О'кей. Меня зовут Илья Сегалович. Можно, я уже пишусь, да? Меня зовут Илья Сегалович, я работаю в Яндексе с тех лет еще, когда он не назывался Яндекс. Я один из тех, кто придумал это слово.
Основатель и директор по технологиям Яндекса, создатель первой версии поисковика и автор слова Yandex, эрудит и гражданин с активной жизненной позицией, один из организаторов реабилитационного художественного центра «Дети Марии», отец пятерых детей.
Аркадий Волож: Не, надо рассказывать, конечно, с тостом... "Я помню, что.." - как-то это слишком, получается как-то оно слишком глубоко для этого. Но все равно, ты же вспоминаешь, рассказываешь, все равно у всех картина совершенно другая. Потом тебе пересказывают обратно, ты понимаешь, что абсолютно другой образ. Все, что было — "комната была не слева, а справа".
Илья Сегалович: Так и сяк, все время какая-то скованность, какая-то зажатость, в глазах что-то не то. Станиславский ходил-ходил, ходил-ходил (это анекдот), подходит Качалов, смотрит ему в глаза и говорит: "Разожмите пальцы ваших губ". После этого Качалов зажег.
Александр Быков: В Илюше сочетались такие качества, которые постоянно позволяли быть ему… становиться человеком года. Если делать какой-то выбор, кто должен стать человеком года и по каким именно человеческим качествам отсеивать кандидатов, то я понимаю, что я вряд ли когда-нибудь им вообще смогу стать. А Илюша умудрялся поддерживать звание "человека года" из год в год.
Аркадий Волож: Сочетание такое классическое - умный и порядочный человек. Что еще надо? Все.
Андрей Плахов: Мне кажется, Сегалович, предположим, не был великим программистом или великим менеджером. Нельзя так говорить. Он был человеком, на которого все равнялись, и это, как оказалось, гораздо важнее.
Светлана Микаэлян: Какое-то вот такое теплое чувство родное, и оно вот - при встрече всегда раскланяется, улыбнется, никогда просто не пройдет и не кивнет.
Илья Сегалович: Если говорить про меня лично, то я учился в сильной школе, потом я не попал в сильный институт, потому что меня туда не взяли. Поступил не в самый сильный институт и всю жизнь страдал из-за отсутствия хорошего математического образования. Страдания мои состояли, в основном, в том, что я считаю себя необразованным. Это очень помогает в жизни, потому что всегда есть, куда стремиться. Ты всегда понимаешь, что есть люди, которые знают больше тебя, и это стимулирует изучать все новое и новое.
Аркадий Волож: Папа у него - большой энциклопедист. Валентин Ильич знает все. Он читал все, знает все, наизусть может цитировать все с любого места. И Илюша— в школе тоже. Он потом мне говорил, что он специально выучил что-то. Но на самом деле он все знал, все читал. Я мало читал, он читал очень много. Он считал, что все знает, как папа. А с другой стороны, Ирина Николаевна, мама, была такой заводной организатор детской жизни, экспедиций, еще чего. Она была такая, очень такая… русская интеллигенция, классическая. Вторая илюшина линия, видимо, оттуда, с детьми, со всякими клоунами - все это.
Василий Ломизе: Он невероятно правильно жил. Вся эта история с детским домом, со всем, он очень отдавал себя, но держал себя так, что совершенно это не тяготило окружающих.
Андрей Плахов: Следующее, что я о нем помню, - это как мы вместе работали лопатой. Я убей уже не помню, что мы тогда делали, но это было в каком-то из детских домов-интернатов, куда он Яндекс вывозил на автобусах, все это организовывал, и тоже меня так как-то… Ну, во-первых, меня немножко удивило то, что он сам лопатой работает, а не только… причем явно привычно, а потом, собственно, он начал рассказывать, как это все началось, как он начал ездить по интернатам, как это все было давным-давно. Спокойно рассказывал, немножко грустно, но все равно, с какой-то надеждой общей на лучшее, и это такое впечатление, которое всегда о нем оставалось - что он знает какой-то, то есть… как бы это сказать… что он веселый, но без ущерба для серьезности, смотрит с надеждой, то есть с оптимизмом, но не глупым. Не потому, что он чего-то не видит или не хочет видеть, а потому что все равно считает, что будет лучше.
Владимир Иванов: Мы в компании - я уж не помню, то ли мы покушать ехали, то ли просто катались туда-сюда, тогда народ легкий на подъем был, не так, как сейчас: "У меня встреча тогда-то, тогда-то". Тогда не так было - "А поехали? - Поехали!" Сели - поехали. Можно было ездить по Москве тогда. И мы заехали, проезжали мимо - заехали - к Андрюшке Дмитриеву, в этот самый Marex, а у него - бах - подъехал, первый в его жизни морской контейнер с мониторами, их там - мониторов - невозможное количество, 15-дюймовых, и это не плоские такие, а нормальные, стеклянные мониторы, здоровая такая дура каждая, грузчиков тогда тоже не было, это было целое дело - чтоб грузчиков нанять где-то. И поэтому мониторы начали разгружать мы. Ну раз приехали - давай. И Илюша тоже присоединился. Ну как - невозможно было типа - а я другим занимаюсь - нет. И мы этот контейнер огромный раскидываем, тащим его на склад, и кто-то там на пузе, кто-то по полу волочит, а Илюша - он интересно нес их - он их нес на вытянутых руках, потому что коробка была грязная, а Илюша - он такой, очень аккуратный всю жизнь был, и тогда мне это очень забавным казалось, все над ним подшучивали, а сейчас - если на себя примерить - я бы, наверно, так же этот монитор попер, на вытянутых руках, чтобы жене не пришлось меня обстирывать лишний раз.
Лев Гершензон: В какой-то момент сказал, это пару лет было правдой: "Я тебя моложе, я молодой отец, у меня ребенок младше, а ты уже нет". И в этом смысле, и в этом смысле, во всех смыслах он был очень молодой, моложе многих своих сверстников и тех, кто его младше. Главная история важная - всегда открытость к новому, такая жадность, голод к тому, чтобы понять, что там происходит, чем они там живут, - это редкая, мягко говоря, и очень важная для Илюши черта, как мне кажется.
Аркадий Волож: Я бы про работу рассказывал, потому что все-таки это чистая нота, пение - пух - прямо здесь бывает: разговоры, разговоры, разговоры - пинг, дзынь, и все понятно.
Федор Романенко: Рядом ходят такие, значит, монстры, которые абсолютно уверенно знают, что нужно делать, а, соответственно, он им в этих вопросах не может навязать свою точку зрения. Я помню, в коридорах были такие споры, Илья говорил: "ПЖ, ну ты пойми, все эти два байта местами переставить в индексе - как делают все на свете - это же все просто решит. И ПЖ просто два часа с ним жесточайшим образом спорил, говорил, что нет, мы не будем это делать.
Илья Сегалович: Очень важный момент, мне кажется, у меня, по крайней мере, он присутствовал, и я очень хочу, чтобы он присутствовал в Яндексе - везде, где только можно, - это идея, что нужно брать человека, который умнее тебя, который может тебя чему-то научить, то есть ни в коем случае не бояться людей, которые сильнее вас - это на самом деле очень прекрасно, если такие люди приходят - сильнее, умнее, образованнее.
Тигран Худавердян: То есть он всегда понимал, что есть правда, и она от того, что все поорали друг на друга - это не означает, что мы нашли правду. Это было очень… То есть я всегда знал, что то, что мы спорим, вот так эмоционально, и вообще - все равно, это не означает, что Илюша считает, что он уже переубедил, он всегда очень трезво относился к финальному решению.
Леонид Бровкин: Илья во все вникал - и в это, и в это, и поэтому когда какие-то вопросы по Яндекс.Серверу там возникали, он уже несколько лет спустя провел с нами три часа, чтобы только придумать, как правильно называть… названия функций, которые пользователь конечный может настроить.
Федор Романенко: Он очень волновался за все вещи в поиске, он очень был компетентен, всегда разбирался, то есть меня в этом смысле он всегда, так сказать, приятно удивлял, что… он постоянно сам не делал эти проекты, но он был в курсе методов, тематики и так далее.
Дмитрий Иванов: Развитие каких-то инициатив вокруг Ильи - это всегда было некоторое стечение обстоятельств, это результат того, что кто-то получил какое-то письмо с тем или иным изложением идеи, кто-то встретил кого-то в коридоре, зацепился один за другого, второй за третьего, и дальше раскрутилась какая-то новая история. И Илья здесь вдохновлял. И эта функция вдохновения, функция заинтересовать коллег, она, наверно, определяющая.
Леонид Бровкин: Даже если он говорил совсем о другом, и казалось, что ты его в чем-то убеждаешь, и ты уже это придумал, ему это рассказываешь, на самом деле получалось так, что вот в этом разговоре с ним он тебя наталкивал на эти мысли и в конце было непонятно вообще, кто чего придумал, и я уже пришел к выводу, что если где-то там рядом был Илья, то всегда надо считать, что это Илья придумал, потому что так на самом деле и было.
Андрей Себрант: Прекраснейшая совершенно вещь, которая характерна для науки и очень была характерна для Илюши, - он бешено радовался любому успеху придумки коллег, которая - там неважно - из его слов выросла, из каких-то там, не знаю, на совещании - такая история там - что-то вспыхнуло в воздухе, и потом никто не помнит на самом деле, в чьих словах все это начиналось. Илюша потрясающе умел радоваться успехам других, которые просто делали интернет лучше, нашу жизнь лучше, Яндекс лучше. Не знаю, наверно, это можно назвать такой очень хорошей щедростью.
Елена Колмановская: У него не было проблемы признать, что кто-то молодец. То есть он про себя, я думаю, он много чего придумал, и вполне законно мог считать, что он молодец, но ему, наоборот, было приятно, что вокруг много молодцов.
Илья Сегалович: Вообще о человеке нельзя судить по худшим моментам, о человеке надо судить по его высшим достижениям, точно также, как, не знаю, в спорте, например, в бильярде, в теннисе. Вы это не то, как вы мажете, а то, как вы попадаете. Вот это вы и есть.
Николай Григорьев: Такая пресуппозиция, что каждый сам по себе достаточно хорош, каждый сам знает, чего ему на самом деле надо и чего ему хочется, его главная задачи, Ильи, в этом месте - не мешать, поддерживать, но не пытаться оценивать. Он не пытался приспособить людей к своей мозаике. То есть это вот, скорее давать другим возможность поиграть в том же интересном месте, где он сам резвится и ему хорошо.
Дмитрий Иванов: Говорят, что свойство интеллигентного человека есть самоирония. А самоирония в Илье как в, безусловно, интеллигентном человеке, была в большом количестве. Это все не очень серьезное отношение к себе, но вместе с тем с какой-то глубинной мудростью, что ли, оно сквозило и в рабочих отношениях. В ходе рабочих встреч тоже, по сути, можно было наблюдать небольшие спектакли. И любая встреча с Ильей имела некоторый театральный характер. Он мог как само собой разумеющееся, ни с того ни с сего начать кричать, размахивать руками и, например, для того, чтобы убедить кого-нибудь что-то сделать из коллег, встать на колени, вернее, сказать: "Хочешь, я встану на колени?" А дальше, человек, который уже знал, что это трюк, что это не просто слова и что он сейчас правда встанет, говорил: "Спасибо, ты уже вставал, я тебе верю и так". А тот, кто не знал, думал, что это просто риторическая фраза. Ну, как бы, давал Илье возможность сыграть, ну, то есть, встать на колени и продемонстрировать физически, насколько сильно он просит своего коллегу о чем-то.
Тигран Худавердян: Чтобы понять его, надо было как-то его знать. То есть если просто слушать то, что он говорит, то можно было свихнуться, и на самом деле даже если случайно попадал на какую-то такую встречу новичок, то я потом еще долго ему объяснял, что не надо воспринимать все буквально, потому что Илья говорил, конечно, с невероятными гиперболами, преувеличивая все, абстрагируясь, насколько это возможно, и он знал, что люди вокруг него воспринимают его не буквально, и поэтому себе позволял просто улетать в космос, и очень было круто всегда, каждый раз.
Илья Сегалович: Поэтому ощущение, что вы все вместе делаете какой-то новый интересный проект будет в Яндексе, пожалуй не меньше, чем если бы вы были в полностью своей компании. В смысле внутренней организации, дисциплины, каких-то правил, иерархии - очень много общего со стартапами. То есть. по сути, вы в таком стартапе, в котором еще 200 стартапов рядом с вами поделились с вами всеми своими наработками. Вот примерно такая модель.
Ксения Ёлкина: Конференция была non-conference, ну, типа, все приходят, там какая-то робототехника, кто чем занимается, кто с деревьев прыгает, и Илья взял с собой мячики, пошел всех учить жонглировать. И тут подходит к Сегаловичу Тим О'Райли и говорит: здрасьте, меня зовут Тим, а научите меня, пожалуйста, жонглировать. И, значит, эти два гения современности начинают жонглировать, я стою, фотографирую. Пожонглировали, Илья отходит в сторону и говорит: "Слушай, фотки получились, да?" Я говорю: "Получились" - "А ты не могла бы мне их прислать?" Я говорю: "Могла бы". - "Слушай, а я так стесняюсь их выложить в Фейсбук, а ты не могла бы их выложить в Фейсбук и меня там потэгать?" Я говорю: "Давай, выложу в Фейсбук и тебя там потэгаю".
Андрей Себрант: Я как раз вспомнил, у нас была прекрасная дискуссия с Илюшей, он не хотел идти на какую-то конференцию, которую мы считали, что очень нужно ему посетить, причем с докладом, и его вопрос был в итоге довольно такой темпераментной переписки - кстати о темпераменте Илюши - "Ну что же, я жонглировать, что ли, там на сцене буду? Мне же нечего сказать!" Я говорю: "Илюш, прости, но вот выйди и прямо начни жонглировать, только словесно - всевозможными петабайтами, с которыми мы умеем обращаться за микросекунды". "Оооо", - сказал Илюша, - "жонглировать петабайтами, это, кажется то, с чего можно начать". Я не помню, что он там в итоге придумал в качестве подхода, но да, жонглирование, вообще умение удерживать в воздухе одновременно несколько предметов - это очень по-илюшиному, потому что точно также он умел удерживать в голове одновременно несколько совершенно разных тем.
Елена Колмановская: То есть как бы я думаю про Илюшу, поскольку я не программист и не математик, я в первую очередь вспоминаю не то, как он какие-то идеи продвигал, а вспоминаю, как Илюша проводил игры. У нас была прекрасная игра, когда Яндекс был еще маленький, мы еще сидели на Вавилова, у нас была кухня для всех тусовок, и на Новый год мы все более-менее в этой кухне и вокруг собирались. Ну совсем в кухню не помещались, там был еще такой кусок выхода из кухни, и Илюша - тогда я первый раз я видела, как он играл в игру, ну может, она как-то называется, но у меня называется "Бободи-боп-боп-боп". Потому что это так людей ставит в круг и дальше усложняется круг действий, которые надо делать, ну один ведущий, остальных, соответственно, вызывает. Тыкает в него пальцем, говорит некоторое слово, и тот должен подействовать соответственно. Не он, а они все втроем, то есть два человека рядом и он один должны это сделать, и это просто, ну поскольку ребята в Яндексе были и есть молодые, собственно, то это просто такое количество счастья я давно не видела, которое люди получали.
Лев Гершензон: Ну у нас там разница лет 15, но было понятно, что он-то как раз вот такой "кул" и молодой, а я старпер рядом с ним - сижу и не понимаю, что это - хипстеры там, не хипстеры. Ну или он приходит из отпуска, возвращается и говорит: "Я все понял, что горные лыжи - это для стариков и пенсионеров". Он открыл для себя сноуборд.
Александр Быков: Мы стояли с Гришей перед офисом и собирались куда-то ехать на мотоциклах, пришел Илюша, увидел нас, вбежал, говорит: "Слушайте, а вы давно на мотоциклах катаетесь?" - "Ну, Гриша, подольше, а я поменьше" - "Круто, всегда хотел научиться. А долго кататься-то надо? Сам процесс обучения много времени занимает? Сейчас же сезон, хочу успеть". Я говорю: "Ну вообще, слушай, в течение месяца ты, наверно, и на права сдашь, и научишься кататься". И Илюша был очень восторжен на эту тему, говорит: "Надо обязательно идти и дочек с собой позвать, будем вместе кататься где-нибудь".
Борис Беляев: Илья проходил по коридору, спросил, куда вы едете, узнал, что прыгать с парашютом, говорит: "А давайте я с вами поеду?" Просто вот так, без какого-то там порога, просто взял и поехал с нами прыгать с парашютом, там получилось, что была дождливая погода, прыжков с парашютом не было, но там стояли самолеты Як-52, и мы просто договорились с летчиками. И вот там я помню его горящие глаза, что он собирался собрать всех желающих организовать обучение полету на самолете.
Лев Гершензон: Как-то пришел в офис такой в черной водолазке, в джинсах и в белых кроссовках. Ну, Илюша вообще, на самом деле, очень внимательно относился и к внешнему виду тоже, у него такой был подчеркнуто casual-стиль, такой очень молодежный, интеллигентский, какие-то клетчатые рубашки, вот такое, но на самом деле все очень… кеды, все очень простое, стильное. Но это, конечно, ему была несвойственная история, он ходил по офису, я не знаю, как много, подошел ко мне - а вы не видите, что ли, что я пришел в костюме Джобса? Говорим - ну, видим, а это было как раз через какое-то время после смерти Джобса, то есть где-то октябрь, может, начало ноября, скорее всего, октябрь, потому что… Вот, и в этом было - я сейчас уже не могу точно сказать - в этом была какая-то, ну, чуть-чуть ирония уже перед тем это, может быть, по отношению к тому культу, который стал расти, но вместе с тем и был такой вполне искренний жест выражения почтения, уважения к Джобсу.
Илья Сегалович: Очень эмоциональное такое отношение к Джобсу и к Долине, я не настолько хорошо его знаю, это люди, которые его знают, поэтому мне трудно, но я чувствую, мне это передается. То есть я сам не знаю человека, но через те волны эмоциональные, которые… через то отношение, которое люди распространяют вокруг себя, это очень сильно ощущается.
Елена Бунина: Второй выпуск Школы Анализа Данных (ШАД) - мы проводили его в "Седьмом небе", и в тот день был Экономический форум в Питере, а мы всегда звали на выпускной ШАДа Аркадия и Илью. Хотелось бы, чтобы оба выступили. Ну, в первый выпускной так и случилось. Второй выпускной. Экономический форум в Питере, Аркадий в Питере. И мы договариваемся, что он приедет на Сапсане дневном, сбежит оттуда, приедет на дневном Сапсане. Аркадий сказал, что он поедет на метро, чтоб уж точно не зависеть от пробок. То есть мы обо всем этом договорились, но все равно боялись, что он как-то задержится. И он не успевал на начало выпускного, а обычно все-таки с него мы начинали, ну такая традиция была. И мы решили, что мы сначала выпустим Илью Борисовича [Мучника], потом Илюшу, и дальше Илюша должен, пока Аркадий не придет, что-то рассказывать. В общем, в результате Илюша рассказывал полчаса, Аркадий стоял в дверях и скучал, потому что уже давно доехал.
Лев Гершензон: И мы совсем не были с ним знакомы и вначале даже как-то резануло: вот человек говорит: "скобки" - показывает скобки, "мы здесь подчеркиваем", "это выделяем", "здесь берем в тэги", "это в кавычках". Думаешь - "ну что такое, ну уж слишком переигрывает, а потом как бы я это прокручивал, конечно, этого было больше, здесь в Яндексе появились доски, всегда можно взять в руку маркер - ну неважно, у него был маркер, не было, вот это тактильное ощущение от продукта, от того, что должно было получиться, мне кажется, очень сильное было. И это просто такое выражение, он вот так это - я сейчас не то что играю в Илюшу, ну просто так он это показывал, он все это показывал, он это уже видел и держал и пытался это передать.
Илья Сегалович: С другой стороны, у меня всегда был стимул… Не так. У меня всегда было самоощущение, ну, не то что большой уверенности в своей силе, но у меня были какие-то моменты, в которых я почувствовал, что я вполне себя осуществил и доказал свои способности. Ну там, я не знаю, занял второе место на всесоюзной олимпиаде по математике, еще были какие-то первые места были в городской олимпиаде, в Москве студенческой по математике — то есть у меня было внутреннее ощущение равенства с самыми, ну, что ли, образованными людьми, но при этом ощущение недообразованности. Вот такое у меня все время было внутреннее осознание себя и как-то мира вокруг себя.
Евгения Завалишина: Когда человек - профессионал, когда он серьезно сосредоточен на том, что он делает, и в том, что он делает, реально понимает максимум, хорошо разбирается, он это уважает и в других людях. Это, наверно, было очень заметно, когда я стала заниматься Яндекс.Деньгами. Поскольку Яндекс.Деньги - это совсем другой бизнес, он очень сильно отличается от бизнеса Яндекса, а при этом снаружи это выглядит как обычный web-сервис. В этом смысле Илья был, наверно, одним из немногих людей, которые это правда понимали, и буквально после первых таких же нескольких разговоров он понял, что это другая тема, что это другая тема, в которой он не очень разбирается, а я явно разбираюсь лучше, и, в общем, перестал на эту тему прессовать. Больше того, там дальше стало в некотором смысле еще лучше, потому что… или, видимо, ему стало как-то интересно, по крайней мере, часть этих вопросов понять, и он в них разобрался, не поленился и разобрался - вот там платежи, карты, что-то еще и уже дальше иногда, когда мы там встречались в более-менее расширенном кругу с коллегами по Яндексу, ну, что-то обсуждать про Яндекс.Деньги, уже Илья выступал на нашей стороне и объяснял: "Вы не понимаете, это совершенно другая вещь, здесь так не работает, а вот это устроено вот так, вы пытаетесь их заставить делать то, что делать нельзя. Вы просто не понимаете, это другая жизнь".
Елена Колмановская: Очень хорошо помню, как в начале 2000-х, когда мы начали получать зарплату на карточки, у нас поставили банкомат, но карточка тогда было такое дело, странное, неизвестное, что народ, естественно, в день зарплаты шел и наличные снимал, а что такое кредитная карточка все вообще представляли себе плохо, и у нас в кухне, все в той же кухне была дискуссия, а Илюша, значит, уже был опытный человек, он ездил в Америку, понимал, как это работает, и Илюша объяснял, как работает кредитка. Для этого он сначала в одном месте кухни говорил: "Я банкомат, вот ты приходишь, - ну, я не могу изобразить, как Илюша, - я получаю эту карточку, тут идут данные, - он бежал в другой угол кухни, - тут я банк. Я принимаю, обрабатываю…" В общем, это была потрясающая картина, то есть все, кто проходил мимо, все бросили работать и, во-первых, поняли, как работает кредитка, во-вторых, это просто было такое потрясающее зрелище.
Ксения Ёлкина: Мы сидели и ждали, когда приедет наш коллега, а коллега должен был приехать тоже поздно, примерно тем же рейсом, и тоже заблудился, конечно же. И мы, значит, сидим, ждем, там какой-то этот кибуц, домики эти стоят, гамаки-сеточки, уже всем спать хочется, и я говорю: "Ну, давай, что ли все, уже разговор иссяк, ну, незнакомый человек, ну давай, что ли, стихи, почитаем, я не знаю". Все, конечно, знали, что Сегалович - специалист по стихам, а я-то не знала. И он говорит: "Стихи, говоришь? Ну давай". Я думаю: "Где-то подвох". Но я еще вспомнила там со школы, прочитала Маяковского, прочитала Блока, прочитала Ахматову. А его как понесло… И он все требовал угадать.
Лев Гершензон: Он достаточно много знал наизусть и читал, и спрашивал мнение, и вот как еще мои друзья-коллеги тоже мне напомнили, он был как лакмусовая бумажка, он смотрел - какую-нибудь цитату - стихотворную, нестихотворную, если есть реакция, он очень-очень радовался, что вот есть такой код и есть отзыв, есть свои. Про стихи - ну, тоже рассказывал, и не просто читал, а часто, ну, вот прямо спрашивал, ему было интересно, ну, как тебе это, говорил: "Я нового открыл для себя поэта, вот учу, вот, смотри, сейчас я тебе прочитаю".
Андрей Плахов: Меня он научил играть на казу, казу - это такая дудка, в которую нужно прямо говорить "Бу-бу-бу", а она видоизменяет голос так, что получаются очень своеобразные этнические звуки такие, вызывающие ощущение такое про горы, про раздолье какое-то такое, про стада, вот. Собственно, это он нас готовил, когда мы должны были, мы поехали тоже в какой-то детский дом и должны были там детей развлечь быстренько, он как раз учил детей жонглировать, а все, кто ничего не умел, типа меня, всем раздал казу, и казу как-то очень хорошо пошли, потому что дети с большим удовольствием и сами пытались на нем играть, и слушали, как "В лесу родилась елочка", они там подпевают.
Василий Ломизе: У нас с ним было довольно экзотическое пересечение по интересам, потому что я люблю музыку фламенко. Мало кто вокруг, кстати, ее любит и знает, а Сегалович любил и знал. У него был специфический португальский извод этого дела, дисками обменивались, на Вавилова еще дело было.
Очир Манджиков: Резко не стало, что точно, такого внутреннего давления, потому что Илья как раз создавал такое внутреннее давление. Поясню, что я имею ввиду. Этим бесконечным потоком идей не всегда связанно говорил между собой, не всегда структурировано, масштабных и маленьких, он заставлял как-то людей думать.
Николай Григорьев: Илья пишет вот еще одно письмо, про то, как хорошо бы нам этот космолет построить, и этот космолет построить, у нас тут, блин, проблемы, а он про космолеты, мы в этом месте не успеваем, что ли. Это вообще такая штука, которая с организованной жизнью не очень совместима. Это было, наверно, духом Яндекса, вот та самая "свобода и безнаказанность", но это не масштабируется.
Очир Манджиков: Я не знаю, откуда у него столько времени было, но он знал про все, все, что вот в Интернете появляется, не появляется - он знал про это все, и такого кругозора, пожалуй, - я пока не видел таких людей с таким кругозором. И вот идей, ярких, неожиданных, спорных, но идей, его, Ильи, не хватает.
Аркадий Волож: Вообще как так произошло, что обычная жизнь случилась с учебниками там, ты просто живешь, живешь, на работу ходишь, потом смотри...
Илья Сегалович: Вот это основной, что ли, наказ: нанимайте людей, ищите людей, которые могут сделать что-то, что вы не можете. Это самое лучшее, что только может быть.
