.
– Вы опять не дослушали, коллега, иначе подобные вопросы отпали бы сами собой – буркнул профессор Золотоглазов недовольно. – Соединять креветок в единую нейронную сеть не требуется. Эти ракообразные – стадные животные, что означает уже существующее тонкое взаимодействие в креветочной стае: при одном воздействии на систему реакция одна, при другом воздействии – другая, на таком принципе основывается работа любого вычислительного механизма. Просмотрите фильмы о подводном мире, лучше что-нибудь классическое вроде Жака-Ива Кусто: стаи рыб и моллюсков реагируют на внешние раздражители точно так, как нервные окончания. Что не удивительно, та как механизмы их работы идентичны. Креветки весьма распространены в мировом океане, поэтому связи – опосредованные, разумеется, – возникают между всеми биологическими особями как объектами мыслительной системы. Мировое поголовье креветок – рассредоточенное вычислительное устройство, по сложности намного превышающее человеческий и, следовательно, способное решать недоступные для человеческого задачи.
– К этому суперкомпьютеру не так просто подключиться, – заметил я.
– Тут тонкий момент, – признал профессор Золотоглазов. – Мы разрешили проблему посредством введения в креветочное поголовье так называемых доноров – специальным образом запрограммированных креветок. Не требуется программировать каждый нейрон-креветку, которые сами по себе, посредством присущих им стадных биологических инстинктов, настроены на определенное поведение, но системе необходимо задать вопрос. Для этого достаточно от десятков до сотен креветок, в зависимости от сложности вопроса. Аналогичным образом информация для обработки вводится в человеческий : задействованы лишь некоторые нейроны, которые провоцируют вычисления, тем самым дают возможность получить ответ. На мой вопрос «Сколько будет дважды два?» некоторое количество ваших нейронов приходит в возбужденное состояние, сигналы передаются другим нейронам, в результате через мгновение вы выдаете: «Дважды два равняется четыре». Точно так несколько запрограммированных креветок, на головной которых должным образом воздействовано, служат катализаторами мыслительного процесса во всем мировом океане. Благо коллективный креветочный супермозг сложней единичного человеческого , он легко ответит на вопросы, таинственные для обыкновенного человека, например, испаряется ли информация в черных дырах или кто в следующем году выиграет футбольный чемпионат, «Зенит» или «Спартак».
– Как креветки узнают будущего чемпиона России?
– Вы же не считаете, что какой-либо из ваших нейронов знает, сколько будет дважды два? Нейроны не знают, они лишь производят вычисления, в точности как и обладающие примитивным нервным устройством креветки в процессе общения между собой, что аналогично синоптическим связям между нейронами, производят вычисления, в конечном итоге приходя к выводу, что в футбольном чемпионате будущего года победит, к примеру, «Спартак».
– Антинаучно! Гадание на кофейной гуще, – попробовал возразить я.
– Не более чем предсказание того, что металлический шарик выпадет из разжатых пальцев на землю, а не взовьется вверх или не останется висеть в воздухе. В случаях и с металлическим шариком, и с футбольным чемпионатом значение имеют причинно-следственные связи, которые, как мы заранее условились, зависят от взаимного положения вполне себе материальных объектов, к которым относятся и металлический шарик, и «Зенит» со «Спартаком» в их полных составах. Дело в вычислительных мощностях, имеющихся в нашем распоряжении, но данную проблему мы решаем, задействовав в вычислениях все креветочное поголовье.
– Ладно, пусть так, – сказал я, пытаясь вникнуть в проблему. – Вы программируете несколько креветок, выпускаете их в воды мирового океана – вы должны это сделать, иначе не сможете включить в вычислительную систему должное число нейронов-креветок, – а затем…
– В этом узкое место, – признал профессор Золотоглазов, оглаживая окладистую бороду. – Благодаря количеству элементов система мощнейшая, однако нельзя мгновенно подключить к ней все элементы, ведь взаимодействие в креветочной стае происходит в соответствии с биологической природой объектов. Расчеты показывают, что для передачи требуемой информации от доноров к реципиентам требуется около года, таким образом получить ответ на максимально сложный вопрос возможно не ранее чем через год.
– Мы работаем над параллельными вычислениями! – не утерпел Жорик со своего стула. – Чтобы можно было выпускать в мировой океан одновременно несколько партий.
Профессор Золотоглазов кивнул:
– Точно так. Хотя, теоретически, на простейшие вопросы можно получать относительно быстрые ответы. Со временем люди научатся подключаться к разным биологическим сообществам, хотя бы к рыбьим стаям, и использовать простаивающие ныне биологические мощности в своих целях. Вычислительной мощности средних размеров рыбьей стаи должно хватить для работы пяти персональных компьютеров. Но сегодняшняя – пока еще несовершенная – методика такова: выпускаем доноров, через год отлавливаем из мирового океана несколько реципиентов и сравниваем их с контрольными образцами, которые изолированы от остального креветочного сообщества и в вычислениях не участвуют… – профессор указал на аквариум с креветками.
– Я думал, это доноры.
– Всего лишь контрольные экземпляры. Доноры запрограммированы и выпущены в мировой океан. Итак, мы отлавливаем реципиентов, сравниваем с контрольными экземплярами и получаем ответ на поставленный вопрос. Не сомневаюсь, что с помощью моей методики человечество способно разгадать множество загадок, непосильных сейчас для человеческого разумения: узнать, кто построил египетские пирамиды, изобрестит ионный двигатель и окончательно овладеть искусством липосакции… Вы извините, – встрепенулся профессор Золотоглазов, взглянув на часы. – Совсем с вами заговорился, забыл, что у меня в два совещание. Это надолго, до конца рабочего дня. Приятно было познакомиться, давно не встречал такого понимающего собеседника. Где ваш пропуск на выход, давайте я подпишу.
Мы обменялись крепким, подтверждающим возникшую приязнь рукопожатием.
– Тебя проводить? – спросил Жорик.
– Сам выход найду. Спасибо, что пригласил, я тебе благодарен. Есть над чем призадуматься.
Мы вышли с профессором Золотоглазовым одновременно: еще раз попрощавшись, он устремился вверх на совещание, а я прошел на лестницу в раздумьях по поводу услышанного.
В первой грубой прикидке, я не находил в концепции Жорикина шефа ни единого логического изъяна, зато открывающиеся при этом перспективы – создание суперкомпьютера на основе подключения к крупным популяциям морских моллюсков – завораживали смелостью и научной новизной. Никак не ожидал, что в НИИ «Искра» трудятся ученые со столь революционными идеями, Циолковские практически.
Не дошел я до первого этажа, как вспомнил, что позабыл в Жорикиной лаборатории кепку, отложенную при разговоре в сторону, – пришлось возвращаться.
Отворив дверь «Лаборатории № 3», я застал молодежную компанию в том же составе: Леля вносила из соседней двери – видимо, во вспомогательное кухонное помещение – большой поднос со свежесваренными, истекающими душистым паром креветками, Сережа доставал из лабораторного холодильника банки с пивом. Все повернули головы в мою сторону и застыли на месте.
– Бракованные экземпляры, – пояснил Жорик, видя мой осуждающий взгляд. – Вот твоя кепка, мог не возвращаться, я бы тебе вечером занес.
Я еще раз попрощался и вышел.
Автор: mikejum
