Весной 2012 г., Питер Тиль (Peter Thiel), один из основателей PayPal и первый инвестор FaceBook, провел курс в Стенфорде — «Стартап». Перед началом Тиль заявил: «Если я сделаю свою работу правильно, это будет последний предмет, который вам придется изучать».
Один из студентов лекции записывал и выложил транскипт. В данном хабратопике mg1 переводит девятнадцатое занятие, редактор astropilot.
Занятие 1: Вызов будущего
Занятие 2: Снова как в 1999?
Занятие 3: Системы ценностей
Занятие 4: Преимущество последнего хода
Занятие 5: Механика мафии
Занятие 6: Закон Тиля
Занятие 7: Следуйте за деньгами
Занятие 8: Презентация идеи (питч)
Занятие 9: Все готово, а придут ли они?
Занятие 10: После Web 2.0
Занятие 11: Секреты
Занятие 12: Война и мир
Занятие 13: Вы — не лотерейный билет
Занятие 14: Экология как мировоззрение
Занятие 15: Назад в будущее
Занятие 16: Разбираясь в себе
Занятие 17: Глубокие мысли
Занятие 18: Основатель — жертва или бог
Занятие 19: Стагнация или самобытность?
Во время занятий к беседе присоединились три гостя:
- Соня Аррисон, технический аналитик, автор книги 100 Plus: How the Coming Age of Longevity will Change Everything, и сооснователь Singularity University
- Майкл Вассар, футуролог, в прошлом президент Singularity Institute for the study of Artificial Intelligence (SIAI)
- Доктор Обри ди Грей, эксперт в области геронтологии и директор по науке SENS Foundation.
Занятие 19 — Стагнация или самобытность?
I. Перспективы
Питер Тиль: Давайте начнем с того, что каждый из вас ообрисует свое видение, какие технологические изменения ждут нас в следующие 30 или 40 лет.
Майкл Вассар: Намного проще говорить о том, каким будет мир через 30 лет, чем о том, каким он будет через 40. Период в тридцать лет кажется обозримым. Сегодня мы прошли путь от того, как вычислить один-два гена, до вычисления полного генома человека стоимостью тысячи долларов. Пол Аллен сейчас проводит эксперимент на $ 500 миллионов, который, кажется, идет хорошо. Пройденный технологиями путь одновременно захватывает дух и пугает.
Представьте, что через 30 лет у нас будут вычислительные мощности, которые превышают современные в миллионы раз и чьи алгоритмы в сто раз более эффективны. В тот момент мы приблизимся к тому, что сможем симулировать и все такое. И после этого все завертится.
Но такой прогресс в течение следующих 30 лет — это то, что можно считать само собой разумеющимся. Преодолеть узкие места — например, ограничения энергии — будет сложно. Если мы это сделаем, мы достигнем самого конца. Но я предполагаю, что этот путь не будет таким уж гладким.
Обри ди Грей: У нас есть четкое представления, какие технологии могут получить развитие, но куда более смутные представления о сроках их разработки.
Возможно, пройдет всего 25 лет, и мы сможем достичь второй космической скорости.
Но у этого предсположения есть два предостережения: во-первых, это вопрос существенных ресурсов, которые требуются на разработку, и второе, даже в этом случае шансы 50 на 50; т.е. у нас есть примерно 50-процентный шанс достичь цели. Но есть примерно 10-процентный шанс не достичь цели в следующие 100 лет или около того.
В известном смысле, все это неважно. Нечеткость сроков не должна влиять на расстановку приоритетов. Мы должны заниматься тем, чем занимаемся, несмотря ни на что.
Если вы взглянете на такие подходы к искусственному интеллекту, то поймете, что, чтобы добиться успеха, вам надо обладать одновременно отличным пониманием того, как работает мир и гораздо большими вычислительными мощностями.
Они ценны даже при шансе 10% добиться успеха за следующие 30 лет.
Мы должны быть благожелательны к тому, чтобы обращать внимание на трудные подходы. Планировать развитие технологий нелегко. По сути это процесс раздвигания границ неизвестного и планирования манипуляций над природой, начатый при неполном знании природы в начальной точке.
Достижение полномасштабной загрузки — и его сроки — настолько спекулятивная тема, что вероятно, нет никакого смысла говорить об этом как о чем-то действительно вероятном. Но наши приоритеты должны остаться теми же: разрабатывать революционные технологии в биотехе, вычислениях, железе и т.д.
Соня Аррисон: Большую часть времени я занимаюсь биотехом, поэтому буду говорить об этом сегменте в первую очередь. Ясно, что биология очень быстро превращается в инженерную проблему.
Я начала интересоваться биотехом несколько лет назад, когда мои друзья из computer science стали покупать книги по биологии. Они полагали, что следующей большой вещью в программированиии почти наверняка будет биология, а не компьютеры. Сейчас эта точка зрения стала мейнстримом. Билл Гейтс как-то говорил то же самое, наряду с остальными. Лучшие инженеры идут в биотех. Через 30 или 40 лет подход к биологии как инженерной дисциплине может радикально преобразить мир. Есть ощущение, что геномика развивается быстрее, чем гласит закон Мура.
Цены падают. Ранее вычисление первого генома человека стоило порядка трех миллиардов долларов. Сейчас это можно сделать примерно за 1000 долларов.
В области компиляции генома проделана работа, которая позволяет изучить все виды геномов, которые только бывают у организмов, и это открывает кучу возможностей. Сегодня основные претензии сводятся к тому, что несмотря на то, что первый геном человека был получен в 2000 году, 12 лет спустя не слишком-то многое сделано в направлении новых трактовок или методов лечения, основанных на этой технологии.
Позиция таких критиков довольно слаба, потому что они выпускают из виду важную вещь: на протяжении большей части этого 12-летнего срока вычисление генома было столь дорогим, что лишь очень немногие ученые могли использовать геном в своей работе. Конечно, сейчас, когда цены серьезно упали, этот барьер тоже падает.
Что-то обязательно будет происходить — т.к. люди продолжают работать над радикально новыми вещами. Генная терапия как метод лечения выглядит многообещающе.
Возможно, мы можем разработать и новые виды топлива. На Кикстартере есть проект который включает взятие дерева дуба и скрещивание его с генами светлячка. В итоге должны получиться деревья, которые будут светиться.
Это больше, чем просто прикольная идея — возможно, вы используете эти светящиеся деревья для освещения улиц вместо уличных фонарей. Это здорово. И есть гораздо больше всего, что мы сейчас даже не можем себе вообразить. Очень многое может произойти и произойдет на стыке биологии и инженерии.
Из вещей, не связанных с биотехом, перемещение обучения в онлайн кажется способно радикально изменить сферу обучения. Такие вещи, как Стенфордские занятия по искусственному интеллекту, Udacity, Kahn Academy — мы не знаем точно, чем все это кончится, но можно утверждать, что есть множество вещей, которые ожидаются на этом фронте.
Питер Тиль: Давайте вовлечем культурную составляющую: почему большинство людей считает вас сумасшедшими?
Майкл Вассар: Иметь мнение о будущем — это в любом случае выглядит странным.
Лишь очень незначительное меньшинство пытается представить будущее, даже ближайшее. Возможно, это потому, что думать о будущем несколько некомфортно и трудно. Люди предпочитают работать с моделями, в которых только одна переменная, а все остальное сохраняется в том же состоянии. Мы, конечно, знаем, что это нонсенс, потому что мир так не работает. Но это служит для упрощения. Рассуждая в таком упрощенном ключе, мы можем сосредоточиться на одной вещи и работать вместе. Распыление на 100 неизвестных в каком-то смысле лишило бы нас этой динамики.
Но размышление о будущем очень важно, и это то, что может вас изолировать.
Отстранение от людей означает, что остается меньше тех, с кем вы можете поговорить. Остается меньше общих сопутствующих смыслов; люди перестают понимать, откуда вы это взяли.
Но это не говорит о том, что люди верят во что-то другое, чем мы. Обычно нет. Обычно вы не сталкиваетесь с тем, что кто-то резко против вашей непохожести. Возможно, повернутые на идее глобальногом потепления или апокатипсиса действительно твердо уверены, что иные взгляды на будущее неприемлимы. Но большинство не слишком обо всем этом думает. То, что воспринимается как сумасшествие, – это не содержание взглядов, а в большей степени сам факт постановки веры на первое место.
Обри ди Грей: Я несколько не согласен. Люди так или иначе склонны иметь какое-то представление о будущем. Обычно это ожидание относительной стагнации.
Люди склонны думать не только, что большинство вещей не изменится, но что даже то, что изменится, — не изменится слишком быстро. Люди, которые критикуют мою точку зрения в биотехенологиях и старении, например, не распознают плохие логические шаги и не ухватывают существенные моменты. Наоборот, они предпочитают не верить в то, что я говорю, потому что это противоречит их склонности к стагнации. Они уходят вполне убежденные, что прогресс в технологиях антистарения и продолжительности жизни никогда не цскорится. И это поражает.
Я пробую и противопоставляю этому, обращая внимание на то, что если бы вы должны были спросить кого-нибудь в 1900 году, сколько времени понадобится в 1950 году, чтобы пересечь Атлантику, они бы предсказали, исходя из скоростных траекторий океанских лайнеров. Они бы не смогли предвидеть появление самолета. То есть они бы ошиблись в вычислениях на порядки. Разумеется, каждый знает, насколько технологические изменения в последние столетия и десятилетия. Каждый знает, что сделал интернет в недавние годы. Но существует большая неохота применять что-то из этого как прецедент для того, что могло бы или вероятно случится в будущем.
К этому можно подойти и с точки зрения желательности. Страх неизвестного — это очень глубоко сидящая эмоция. Когда люди сталкиваются с радикально новыми суждениями, они склонны думать, что все пойдет неправильным путем. Людям очень трудно рассмотреть обоснованную возможность таких разворачивания сценариев, поэтому они преувеличивают риски. Более рациональные подходы к обсуждению исчезают.
Соня Аррисон: Отмечу, что никто не считает сумасшедшей меня.
Питер Тиль: Ты хорошо маскируешься…
Соня Аррисон: Ну, трудно назвать меня “сумасшедшей”, так как я сфокусирована на технологиях, укорененных в реальности. Я пишу о выращивании искусственных тканей, регенеративной медицине, раскрытии секретов природы, например. Это все существует уже сейчас, и продолжает развиваться, и, я полагаю, действительно меняет мир. Есть три причины, почему у людей с этим бывают проблемы.
Во-первых, они этого не понимают. Во-вторых, они этому не верят. В-третьх, они этого боятся.
Задумайтесь на секунду о деревьях-фонарях. Некоторых людей будоражит только сама идея. Это очень отличается от того, что есть сейчас. Некоторые реагируют автоматически, не особо задумываясь: “Не вмешивайтесь в природу! Не играйте с Богом!” Такую реакцию можно понять, но она преграждает дорогу прогрессу. Это не лучшая реакция. Часто она не продуктивна.
Питер Тиль: Тогда лучший подход — это игнорировать этих людей?
Соня Аррисон: Чем игнорировать, лучще их обучать. Важно доносить вещи доступным языком. Технология, которую люди не понимают, часто больше похожу на магию. А магия пугает.
Но если вы разъясните – “вот это отвечает за это” – вы сможете “продать” им эту идею. Это всего лишь вопрос объяснения бенефитов и стоимости. “Это вытеснит грязное ископаемое топливо”, например, может стать одним из убедительных линий аргументации в пользу светлячково-древесных фонарей.
Питер Тиль: Существует очень интересный кейс, что мы по всей вероятности увидим небывалый или ускоряющийся прогресс в грядущие десятилетия.
Так почему бы просто не сесть, взять попкорн и не наслаждаться представлением?
Иной разрез этого вопроса вот какой: в книге Р. Курцвейла “Сингулярность уже близка” (The Singularity is Near ) прогресс следует за экспоненциальной кривой роста. Это закон природы. В известном смысле, сингулярность случается вне зависимости от того, что делают для ее появления отдельные люди прямо сейчас.
Предположение было в том, что всегда будет достаточно людей, которые пробуют сделать что-то новое, поэтому лично вам не нужно ничего делать, и можно просто ждать, когда вещи случатся. Есть ли что-то неправильное в этой аргументации?
Обри ди Грей: Да. Роль играет не только сам факт, что технологии развиваются.
Когда они развиваются – это не менее важно. Возьмите, например, борьбу со старением. Ежедневно умирает примерно 150 000 людей. Около 100,000 этих смертей происходят по причине старости. (Вероятно около 90% смертей в западных странах происходят по причине старости). То есть, каждый день, который вы не промедляете, сохраняет 100 000 жизней. С этой точки зрения неважно, насколько неизбежна сингулярность.
То, что она неизбежна – это слабое утешение для людей, которые умирают или теряют любимых сейчас. Мы хотим победить старение с помощью медицины как можно скорее, по той простой причине, что чем большему числу страждущих мы облегчим страдания, тем быстрее мы этого достигнем.
Майкл Вассар: Полностью согласен. Важно работать и осуществлять и избегать плохих вещей. Неизбежность может быть обоюдоострой: иногда вам хочется, чтобы она наступила (если это влечет хорошие последствия), а иногда вам не хочется, чтобы какие-то вещи случались. Фокусируясь на неизбежности, можно потерять много других важных вещей. Если смерть не избежна или кажется таковой, то будем исходить из того, что все мы рано или поздно умрем, но все равно остается некоторый шанс за выживание, и мы должны за него побороться. Кроме того, попкорн вреден. Хотя, я думаю, Обри мог бы прикинуть, как сделать его не таким вредным…
Соня Аррисон: Сосредотачиваться только на неизбежности опасно, потому что это позволяет людям стать самодовольными в отношении плохих систем, которые уже используются… Люди могут игнорировать множество порочных стимулов, что часто мешает или фрустрирует ученых, работающих над радикальными технологиями. Слишком мало людей думают о том, как FDA (US Food and Drug Administration, Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств Министерства здравоохранения и социальных служб США, регулятор рынка лекарственных средств США, без согласия которого препараты не могут быть выпущены на рынок – прим.перев.) может заблокировать очень важные разработки. Все это в любом случае произойдет, но есьт меньше смысла, что это важно реформировать то, что мы имеем сейчас, то есть мы можем лучше осознать наши цели. Но конечно подобная реформа крайне необходима, и она не случится, если мы не будем работать над этим.
Питер Тиль: Ну, так кто, по-твоему, займется этим? Кто будет ковать наше технологическое будущее?
Майкл Вассар: Ты. (смеется)
Питер Тиль: (пауза) Майкл… предполагается, что ты будешь мотивировать людей в этой аудитории…
Майкл Вассар: Но я говорю серьезно. Таких людей немного. Ты, Элон, Шон…
Соня Аррисон: По моему мнению, инновации приходят из двух источников: сверху вниз и снизу вверх. Существует огромное DIY-комьюнити в биологии. Эти любители работают в лабораториях, которрые они устроили у себя на кухнях и в подвалах. На другом конце спектра находится DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency, Aгентство передовых оборонных исследовательских проектов; ведомство, которое ищет и финансирует перспективные проекты в области технологий – прим.перев.) которая тратит кучу денег, пытаясь вывести новые организмы.
Ученые лиз разных стран общаются друг с другом, совместно работая над комплексными проектами в области биологии. И эта взаимосвязанность играет очень важную роль. Совокупно эти взаимодействия принесут изменение.
Обри ди Грей: Не согласен. Мой ответ — Опра Уинфри.
Да, есть немного таких людей, как Питер. Очень мало таких людей-визионеров, которые реально могут различить на ранней стадии формирования. Но еще есть довольно много людей с таким состоянием, как у Питера, которые не делают этого. Это не означает, что эти люди не понимают проблемы или значение технологий. Они очень хорошо все это понимают. Но их сдерживает общественное мнение. Они возможно не могут внятно объяснить это самим себе…. Но они нутром чувствуют эмоциональную блокаду, которую поднимают вокруг них другие люди.
Только потому что ты богат, это не значит, что ты не боишься, когда люди над тобой смеются. Многие потенциальные визионеры сдерживают… Вот почему так критически важны те, кто формирует мнение большинства. Возможно, что ни одна другая группа людей не может сделать для будущего больше.
Пересиливая сопротивление общественности и влияя на дискурс, эти люди могут побудить любого строить технологию. Если мы можем изменить общественное мнение, крупные благотворители могут запустить этот механизм.
Майкл Вассар: Я не думаю, что прогресс будет инициироваться сверху или снизу, ну правда. Отдельные меценаты, которые сосредоточены на каких-то конкретных вещах, как, например, Пол Аллен, конечно, делают хорошее дело. Но они реально не ускоряют будущее; они в большей степени ускоряют отдельный поток в надежде, что это ускорит приход будущего.
Ощущение такое, что эти люди никак друг с другом не сверяют часы. Исторически, подход сверху вниз не работает. И подход снизу вверх тоже. Изменения происходят где-то посередине – сообщества типа квакеров, королевского общества или отцов-основателей (имеется в виду группа политиков, стоявшая у истоков основания США, http://en.wikipedia.org/wiki/Founding_Fathers_of_the_United_States — прим. перев.) Эти эффективные группы насчитывали несколько десятков или несколько сотен членов. Почти никогда не бывает гениев, работающих в одиночку.
И это почти никогда не департаменты обороны или большие институты. Вам нужны зависимость и доверие. Эти особенности не могут быть в одном человеке или у миллионов.
Питер Тиль: Существует три точки зрения на то, кто определяет будущее: союз сверху плюс снизу, творцы общественного мнения и сообщества. Давайте поработаем с идеей Майкла про сообщества. Представьте, что это всего лишь маленькая группа людей, которая драйвит это.
Обри ди Грей: Я думаю, что довод про сообщества правильный. Майкл прав в том, что один человек ничего не изменит. Тут очень много зависит от инфраструктуры. В биологии работы обходятся в порядочно денег. Разработка алгоритмов тоже может быть довольно дорогостоящей. Люди должны встраивать себя в сеть денежных потоков, неважно, идет ли речь о финансировании из средств предпринимателей, филантропов или общественности. Но действительно радикальные технологии, обсуждавшиеся на этом занятии, настолько ранние, что помощь филантропов будет вероятно играть ключевую роль на некоторое время вперед. Это может быстро измениться, если эти технологии сильно продвинутся и больше людей увидят в них коммерческую живучесть. Когда общественное мнение поменяется, люди, которые захотят, чтобы их избрали, будут финансировать те вещи, которые хочет общественность, и мы увидим, что эти вещи начнут финансироваться больше.
Соня Аррисон: В каком-то смысле, желание видеть только один источник прогресса ошибочно. Он может придти, и обычно так и происходит, из многих мест. Вещи взаимосвязаны. Идеи вырастают друг из друга, и часто идеи, которые казались непригодными, позднее могут сработать.
Вопрос из аудитории: Мы знаем, что в прошлом происходил прогресс. Но довольно редко этот прогресс выглядел так, как люди предполагали вначале. Так откуда вы знаете, что ваши заявления о том, как прогресс будет осуществляться в будущем, верны? Что вы думаете о расхожем мнении, что “большинство обсуждений будущего это или фантазии или хрень”?
Майкл Вассар: Люди привыкли прогнозировать будущее довольно определенным образом. Представьте, что вы ищете нефть. Это подразумевает довольно конкретный прогноз: в таком-то месте находится столько-то нефти, которая кончится через столько-то лет. Основная масса людей перестала это делать. Недавняя научная фантастика собирается сделать немного больше, чем научная фантастика прошлого.
Обычно было трудно предсказать далекое будущее. Возможно, относительно легко предсказать, что будет к концу 2020х годов, основываясь на предыдущем опыте.
Но необычайно тяжело делать какие-то утверждения про 2040 год. До эры кино и масс-медиа люди умели предсказывать будущее гораздо лучше. Они использовали логику и анализ трендов, а не то, что круто выглядит на большом экране. Современные прогнозы будущего больше нацелены на то, чтобы выглядеть вероятными, чем на то, чтобы делать обоснованные и точные прогнозы.
Смотрите на вещи, как у Нила Стефенсона в Snow Crash – там кое-где хорошая абстракция, кое-где сатира. Много деталей, которые, вероятно не будут такими в конце 2020х. Но мы можем думать о них, как о том, что собирается произойти также обоснованно, как курцвеловские описания возможного будущего технологий.
Соня Аррисон: Этот вопрос в конечном итоге говорит “Окей, куча людей в прошлом ошиблась насчет будущего, поэтому зачем нам сейчас это вообще говорить об этом.” Это нонсенс. Да, люди будут ошибаться. Но мы не говорим о догадках из серии “пальцем в небо”. Мы говорим о том, что есть сейчас и отталкиваемся от этого. Это не научная фантастика. Сплайсинг гена и генная терапия существуют.
Да, мы можем создать жизнеспособный код, как это продемонстрировал Крейг Вентер. Вопрос в том, сколько времени это займет и насколько быстро мы можем продвигаться вперед. Это вопросы, на которые трудно ответить. Но это не значит, что об этом не надо думать. Мы обязаны думать об этом. Тот факт, что у людей разные точки зрения, никак не обесценивает проект.
Вопрос из аудитории: Будущее будет научной или инженерной проблемой?
Обри ди Грей: Если так ставить вопрос – то мы ровно посередине. В медицине и вычислениях, например, мы видим переход от подходов, основанных на исследованиях и науке, к инженерному подходу.
Майкл Вассар: Наука имеет большее значение, чем инженерия.
Но о говорить проще о последней. То есть некто должен использовать инженерию, чтобы сбросить со счетов 99.9% людей, которые не имеют представления о том, что происходит. Но затем этот некто должен погрузиться в науку вместе с оставшимися 0.1%. Вот откуда придут успехи.
Соня Аррисон: Еще есть проблема агрегирования знаний. Одному человеку трудно или невозможно знать все. И получается, что люди не знают, чем занимаются другие, поэтому иногда они работают над одним и тем же или чем-нибудь избыточным. С помошью компьютеров можно лучше организовать знания, относятся ли они к науке или инженерии.
Вопрос из аудитории: В области железа закон Мура, похоже, сохранит актуальность. Но в области программного обеспечения, процесс разработки и сотрудничества кажется будет улучшаться только линейно. Это проблема поиска средств ускорения или мы имеем дело с каким-то скрытым потолком в этой области?
Майкл Вассар: Линейный рост возможностей поможет преодолеть вам основные барьеры. Существует круг обратной связи. Линейный рост может быть достаточным, чтобы контролировать процесс, ускорить его, и получить положительную обратную связь, чтобы увидеть изменения, которые приведут к экспоненциальному росту. И затем вы возвращаетесь к линейному росту. Это справедливо вероятно для всей психологии и искусственного интеллекта (который по сути есть психологическая инженерия).
Питер Тиль: Мы знаем, что на практике планирование времени очень важно.
Поэтому в то самое время, когда мы не знаем точно, когда воплотятся революционные технологии будущего, планирование времени играет очень большую роль. Это все лишь научная фантастика, которая только лишь похожа на правду, и может быть не имеет смысла работать над этим сейчас. Это будет похоже на китайцев, которые пытались запустить ракету в 11 веке. Никто не работал и не мог бы работать над сверхзвуковыми полетами в средние века.
Обри ди Грей: Не думаю, что аспект времени настолько критичен. На пути к конечной цели всегда должны быть промежуточные точки. В 11 веке цель могла бы быть полететь на Луну.
Но технологии тогда позволяли только, скажем, оторваться на один фут от земли. То есть в то время вы могли бы получить ученую степень, если бы разработали систему, которая позволила бы вам оторваться от земли на 10 футов.
То есть вопрос в том, какие пути приведут к конечной цели и какие нет. Мы обязаны распознать хорошие пути и дать им зеленый свет. Но без долгосрочной цели вы не сможете организовать конкурентный путь и никогда ничего не достигнете.
Питер Тиль: То есть возможно цель на 20 лет вперед со множеством промежуточных целей это хороший подход. Проблема в том, что чем больше майлстоунов, тем более вопрос достижимости цели становится спекулятивным.
Обри ди Грей: Вы вынуждены наблюдать, как это приходит и избегать плохих поворотов. И есть еще гуманистические причины, чтобы смотреть на вещи шире.
Мв должны помнить, что 100 000 жизней сохраняются ежедневно благодаря тому, что решение проблемы старения придет раньше. В этом свете 20 лет это значительно лучше, чем 21.
Соня Аррисон: Людей обычно отпугивает цель, которая кажется слишком трудной или невозможной. Мы не можем видеть в каждом неутомимого визионера. То есть демонстрация шансов на успех это ключевая вещь. Мы можем выращивать в лабораториях кровеносные сосуды, трахеи и мочевые пузыри. Таким образом мы можем добраться до сердец. Промежуточные шаги это ключевое, потому что без них меньше народу будет увлечено перспективами выращивания новых сердец.
Майкл Вассар: Аполлон был гигантским проектом длиной в 10 лет, вобравший в себя (в котором сошлось) множество технологий. Это было больше 40 лет назад. В этом месте мы вероятно больше не можем даже полететь на Луну. Создание Конституции США было невероятным успехом. Отцы-основатели знали, как это сделать. Они писали, опираясь на определенный социально-экономический и технологический контекст. Они не собирались писать всеобъемлющее руководство для всего мира на все времена. И тем не менее, когда мы сегодня захватываем власть в арабских странах, мы просто повторяем нашу конституцию. Мы понятия не имеем, как сделать то, что делали отцы-основатели 200 лет назад. Мы потеряли способность делать настолько проработанную с точки зрения культурных нюансов систему. Прикладная история сильно недооценена.
Вопрос из аудитории: Ни одна тенденция не существует без каких-то ограничений. Где асимптота будущего? В какой момент мы достигаем границ физического мира? Сколько длится экспоненциальный рост и в какой момен он заканчивается?
Майкл Вассар: Трудно сказать, где это заканчивается. Возможно, что еще не сейчас — еще очень многое нужно сделать. Если что-то происходит х раз подряд, и нет других переменных, единственный способ подумать о шансе, что это случится еще раз, это оценить по формуле (x+1)/(x+2). Это очень грубый прием, но он может быть довольно полезным.
Обри ди Грей: Курцвейл допускает, что вы получаете S-кривую. Но на смену этим кривым могут придти новые S-кривые, и каждый раз парадигма будет совершенствоваться. Склейте все эти кривые воедино и вы получите S-образную мегакривую. Очевидно, внутри физических законов это предел, до которого вы можете продвинуться. Но мы пока не добрались до этих проблем.
Соня Аррисон: В каком-то смысле, вещи замедляют ход. Но это нормально. Необходимость порождает все изобретения. Появятся другие вещи, которыми можно будет заниматься. Всегда будет новая экспоненциальная кривая.
Вопрос из аудитории: Мы в Stanford Transhumanist Association заинтересованы в открытом диалоге о последствиях технологических изменений, и мы проводим много исследований, как основные эмоции, например, страх или сочувствие, вступают в игру, когда люди оценивают технологии. Какие, на ваш взгляд, пути наиболее эффективны, чтобы заинтересовать людей идеями трансгуманизма?
Соня Аррисон: Иногда можно просто апеллировать к человеколюбию. Некоторые аспекты трансгуманизма, если их хорошо осознать, могли бы облегчить очень много страданий. Некоторые вопросы очень хорошо попадают в эту категорию. Поэтому, если вы их правильно обозначите, вывод напросится сам собой. Никто не хочет увеличения страданий.
Другие вещи не так хорошо ложатся в эту плоскость. Есть вещи, которые только выглядят революционно новыми – мы можем думать, что они замечательные, но для других это не так. Эмоциональный аргумент в таких вещах такой, что люди должны быть свободными, чтобы быть индивидуальностями. Но тут очень важен момент страха. Многие люди боятся свободы. То есть проблема лежит глубже.
Майкл Вассар: Вы можете апеллировать к человеческому чувству изумления. Если вам доводилось говорить с теми, кто страдает болезнью Альцгеймера или какими-то душевными расстройствами, у вас могло появиться чувство, что они что-то упускают.
Ну, так это все мы. Разрыв между ними и нами это ничтожно мал. Мы возможно упускаем кучу вещей. Разве мы не должны попробовать и исправить это, чтобы мы теряли меньше?
II. Заключительные мысли (от Питера Тиля)
Этот курс был в основном посвящен вопрос перехода от нуля к единице. Мы много говорили о том, как создавать новые технологии, и как радикально улучшенные технологии могут приблизить сингулярность. Но мы можем использовать куда больше инструментов для перехода от нуля к единице. В каждой новой вещи в мире заключено нечто важное с точки зрения сингулярности. Создаете ли вы новую компанию или принимаете ключевое в своей жизни решение — это сингулярность в миниатюре. В действительности, жизнь каждого человека — это сингулярность.
Очевидный вопрос, что вам делать с вашей сингулярностью.
Очевидный ответ, к сожалению, — идти проторенной дорогой. Вас постоянно побуждают перестраховываться и быть обычным. Будущее, п котором мы говорили, это только вероятности и статистика. Вы только часть статистики.
Но очевидный ответ неправильный. Это как продать себя подешевке. Статистические процессы, закон больших чисел и глобализация – эти вещи вне времени…
Но как и технология, ваша жизнь – это история, состоящая из событий, который происходят толькот один раз. По свой природе сингулярные события трудно изучать и обобщать. Но большой секрет состоит в том, что осталось много нераскрутых маленьких секретов. Все еще очень много белых пятен на карте человеческого знания. Вы можете исследовать их. Так идите, и вклиньтесь в эти белые пятна. Буквально каждый момент – это возможность пойти в эти новые места и исследовать их.
Не существует, по всей вероятности, никакого особенного времени, которое непременно правильное для того, чтобы начать свою компанию или свою жизнь. Но некоторые моменты кажутся более благоприятными, чем другие. Сейчас как раз такой момент.
Если вы не возьмете на себя ответственность и не откроетесь навстречу будущему, если вы не возьмете ответственность за свою жизнь — есть ощущение, что этого не сделает никто. Так что отправляйтесь на поиски своих рубежей и следуйте к ним.
Решите сделать что-то важное и отличающееся от всего. Не ограничивайте себя понятиями “удача”, “невозможно” или “бесполезно”. Используйте свою силу, чтобы построить свою собственную жизнь, идите и делайте новые вещи.
Примечание:
Прошу ошибки перевода и орфографические слать в личку. Переводила mg1, редактор astropilot, все благодарности им.
Автор: zag2art
