Фантастический рассказ на конкурс
Утренние небеса сочились мелким дождем. Дул не сильный, но пронизывающий до костей ветер. Холодные капли скатывались по кепке, проникали под воротник тренчкота, пропитывали рубашку, делая ее липкой и влажной. Впрочем, погода не могла испортить мне настроение На работу — как на праздник.
Небольшая пробежка от автобусной остановки к проходной железнодорожной станции — и вот уже грозный механический голос останавливает меня:
— Предъявите пропуск!
— Ну вот те на! Я же только вчера здесь был! — не могу не поиздеваться над тупым роботом. Давным‑давно живые охранники узнавали меня в лицо.
— Предъявите пропуск!
— А то что, чурбан железный? Ну на, съешь!
Я прикоснулся карточкой к считывателю. Турникет раскрылся. Через вращающуюся дверь я вошел на станцию.
«Осторожно! Маневровые локомотивы управляются искусственным интеллектом! Следуйте обозначенными маршрутами!» — такой плакат предупреждал об опасности всех, чей путь лежал через сортировку.
Мне вовсе не улыбалось топать на переходной мост, но быть разрезанным пополам тепловозом — такое себе удовольствие. Поэтому я поднялся наверх и побрел, глядя на слаженную, четкую работу беспилотных локомотивов. Они ловко перетаскивали вагоны, вытягивали их на отправочные пути или заталкивали только что прибывшие поезда к автоматической перегрузочной машине. Пока я пересекал станцию, роботы собрали два состава. Людям такой темп не под силу.
Маневровую работу первой отдали на откуп искусственному интеллекту. Затем пришел черед грузовых перевозок — правда, пока еще шли эксперименты. Лишь небольшое число поездов вели автоматы — систему все отлаживали и отлаживали. А вот с пассажирским движением возникли проблемы. Причиной их стала человеческая психология.
Люди, увидев на борту локомотива положенную по закону надпись «управляется искусственным интеллектом», сдавали билеты, отказывались садиться в вагоны. Доходило даже до стихийных митингов на платформе. Пришлось железнодорожной компании возвращать в строй старые, проверенные тепловозы на ручном управлении. Была, конечно, одна хитрость…
Из многочисленного персонала в станционной конторе, по традиции называемой «брехаловкой», осталась одна девочка‑бухгалтер. Маленькая, миловидная, ладно скроенная, она чем‑то напоминала мою собственную дочь. После развода я не часто виделся ни с ней, ни тем более с бывшей женой. Впрочем, это дела личные. Интимные, можно сказать.
— Здравствуй, Катя, — приветствовал я девушку.
— Здравствуйте, господин машинист.
— Давай без официоза. Привет, дядя Толя. Хорошо?
— При… здравствуйте, дядя Толя.
— Так‑то лучше. Пойду, взгляну, что мне роботы приготовили интересного. Потом поболтаем, если время будет.
Задание на поездку выдавал автомат, похожий на вендинговую машину — небольшой шкаф с экраном и печатающим устройством. Посмотрим, что у нас есть. Металлолом на сталелитейный завод — мимо. Тысячу тонн закрепленный за мной локомотив не утащит. Инструменты на нефтеперегонный завод — можно, но вдруг что есть поинтереснее?
Пассажирский экспресс «Западная — Фабричная». То, что нужно. По расписанию отправление через сорок минут. Я еще успею проглотить чашку кофе.
Принтер выплюнул несколько листов — описание задания и талон ограничений скорости. В лоток со звоном упала реверсивная рукоятка — не простая, с чипом внутри. На нем записаны коды выданного мне задания. Без них ни один локомотив никуда не поедет. Разумная предосторожность.
Я сунул рукоятку в карман и сложил писанину в папку. Глянул еще раз на часы, пошел в курилку и приготовил две чашки кофе. С сахаром.
— Катя, от работы кони дохнут! Железные в том числе. Сделай перерыв. Кит‑ката у меня нет. Зато найдется пара лишних «Сникерсов».
— Вдруг начальство примчится… а я не на своем месте.
— Поверь, если бы руководству было до тебя какое‑то дело, они бы не сбежали из конторы, как крысы с корабля. Кто придет, скажешь так: Анатолий Михайлович соблазнил.
Катя расхохоталась и присоединилась ко мне.
Несколько минут мы потягивали из чашек обжигающий напиток. Потом Катя осторожно сказала:
— Не нравится мне вся эта затея с искусственным интеллектом.
— Почему?
— Вы не поймете, дядя Толя, — смущенно улыбнулась Катя. — Даже не думайте.
— А ты попробуй объяснить.
Несколько секунд Катя усердно морщила лоб.
— Понимаете, ИИ принимает решения по принципу прецедента. Это же просто умный поиск, не более того.
— И что из этого следует?
— Я не договорила. Не перебивай…те, — в голосе Кати послышались учительские нотки. Прямо как у моей дочери.
— Я весь внимание.
— Так вот, попав в… трудную ситуацию, ИИ ищет похожий случай в базе данных, смотрит, чем все закончилось и действует так, чтобы избежать схода поезда с рельсов. Это главный критерий, заданный программистами.
— Логично. Не припомню ни одной железнодорожной катастрофы, где поезд целиком остался бы на путях.
— Мне это не нравится, если честно. Не знаю, правда, почему. А еще неизвестно, как будет действовать ИИ, если в базе данных нет ничего подходящего.
— Это надо спрашивать у программистов. По‑моему.
— У кого из них? — Катя горько усмехнулась. — Их десятки. И каждый отвечает за свою часть кода.
— Ладно, — я постучал себя по лбу. — Для меня это филькина грамота. А вот где ты этого нахваталась?
— Я же универ окончила по управлению движением на железке. Нейросети входили в программу. Теперь вот из‑за них не устроишься. Разве что доходы и расходы считать. Бухгалтерию невозможно формализовать. Еще бы: каждый день новые правила и законы. Какая нейросеть справится с бешеным принтером в парламенте?
— Сегодня я о тебе узнал много нового. Вернусь, еще чего‑нибудь расскажешь, хорошо?
Я допил кофе, попрощался с Катей и уныло побрел к депо, раздумывая над ее словами. Роботы уже вытянули четырехосный дизель‑гидравлический локомотив из пункта техобслуживания. Машина, выкрашенная в небесно‑голубой цвет, неподвижно стояла на заросших травой путях. Что ж. Теперь это мой дом родной — дом на двенадцать часов смены.
Мой локомотив был выпущен лет двадцать назад — еще до массового внедрения на железной дороге искусственного интеллекта. В отличие от современных машин он выглядел угловатым, словно обрубленным спереди и сзади. Дизель под большим капотом, гидропередача под малым, почти посередине рамы — уютная кабина машиниста с двумя пультами. Когда‑то тепловоз был и маневровым, и легким магистральным. Теперь же первую часть работы взял на себя искусственный интеллект. Безработица — страшная штука. Она угрожает потерей смысла жизни не только людям. Машины куда беззащитнее — не могут обучиться новой профессии.
Я поднялся в кабину, вставил реверсивную рукоятку и включил питание.
— Здравствуйте! — раздался спокойный мужской голос. — Я — голосовой помощник машиниста, версия один тридцать два. Чем могу помочь?
Раньше он так вежливо не разговаривал. Перепрошили, видать, на последнем техобслуживании.
Я не удостоил дурного робота ответом, а сразу нажал на кнопку запуска дизеля. Кабину наполнило мягкое, довольное урчание. Загудел компрессор, накачивая воздух в тормозную магистраль. Стрелки манометров показали пять атмосфер — нормальное зарядное давление.
Странное дело, но мы до сих пор пользуемся двигателями внутреннего сгорания. И это в век повальной автоматизации и роботизации.
Я как‑то спросил дочь — она учится на ученого‑физика, почему получается как в старой юмореске: робот берет заготовку и элегантно засовывает ее в паровой пресс времен капиталиста Рябушинского.
Дочь ответила на мою тираду без улыбки:
— В автомобильном аккумуляторе содержится столько же энергии, сколько в рюмке бензина. В литий‑ионный схожих габаритов влезает побольше — как в поллитровую банку. Но это все равно крохи. Увы, плотность энергии у химических источников тока мала. Таковы законы природы. Нам никогда не кататься на электрических поездах на батареях и не летать на электрических самолетах. Придется плести кружево контактной сети, когда у твоей компании появятся деньги. Если только…
— Если что?
— Если мы не изменим себя. Не станем нечувствительными к радиоактивному излучению: ядерные реакторы без биозащиты компактны и легки. Но это уже не ко мне, а к медикам и биологам.
Дочь говорила еще долго, только я ничего не понял из ее заумной речи. По мне так все эти ученые‑моченые просто‑напросто даром тратят бюджетные деньги. Или не даром. Придумал, к примеру, когда‑то Виноградов свой найквистор, да нефтяные компании отстегнули яйцеголовым на лапу. Те и рады стараться: обосновали, почему прибор не работает, доказали это с формулами и расчетами, оболгали изобретателя. Были бы ученые честными и непредвзятыми — глядишь, мы бы ездили на локомотивах с найквисторами под капотом. Откуда я все это знаю? Читал в «Спид‑инфо».
Я сел в кресло и связался с диспетчером. Мне ответил бесстрастный, лишенный интонаций женский голос — автоматика уже приготовила маршрут к пассажирскому составу. Я, строго следуя правилам, повторил вслух все сказанное нейросетью.
— Верно, выполняйте, — ответил робот.
Нейросеть управляет людьми — странное дело. Но здесь ничего не поделать. Хочешь работать машинистом — не задумывайся и не задавай лишних вопросов. Иначе вылетишь на грошовую пенсию. С почетом.
— Вы забыли включить противобуксовочное устройство, — посоветовал виртуальный помощник.
— Без сопливых разберусь, — огрызнулся я, повернув рукоятку реверса. — Сам знаю, когда и что включать.
Локомотив без приключений пробрался сквозь лабиринт путей сортировочной станции. Маневровые тепловозы замерли в ожидании: у пассажирских поездов наивысший приоритет.
Снизив скорость, я легонько ударил локомотив о вагоны. На пульте загорелась зеленая надпись «сцеп». Полностью автоматическая сцепка — одно из редких недавних изобретений, которые пришлись мне по душе. Теперь не надо бегать по рельсам, соединять тормозные шланги и электрические кабели. Да и вообще выходить из кабины ни к чему. Все происходит само. Расцеп тоже простой как сто копеек: нажал на кнопку, и поехал. Можно, конечно, и вовсе голосового помощника попросить о маленькой услуге, но не нравится он мне.
Я выглянул в боковую форточку. Посадка шла вовсю. Вот парень — маленький, хлипкий, почти подросток, подал высокой, статной девушке руку и втянул ее в вагон. Странная пара. А вот отец семейства забросил на площадку старшего сына — мальчика лет восьми, потом перенес ребенка в коляске. Вслед за ним в вагон вошла, видимо, его жена: дама с пышными формами. Про такую говорят: «в самом соку».
Двое рабочих в комбинезонах о чем‑то жарко спорили на платформе. Несколько минут — их словно сдуло ветром. Оба заняли свои места.
Незадолго до отправления тощий высокий мужчина в очках, разных перчатках и нелепом пальто — прямо рассеянный с улицы Бассейной, забросил тяжелый чемодан в тамбур и скрылся из вида. «Надеюсь, на этот раз он все‑таки доедет, куда ему надо» — я захихикал в голос. К счастью, кроме робота‑помощника, меня никто не слышал.
Последней в поезд села изможденная девушка: худая, точно скелет, вылезший из могилы. Бордовое платье болталось на ней как на вешалке. Под глазами с огромными зрачками почти без радужки, темнели огромные мешки. На голых ногах виднелись следы уколов. Не нужно быть доктором, чтобы признать в ней наркоманку со стажем. Что она делает в моем поезде? Куда едет? Может, в клинику, лечиться? Но разве это мое дело? Я — всего лишь извозчик. Погонщик тысячи механических лошадей.
— Минутная готовность! — голос искусственного диспетчера отвлек меня от наблюдений и пустых дум. — Маршрут с третьего пути на первый главный готов, сигнал открыт. Отправление по расписанию.
Я повторил указания вслух, предварительно убедившись, что оба светофора — напольный маршрутный и локомотивный, показывают полтора желтых сигнала. Ну, то есть, один желтый и один желтый мигающий.
— Верно, выполняйте.
С улицы послышался голос диктора:
— Экспресс «Западная — Фабричная» отправляется с третьего пути. Посадка прекращена, будьте внимательны и осторожны.
Я дал предупредительный сигнал, отпустил «мальчика» — локомотивный тормоз, поставил реверс в положение «вперед» и передвинул рукоятку контроллера в первую позицию. Зажужжала гидравлическая турбина. Локомотив тронулся и уныло поплелся на главный путь, волоча за собой восемь небесно‑голубых, как и он сам, пассажирских вагонов. «Дворники» едва успевали смахивать с лобового стекла «божью росу».
За выходным светофором начинался крутой поворот, после которого я, выражаясь языком старых машинистов, «поддал пару». Тепловоз радостно взвыл и, набрав скорость, помчался среди ржаных полей. Ветер сдул пелену туч. В разрывах облаков выглянуло солнце, превратив посевы в колышущееся золото.
Так прошел час. Ферму мы проскочили по главному пути — между составами с зерном и вагонами с коровами, приготовленными для отправки на пищевую фабрику. Мычание обреченных животных было слышно даже сквозь гул дизеля и вой турбины. Никогда не любил говядину, если честно.
Потом по сторонам от путей потянулись нефтяные поля. Качалки кланялись матушке‑земле, неутомимо выкачивая из скважин вонючую жижу. Вскоре после переработки гнилые останки древней жизни зальют в баки автомобилей и локомотивов. Они превратятся в дым и навсегда исчезнут в атмосфере, окончательно завершив земной путь.
На станции ждал отправления наливной состав. Доверху заполненные цистерны лоснились от нефти. Над выхлопными трубами локомотива дрожал горячий воздух. Наверное, поезд поедет следом за нами, по удалению. Неприятно знать, что в спину тебе дышит шестиосный дизель с тысячей тонн горючей смеси на автосцепке. Надеюсь, обойдется.
Дождь полил с новой силой. Поезд проскочил мост и ответвление в порт. Из‑за поворота выплыли массивные, мрачные корпуса металлургического завода. Входной светофор станции горел желтым. Чьорт побьери! Я ведь шел точно по графику. Теперь придется нагонять опоздание или писать нудные объяснительные. И прощай, премия за рейс.
Я сбросил скорость. Зашипели тормоза. Светлая полоска — стрелка электронного скоростемера, склонилась к нулю. Поезд втиснулся на единственный свободный путь, прополз между составами и остановился у красного выходного светофора. Впереди — затяжной подъем, где я на разгоне потеряю немало времени. Разумеется, лучше проскочить завод на скорости, но уж как есть, так есть.
Несколько минут ничего не происходило, а потом по радио раздался полный тревоги голос живого человека.
— Сорок четвертый! Он идет прямо на вас! На вас!
— Кто идет? Повторите? Не понял.
— Неуправляемый поезд. Полторы тысячи тонн спирта с пищевой фабрики. Два беспилотных дизель‑электрических локомотива. Отказ тормозной магистрали. Тупые роботы сожгли колодки и тяговые электродвигатели. Контрток дали, бараны железные.
Я глянул на положение стрелок — маршрут был выставлен на главный путь. Прямо мне в морду, можно сказать.
— Переведите входную стрелку в минус! На отклонение!
— Не могу. Нейросеть заблокировала маршрут. Она считает: так будет меньше последствий. У вас всего восемь вагонов. На других путях их больше.
— Но у меня здесь люди!
— Нейросеть почему‑то не считает их приоритетом.
— Тогда переведите стрелки вручную. Есть же пломбированные кнопки.
В голосе человека прозвучало отчаяние:
— Нету. Отключили недавно. К тому же в диспетчерской никого.
— Кроме вас.
— Я ж не диспетчер, а механик. Без меня пока… трудно.
Я посмотрел сначала в правое окно, потом в левое. С одной стороны от меня состав с ацетиленом. С другой — цистерны со сжиженным кислородом. Наверняка на других путях нечто подобное, а сзади подпирает наливняк с нефтью. Если все это полыхнет, половину металлургического завода придется отстраивать заново. Может быть, нейросеть не так уж и не права, направив тяжелый поезд прямо на меня.
Что ж. Сегодня «человек рассеянный с улицы Бассейной» не доберется до своей станции. Дети не увидят бабушку, а девушка‑наркоманка не попадет в клинику. За чьи грехи им уготована такая судьба? Наверное, кто‑то там наверху хочет покарать кого‑то одного, а достанется всем. Жить им остались считанные минуты. Короткие минуты.
Почему‑то мне пришло в голову, что именно наркоманка должна сегодня погибнуть. Остальные — так, за компанию. Ничего нельзя сделать. Ничего… И вдруг я понял, как обмануть судьбу. Не свою, нет. Чужие судьбы.
Я нажал на кнопку расцепа и, как только лязгнул механизм, отпустил тормоза и поставил контроллер в последнее — восьмое положение. Но локомотив не двинулся с места.
— Вы пытаетесь отправиться под красный свет. Это запрещено правилами эксплуатации железных дорог, — голос робота был бесстрастен.
— Да, черт возьми, пытаюсь! — заорал я. — Отпусти тормоза, животное!
— Я не могу это сделать согласно пункту…
Тогда я выругался самыми грязными словами, которые знал, схватил разводной ключ и швырнул в ящик с хитроумной электроникой с такой силой, что на стальном боку появилась здоровенная вмятина.
— Я буду вынужден сообщить в управление до…
Робот умолк на полуслове. Тепловоз рванулся с места. Я едва усидел на месте. Стрелка скоростемера прыгнула вправо. Надеюсь, мне удастся сбить неуправляемый поезд с рельсов до того как он достигнет станции. Все‑таки мой тепловоз весит восемьдесят тонн. Не жук чихнул.
Локомотив разогнался до предела. Стук колес стал частым и дробным. Под капотом хрипела и задыхалась тысяча дюжих лошадей — нагнетатели не успевали подавать в цилиндры свежий воздух. Гидропередача переключилась на третью скорость. Шипел песок: я не жалел его, выжимая из машины все возможное, торопясь завершить ее последний рейс.
Пара блестящих, мокрых от дождя рельсов тянулась к горизонту. Шпалы слились в сплошную мешанину. А впереди сквозь туманную пелену сверкали три блестящих глаза: буферные фонари и прожектор сошедшего с ума локомотива.
Несколько секунд — бордовая «морда» с желтыми полосами заполнила лобовое стекло и наступила темнота. Перед глазами вспыхнула надпись: «УСТРОЙСТВО ТЕЛЕПРИСУТСТВИЯ ОТКЛЮЧЕНО».
Я выбрался из комнаты управления аватаром, установленной на площадке неподалеку от депо. Руки дрожали. Говорят, не все удаленные машинисты переживают стресс катастрофы: кто‑то умирает от инфаркта, кто‑то сходит с ума. Мне, кажется, повезло. Я остался жив. Да еще в трезвом уме и твердой памяти.
Мимо меня мчались люди: ремонтники со всех ног бежали к блоку управления восстановительным поездом. Где‑то далеко оживали бульдозеры и краны. Дистанционно управляемые машины спешили гасить огонь, разгребать завалы и заново прокладывать разрушенные пути.
Прямо передо мной материализовался молодой человек в белом халате. На лице его застыло вечно задумчивое выражение, а глаза словно смотрели в себя.
— Это вы сбили с рельсов неуправляемый поезд?
— Вроде как. У вас валерьянки не найдется? Или пустырника? Может, флакон боярышника завалялся?
— Я — главный специалист по нейросетям, а не психиатр, — отрезал молодой человек. — И все же спасибо. Пассажирский поезд цел, металлургический завод на месте. Представьте, сколько человек могло бы погибнуть, если бы… Что ж. Инструкции для нейросети, как и техника безопасности, пишутся кровью. В этот раз жертв удалось избежать. А если сделать так…
Яйцеголовый, бормоча себе под нос что‑то неразборчивое, удалился. Я плюнул ему вслед и побрел в «брехаловку» — пить кофе с бухгалтером Катей и попутно писать объяснительную. Бюрократию никто не отменял. А если я вдруг понадоблюсь начальству, оно найдет меня само. И чем позже, тем лучше.
Автор: Maxfactor72
