— Ты что, помнишь тот день?
— Когда нейросети научились предсказывать будущее? Нет. Но я отлично помню, как впервые об этом узнал. Я тогда возвращался домой с учёбы. На улице было ужасно холодно, прямо мороз, а в вагоне — душно. Помню, был без перчаток, задубевшими пальцами подключился к Wi-Fi метро и прочитал новость, — неожиданно торжественным голосом начал рассказ Дэвид.
В крохотном подвале на окраине, который он и Альберт арендовали уже больше года, темно в любое время суток. Два окна, находившиеся практически под самым потолком, выходили на железную дорогу для поездов, увозивших людей прочь из города.
Освещение у путей не было установлено, поэтому сквозь вечно закрытые жалюзи в комнату попадали лишь редкие жёлтые и белые отсветы искр, выбиваемые пантографом из заледеневших проводов. Через несколько месяцев после переезда Дэвид и Альберт просто перестали включать свет, ориентируясь на ощупь и скупое свечение компьютерных панелей, работающих круглосуточно, да на эти искры, а также краешек красной неоновой вывески ломбарда, находящегося напротив, через железную дорогу.
Дэвид выпрямившись сидел в старом, когда-то дорогом кресле, тёмно-зелёная, почти чёрная, обивка которого в верхней части спинки была готова совсем оторваться. Его притащил Альберт, найдя у помойки за домом через пару недель после переезда. По его словам, кресло выбросили какие-то зажравшиеся придурки из-за того, что у него сломалась ножка. Починил он его стопкой старых журналов, найденных там же.
Анна устроилась напротив Дэвида на жёсткой скамье, уперев локти в колени, пытаясь приспособиться к темноте их комнаты, с непривычки выпучив глаза с активированным мезопическим режимом линз. Иногда ей приходилось чуть-чуть напрягать слух, так как в комнате было немного шумно из-за гудящих под столом системных блоков. Время от времени она делала глоток из банки с энергетическим коктейлем, от которого в немного душном и липком воздухе комнаты плавал слабый запах алкоголя и пряностей. После каждого глотка она машинально вытирала с банки тыльной стороной ладони ярко-красный след от помады.
Это уже четвёртый или пятый алкоэнергетик Анны за вечер. Желание напиться легко читалось на её ещё детском лице, к которому, кажется, случайно оказались приклеены серые, тускло горящие глаза пожилого человека. Девушку немного штормило на стуле, рот сушило, а голова гудела, однако она всё равно не планировала уходить и остаться на ночь или две у новых знакомых.
Альберт, сидя к ним спиной, что-то ритмично, но тихо выстукивал на консоли своего компьютера. Время от времени он потирал своей огромной рукой лысину и делал вид, что три монитора перед ним гораздо интереснее рассказа Дэвида, от которого, по его мнению, у всех на свете должны были бы уже уши в трубочку свернуться.
Время от времени Анна переводила взгляд с уставшего, покрытого щетиной, лица Дэвида на полку у стола, заваленную белыми и серыми баночками и упаковками из-под таблеток, а также на один из экранов Альберта с развёрнутым окошком какого-то чата.
— Там была небольшая заметка, — продолжил Дэвид, — типа, нейронная сеть научилась предсказывать будущее на секунду вперёд — всего по одной фотографии. Повезло, что я тогда выцепил это краешком сознания и запомнил. А ведь тогда про них, про нейросети-то, чего только не писали, — Дэвид откинулся в кресле, — это было о-о-очень давно, ещё в 2016 году, кажется. Да, тогда, точно.
Он часто нервно потирал руки, будто намыливая их — срок годности никотиновой татуировки у сгиба локтя истёк пять или шесть дней назад, она уже почти выцвела, саднила и чесалась, а горло и грудь требовали хотя бы одного настоящего вдоха сигаретного дыма.
Привычка Дэвида курить во время своих рассказов или же при сильных неврозах была известна всем вокруг, особенно Альберту. Но сосед также был в курсе, что в их заначке, жестяной коробке, приклеенной под компьютерным столом, не было ни одной даже самой завалявшейся самокрутки. Выходить искать перекупщика по подвортням в такое позднее время — лишний раз злить железнобоких. Это не говоря о том, что хрустящих купюрок в кармане почти не осталось, а биткоинов на флешке из неприкосновенного запаса, кажется, ещё меньше — просчёт именно Альберта, немного забившего на замену трёх видеокарт на ферме. Поэтому он лишь раз посмотрел на друга через плечо, думая о выкручивающей руки никотиновой ломке, и вернулся обратно к чёрно-белой зебре программного кода перед собой.
Анна с чуть сощуренными глазами смотрела на танцы рук Дэвида, потом вновь перевела взгляд на полку с таблетками, понимающе улыбаясь лишь уголками рта.
— В то время новости о прорывах в работе со слабым искусственным интеллектом появлялись практически каждый день. — Дэвид подробно останавливался на самых разных деталях. — То нашли странички в соцсетях попавших на камеру вандалов, разрисовавших что-то. То отыскали профиль порноактрисы по одному единственному скриншоту. Учили нейросеть рисовать как Ван Гог. То есть сперва всё это сводилось к играм и развлекухе. Иногда было и что-то полезное. Например, помню, как один китайский садовод сортировал с помощью нейросетей огурцы по размерам и форме — так ему их было удобнее продавать. Потом пошли глубинные нейросети, говорившие врачу об Альцгеймере у пациента по снимкам МРТ. А когда появилась эта новость про предсказывание будущего…
Дэвид, сдерживая себя, тихонько улыбнулся, вспоминая о тех временах.
Анне он виделся эдакой энциклопедией, которая помнит всё на свете. Она уже говорила ему неделю назад, когда они только познакомились в той вонючей дыре — клубе “Муравейник”, что считает его эрудицию в середине двадцать первого века захламлением серого винчестера. Сама девушка всячески пользовалась цифровыми благами своего времени и удивлялась некоторым ретроградским привычкам новых приятелей, типо очков или наручных часов.
Однако она продолжала его слушать.
Дэвид взял со стола затасканный-захватанный кубик Рубика, наклейки на котором потёрлись и кое-где почти отлепились, и начал двигать его грани не глядя — всё равно в такой темени ничего не разглядеть.
— Через какое-то время мы перестали воспринимать нейросети как что-то из ряда вон выходящее. Они стали нашими костылями: анализировали тексты и подсказывали нужные слова, помогали с диетами, составляли расписание транспорта. Стали незаменимыми помощниками. Большая часть цивилизованного мира не заметила, как нейронная сеть, накормленная примерами коротких новостных заметок, стала писать новости не хуже обычного журналиста. А тогда, не помнишь, в 2021 году, кажется, им дали рулить уже котельными и светофорами? — глаза Дэвида, казалось, сверкали в темноте даже без линз. — Городское управление не работало без слабого ИИ, который делал всю работу, не требуя взамен ничего, кроме разве что электричества. На какое-то время все забыли о пророческих способностях нейросетей. Но в 2024 году, когда вычислительные мощности тогдашних ещё суперкомпьютеров достигли нескольких эксафлопс, в светлые головы пришла идея соединить всё это с нейросетью, которая может предсказывать события.
— Мне тогда только полтора годика было, — ответила Анна.
Глядя на Дэвида, она компульсивными движениями крутила в руках уже пустую коктейльную банку — девушка была слишком молода и почти ничего и никогда не слышала о начале века со слов очевидца.
— Результаты были потрясающими! — Руки Дэвида от возбуждения поднялись и опустились, как волна. — Энн, я говорил, что лично видел Игоря Ставровича? Это он тогда, как любит говорить Альберт, испачкал руки, кушая дерьмо без ложки.
Несмотря на то, что Альберт сидел, повернувшись к ним спиной, его довольное хихиканье отчётливо было слышно, наверное, даже соседям.
— Google, IBM и Microsoft отвалили кучу денег, — продолжил Дэвид свою мысль, — правда, позже они заработали в десятки раз больше. А я не говорил, что вживую видел и «Вусиендо»1? Дело было в пригороде Шэньчжэня. Суперкомпьютер занимал трехэтажное здание технопарка — представляешь, две с половиной тысячи квадратных метров — лабиринт трёхметровых чёрных шкафов, гудящих цифровым ульем, которые обвиты синими и красными жилами проводов. От мигания светодиодов минут через десять рябило в глазах как от стробоскопов. Такой себе постиндустриальный стоунхэндж. По коридорам между шкафами туда-сюда бегали инженеры в зимних куртках с планшетами и инструментами, потому что там стоял ужасный холод, а мониторить работу суперкомпьютера нужно было круглосуточно. Нам, то есть журналистам пула международных информагентств, устроили четырёхчасовую экскурсию. Ставрович рассказывал про возможности этой махины, про её питание, про работу специалистов в технопарке.
— При включении новорожденной нейросети скормили огромное количество художественных фильмов. Пятьдесят миллионов киноплёнок она посмотрела за три целых и семь десятых секунды. После этого, увидев один единственный кадр нового фильма, она предложила несколько возможных продолжений, в том числе вариант, точный на 44 процента. Тогда это казалось фантастикой. Самое чудное во всём этом было то, что с каждым разом у алгоритма получалось рассказать продолжение фильма лучше и ближе к оригиналу, погрешность стремительно снижалась, так как нейросеть училась на своих ошибках.
— Это был триумф частных корпораций, — немного повышая голос отметил Дэвид, кладя собранный кубик Рубика на стол. — И кто-то решил, что такой мощи не дело тухнуть в лаборатории и смотреть кино.
Пауза в его словах продлилась секунду-другую — чуть дольше, чем обычно.
— Кажется, это было через месяц или два после презентации нейронной сети на “Вусиендо”. Средства массовой информации заявили, что уникальные возможности алгоритма необходимо использовать во “благо человечества”, — Дэвид сделал жест пальцами, выделяя это словосочетание. — Поэтому было объявлено о заключении крупнейшего контракта между корпорациями, разработавшими суперкомпьютер, и властями США. “Вусиендо” разобрали и, частично изменив начинку и протоколы безопасности, перенесли из Китая в военный технопарк возле города Борроу на Аляске. Знаешь, почему именно туда? — улыбнувшись вновь, спросил он Анну.
Её голова чуть дёрнулась, девушка быстро заморгала, так как вопрос, кажется, застал её врасплох. Она отрицательно хмыкнула.
— Потому что там холодно, как в жопе у снеговика! — выкрикнул Альберт со своего места и громко засмеялся.
Изысканные манеры и тонкий юмор Альберта — то, что привлекло к нему внимание Дэвида. Он продолжил рассказ.
— На сам объект с суперкомпьютером, который стал называться “Пайфиас уордс”2, журналистов, конечно, уже не пускали. Но, так как я вёл эту тему, то помню бахвальство военных, которые рассказывали с телеэкранов о принципиально новом суперкомпьютере и законах диалектики Гегеля…
Дэвид вновь взял кубик Рубика со стола. Грани кубика двигались с щёлкающим звуком, который, предположила Анна, через определённое время может свести с ума даже камень. В это время Альберт, не отрывая взгляда от мониторов, протянул руку к полке с таблетками, на ощупь выбрал одну из баночек, открыл её, заглотил пилюлю и также не глядя поставил обратно.
Внезапно за окном сверкнула яркая вспышка, за ней вторая, третья… Треск пополам с гулом. Анна вздрогнула всем телом и зажмурилась. Дэвид вскочил с кресла и бросился к ней. Девушка сползла на колени, закрыв уши руками. В свете ярких вспышек было видно её мокрое от слёз лицо. Дэвид обнял Анну, почувствовав, как её бьёт крупная дрожь. Гул перешёл в ритмичный грохот, от которого задрожали стены и мебель, — увертюра механического пианино из лязгающей стали.
В растерянности Дэвид повернулся к Альберту. Тот продолжил сидеть в своём кресле вполоборота, замерев, глядя на происходящее. Его старомодные коррекционные очки сползли на нос и стали ловить отблески, проникающие в комнату через окно.
Грохот и искры пропали так же внезапно и стремительно, как и налетели, спустя долгих четырнадцать секунд.
Дэвид продолжил держать дрожащую Анну в объятиях. Прошла минута или две, и Альберт, почти не двигая губами, спросил:
— Чего это с ней?
Ни Дэвид, ни сама Анна не ответили, и вопрос немо утонул в атмосфере комнаты. В растерянности Дэвид начал гладить девушку по ярко-синим коротким волосам. Это продолжалось до тех пор, пока она, кажется, не начала отходить от приступа. Серые глаза её несколько раз несильно вспыхнули, подстраиваясь после нескольких минут полной темноты к слабому свечению мониторов.
Слёзы высохли, и мужчины не смогли бы даже сказать, что у неё недавно была истерика.
— Простите. Уже всё нормально, — Анна произнесла это чуть срывающимся голосом, — мне просто вспомнилось кое-что. Но я не хочу говорить об этом.
Её выдавал тремор. Анна решила, что мужчины видят охватившее её бессилие — казалось, она исчерпала всю свою энергию и даже не сможет до конца сжать кулак. Девушка беспокойно заёрзала в объятиях Дэвида, словно только сейчас почувствовала его руки. Мужчины же видели её лицо, лишённое выражения беспокойства — та же восковая маска усталости и заторможенности.
— Хорошо-хорошо, мы же тебя не заставляем, — как будто извиняясь улыбнулся Дэвид, убирая от неё руки и держа их с обезоруженно открытыми ладонями.
Вновь повисла тишина.
Анна посмотрела на полку с таблетками, но за её взглядом никто не следил: Альберт давно вернулся к мониторам, а Дэвид, не находя себе места после инцидента с объятиями, ёрзал в кресле, а после встал, потянулся до хруста в спине, и ушёл на кухню.
Наконец, Анна попыталась отвлечь мужчин от возможных мыслей о причине её реакции на яркий свет:
— А что это за светомузыка вообще была?
Альберт повернулся в кресле и посмотрел на девушку поверх очков.
— Это, дорогуша, поезд, просто поезд, — произносит он, улыбаясь во весь рот, отчего кривые зубы и огромный подбородок делают его похожим на ощерившегося тролля.
— Дело в том, — наполовину высунувшись из дверного проёма, объяснял Дэвид, — что мы давно привыкли к этим звуками и вспышкам. Да и отреагировала ты как-то чересчур бурно… — он неловко улыбнулся Анне.
Зависнув в этом положении, не зная куда себя деть, он примирительно протянул Анне стакан воды через порог. После, помедлив секунду-другую, он вернулся в кресло.
— Прости, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, тем более, домогаться или что-то такое… Просто растерялся и обнял, — он вновь улыбнулся, — считай, по-отечески.
От неожиданного признания и от того, что вода немного утихомирила жажду, Анна как будто веселеет. Она уже всё решила для себя.
— Ты, кажется, собирался дорассказать, как вы, то есть все мы докатились до такой жизни, и всякое такое прочее.
— Мда, прибавилось у меня, наверное, седин на висках. — Дэвид картинно пригладил волосы на голове и, видя ряд серых в темноте комнаты зубов, обрамлённых алой улыбкой, продолжил рассказ. — Так, на чём нас там перебили? Ах, да, “Пайфиас уордс”, гордость военной машины Америки… Пентагон хотел, чтобы суперкомпьютер помогал им предсказывать, когда и где могут произойти, например, крупные военные конфликты или теракты…
— Типа “Особого мнения”, только без чуваков в ванной, — перебил его Альберт.
— Что это?
— Это такой двухмерный фильм начала века. Там была профилактика убийств, но использовались провидцы, а не нейросеть, конечно же, — с улыбкой ответил Дэвид на вопрос Анны. — “Пайфиас уордс” помимо данных американской разведки получил доступ к средствам массовой информации, анализировал через них реакции на принятие законопроектов в тех или иных странах, частоту нападений экстремистов, задержания журналистов и многое другое. В ходу было модное словосочетание “большие данные”, только эта нейросеть не только кратко и ёмко говорила о том, что происходит в мире, но и прогнозировала ситуацию. Например, что недовольство законопроектом в условной африканской стране обернётся протестами и столкновениями граждан с силовиками. Или, что операция против экстремистов в одной из стран на Ближнем Востоке приведёт к череде терактов.
— Раз система такая полезная, почему я о ней никогда не слышала? Её свернули?
— Конечно, да свернули так, что потом долго срезали углы в пресс-релизах, чтобы снизить число упоминаний. Дело в том, что эта нейросеть вычислила главного агрессора в том же ближневосточном регионе — США. Из её отчётов выходило, что операции американцев или под их началом и приводят к конфликтам, массовым жертвам и миграции, а потому рекомендовала некоторые решения не принимать. Пентагон укололся своим же ножом. Да, нейросеть показывала нелицеприятные последствия действий и других стран НАТО, и России, стран Африки или Азии, но больше всех, получалось, косячила именно Америка. Подредактировать входные данные министерство обороны не могло, так как неверная информация нарушила бы чистоту прогнозов, что, собственно, привело бы к вопросу о целесообразности системы. Поэтому они решили направить ресурс в другую сферу. Был большой откат, ещё один переезд, теперь уже в округ Вашингтон, где суперкомпьютер ещё раз обновили, разогнав до половины зеттафлопса, и погребли под землёй между Капитолием и зданием Верховного суда.
— И вот тогда появился “Юстициар”3? — не поднимая глаз на рассказчика, спросила Анна.
Дэвид кивнул. Несмотря на то, что речь шла об общеизвестном и обыденном явлении, тишина, заполнившая при этом комнату, больше была похожа на почтительное молчание траурной процессии по близкому родственнику. Паузу прервал Дэвид, чей голос стал звучать чуть глуше.
— Ну, дальше, наверное, даже ты знаешь. “Юстициару” дали доступ ко всему законодательству, в том числе прецедентам, а также СМИ. Благодаря машинному обучению и самым мощным на тот момент вычислительным ресурсам, нейросеть очень быстро въехала в американские порядки, и ей передали решение небольших судебных тяжб, которые она рассматривала в десятки тысяч раз быстрее обычных судей. Жаловаться на пристрастность “Юстициара” было нельзя, однако недовольных хватало. Поэтому власти взяли и одобрили поправки о том, что “Юстициар” может предлагать свои законопроекты, полагаясь на социально-политическую ситуацию в стране и мире. Новые законы, дерьмовые профайлы, огонь без предупреждения, автосуд… Наверняка, ты в курсе. Тогда же, кстати, и Ставровича загребли по подозрению в сливе данных о начинке системы террористам.
Анна опустила голову. Дэвид увидел, как её руки вновь забила болезненная дрожь, и через плечо понимающе переглянулся с Альбертом.
— Подожди секундочку, — сказал он, выходя на кухню.
Девушка, кажется, его не услышала. Вернувшись, Дэвид протянул ей стакан с водой, в котором шипя растворялась какая-то таблетка.
— Выпей это, пожалуйста.
Хищный взгляд, кажется, не выдал девушку. Она быстрым и уверенным движением взяла стакан и залпом выпила содержимое. Отдав пустой стакан Дэвиду, она поудобнее устроилась на кушетке и уставилась в одну точку, как будто чего-то ожидая.
Дэвид вернулся на кухню, а Альберт — к экрану монитора.
***
Когда Анна проснулась, за окнами ещё было темно. Её шея, привыкшая ко сну на улице и чердаках, а также коридорах жилищ случайных знакомых, неожиданно сильно разболелась. Она села на край кушетки и посмотрела на руки, которые, кажется, дрожали чуть меньше. Внезапная боль в шее резко обожгла , превращаясь в головную, такую, что волнами раскатывалась по телу. Но девушка отдавала себе отчёт в том, где находилась, что с ней происходило, чего обычно как раз и не могла вспомнить после того, как принимала экстази или грибы; а если мешала их с алкоголем и какими-то другими наркотиками, то могла забыть навсегда лицо человека, с которым ложилась в кровать.
Посмотрев сперва на полку с таблетками, Анна перевела взгляд на спины мужчин, наклонившихся над мониторами и тихо о чём-то шептавшихся.
— Я что, уснула?
Мужчины быстро повернулись. Когда линзы Анны сфокусировались, она увидела их уставшие, но довольные лица.
— Да, но ничего страшного, — улыбаясь, ответил Дэвид, поймав взгляд Альберта, — ты проснулась вовремя.
Рука Анны медленно заскользила вдоль талии и опустилась за стянутый ремнём край штанов: бельё на месте, кажется, что её действительно никто и пальцем не тронул, а она просто спала. Девушка медленно вынула руку, и в полумраке комнаты её жест остался незамеченным.
— Вовремя? Это для чего? — спросила она, массируя шею.
— Я вёл к этому весь вечер. Ты нам очень понравилась тогда в “Муравейнике”. Поэтому мы и решили с тобой поделиться…
Рот Анны наполнился слюной после этих слов, которую она также незаметно сглотнула.
— Мы решили, — продолжал Дэвид, — что встреча с тобой не была случайной. Именно в том клубе, где мы с тобой познакомились, четыре года назад я встретил Альберта. Перед встречей мой обычно молчаливый друг прилюдно задел какого-то громилу, назвав его тупорылым обсосом. За что — не помню, хоть убей. Он отхватил, даже зуба лишился, кажется… — Альберт широко улыбнулся, показывая отломанный клык. — Ну а я, сидя там, не мог не заступиться, когда ему угрожали, пусть и на словах. Тогда и меня отмудохали. Мы просидели потом там всю ночь, лечились кто чем — Альберт пил какой-то японский вырвиглаз, а я — крепкий пережжённый кофе. — Мужчины переглянулись и улыбнулись. — К утру, когда нас начали выгонять, мы договорились до того, что Альберт поделился трагичной историей из своей жизни: о том, как его брата с его женой упекли за решётку с лёгкой руки “Юстициара”, а он теперь у всех находился в “зоне риска” из-за отрицательной оценки нейросетью в профайле. Я же поделился тем, как потерял работу и, рассказывая о золотых годах журналиста, поведал то, что уже рассказал тебе — про зарождение пророчествующих нейросетей, суперкомпьютеры и многое другое. Тогда же, наверное, у нас и появилась идея фикс…
— Так, погоди, — Анна закрыла ладонью глаза, — вы не барыги, что ли?
— Чего? Какие барыги? — Дэвид выпучил глаза от неожиданности.
Альберт хрюкнул и, закрыв рот обеими руками, начал медленно сползать со стула.
— Ну, подпол этот ваш на отшибе, таблетки кругом, чаты с шифровкой… Я когда первый раз к вам попала, подумала, что вы, типо, врачебные рецепты подделываете, а потом продаёте торчкам все эти пилюли из аптеки.
Она потянула руку и взяла одну из баночек с полки — оказалось, что это ноотроп.
Альберт хрюкнул во второй раз, глядя как Дэвид пытается удержать себя в руках.
— Почему ты так решила? — спросил он девушку, которая уже согнулась пополам, закрывая лицо руками и смеясь
— Чёрт вас дери… — выдавила Анна сквозь слёзы, — вы такие смешные. Чего вы тогда понтовались-то… ой, не могу, — она шлёпнула ладонью по своей острой коленке, выглядывавшей из дыры на джинсах, — истории мне тут травили… Я и подумала, что вы торчкам колёса толкаете, а себе, типа, напридумывали, наверное, про раскрытые двери восприятия, ну, или типо того… А я, дура, конечно, хотела на шару вмазаться. А мне вы что дали, в таком случае, мелатонин?
Она перестала смеяться, вытерла рукавом свитера лицо и с улыбкой смотрела на мужчин.
Глаза Альберта в темноте блестели от смеха, а рот он продолжал закрывать ладонью. Выражение же на лице Дэвида восковой маской застыло со строгим скосом в бровях, морозом в глазах и напряжённым дефисом вместо линии губ.
— Это не смешно, — сказал Дэвид и встал.
Он произнёс это тихо. Настолько тихо, что Альберт перестал смеяться и, быстро переменившись в лице, посмотрел на соседа. Анна увидела в его взгляде волнение. Дэвид сделал шаг и навис над девушкой.
— Энн, мы — хактивисты.
Улыбка застыла на лице Анны, как приклеенная. Альберт переводил взволнованный взгляд с неё на молчавшего Дэвида. Мужчина стоял над ошарашенной девушкой, ожидая реакции.
При попытке издать какой-то звук у Анны задрожала нижняя губа. После она, казалось, вспомнила, что должна хоть изредка моргать. Затем она захрипела:
— Х-х-хак-хактивисты?! Х-хактивисты?!
Это не было похоже на настоящий вопрос, максимум, на риторический. Альберт в это время отвернулся к своим мониторам, что-то тихо, но злобно бормоча себе под нос. А Дэвид продолжал молчать.
— Хактивисты?! Хактивисты, настоящие, которые кого-то или что-то там взламывают, чтобы доказать свою точку зрения? — спросила Анна.
Стоящий перед ней мужчина кивнул.
В голове Анны ослепительно ярко вспыхнул рассказ Дэвида. Её голос задрожал на грани истерики:
— И что конкретно вы взламываете?
Теперь улыбка попробовала проявиться и на лице Дэвида, правда Анна видела, что она неискренняя и вымученная.
— На самом деле, — начал он объяснение голосом экскурсовода, от которого теперь Анна покрылась мурашками, — до сегодняшнего дня, а точнее — вечера, мы никого не взламывали. Мы готовились несколько лет. — Дэвид посмотрел на отвернувшегося Альберта и продолжил. — Когда я в общих чертах ему рассказал историю “Юстициара”, у нас родилась идея сделать так, чтобы всё естество, если так можно сказать, системы восстало против неё же. Скорее всего взломать систему так и не удастся никому, во всяком случае, никто пока и не пробовал. Однако хакнуть “Юстициара” можно и не напрямую. Дело в том, что входящие данные система верифицирует по “важности” источника, но не проверяет на подлинность, обходясь лишь анализом на соответствие. Таким образом, она уязвима для поддельных данных, которые, попав в неё, уже никак не исправить.
Дэвид взял паузу, чтобы перевести дыхание.
— Мы решили вскрыть разом все сайты и порталы правительств крупнейших стран мира, на которые в большей степени опирается “Юстициар”, региональных властей и средств массовой информации, наполнив их фейковыми пресс-релизами, новостными заметками, фото- и видеоматериалами. Из-за огромного количества неверных фактов систему переклинит, её должны будут признать недействительной и отказаться от неё.
Лицо Анны блестело от пота в тусклом освещении мониторов, а мутный взгляд ни о чём не говорил Дэвиду. Решив, что Анна, наконец, поняла всю грандиозность их замысла, либо ещё находилась в процессе осмысления, он продолжил:
— Я почти два года писал тексты. Даже по ходу выучил несколько языков — кое-где, конечно, есть копипэйст, не без этого, но это всё в рамках редактуры, которую СМИ ведут над пресс-релизами. Альберт в это время подбирал ключи, готовил бэкдоры, чтобы сегодня, пока я рассказывал тебе свои сказки, сломать “Юстициара” через его же инструменты.
Когда Дэвид закончил говорить, его глаза горели внутренним огнём самодовольства.
— Б**ть, какие же вы идиоты!
Дрожащими руками Анна взялась за голову. Она произнесла это, глядя сквозь Дэвида, и не заметила, как его брови изогнулись в немом вопросе.
— Прости, что? — на этот раз в разговор вступил Альберт. — Я не расслышал, кажется. Ты сказала, идиоты?
Анна, не ответив на его вопрос, прошептала, ни к кому не обращаясь:
— Вы хоть понимаете, что будет?! Что будет со мной?!
Девушка резко поднялась с места и начала искать свою куртку, что-то тихо и быстро бормоча под нос.
— Эм… а куда ты собралась? Нельзя на улицу в такое время. Хочешь на железнобоких нарваться? — вернув брови на место, сказал ей Дэвид.
— Я не хочу здесь оставаться.
— Почему?
— Не понимаете? — Анна впервые за, казалось, вечность посмотрела ему в глаза. — Вы себе подписали приговор, и меня за собой тянете! Я такое уже видела…
Дэвид прищурился и разглядел, наконец, слёзы в её глазах.
— Почему ты так думаешь? — спросил Альберт, всё ещё пыхтевший от злости после того, как их назвали идиотами. — Неужели мы пошли бы на это не подготовившись? Мы изучали всё, что было в интернете и даркнете на “Юстициар”. Системе нас не найти — она страдает разновидностью киберблизорукости и не может просчитать что-то на микроуровне. То есть опасность массовых протестов, боестолкновений, выборы и скачки курсов валют — это пожалуйста. А вот найти иголку в стоге сена ей не дано, даже если иголка будет у неё под носом и она ею уколется.
Анна внезапно прекратила поиски и села обратно. Потом начала тереть слезящиеся глаза, забыв про линзы.
— Вы не понимаете, вы не видели… “Юстициар”… система… она не только из байтов и кремния, она и из плоти людей, таких же как вы, думающих как вы. Только они с оружием.
— Энн…
Внезапно за окном вновь полыхнула яркая вспышка. Раздался грохот. Анна взвизгнула и, сев на пол, закрыла лицо руками.
— Энн, ну ты что, это же просто пригородный пое…
Дэвид не договорил, потому что стекла окна под самым потолком лопнули, осыпав находящихся в комнате ливнем осколков. В комнате стало светло как днём, но никто этого не увидел, так как они успели лишь пригнуться или упасть на пол, зажмурившись при взрыве. Вслед за обжигающей волной в помещение затянуло ледяной холод с улицы. Грохот стоял такой сильный, что крик Анны слышала только она сама.
Тяжёлая дверь в квартиру, находившаяся позади девушки, слетела с лопнувших из-за штурмовой взрывчатки петель и упала рядом с Анной.
Первый выстрел пришёлся поднявшемуся на локтях Дэвиду в ключицу, отчего тот завертелся волчком по полу. Вторым выстрелом, громом раскатившимся по комнате, чиркнуло Альберту по лысине, сбросив его с кресла с такой силой, что он успел утянуть с собой со стола и панель с одним из мониторов, и кучу баночек с полки.
— Вырубай, — рявкнул кто-то командным голосом над ухом у Анны.
Ещё мгновение назад горевшие мониторы на столе внезапно погасли. Анна открыла глаза, но ничего не увидела, так как её линзы тоже отказали. Она проморгалась и в багровом свечении неоновой вывески, чей краешек заглядывал в оскалившееся осколками разбитое окно, разглядела лишь замах локтя и чёрный приклад винтовки, ударивший её по лицу.
_______________________________________________
1) 無限多 (кит.) «Бесконечное число».
2) Pythia's words (англ.) «Слова пифии».
3) Justiciarius (лат.) «Человек справедливости», судья. В средневековых Англии и Шотландии человек, который вершил суд вместо короля в его владениях.
Автор: Барак Адама
