В то, что успех совместной работы зависит, в том числе, от атмосферы в коллективе и совместимости участников проекта, верит большинство менеджеров. Кто-то формирует команду, исходя из личного опыта, кто-то старается найти своим решениям теоретическую основу, разделяя людей на категории, а иногда даже обращаясь к тестированию.
О том, как предсказать, сработаются ли коллеги, есть ли смысл в психологических тестах при приеме на работу и можно ли классифицировать людей по типам личности, мы поговорили с Надеждой Морошкиной — ученым, кандидатом психологических наук.
— Сама идея о существовании психологических типов людей связана с глубинной потребностью в классификации?
— Традиция эта действительно очень давняя. Попытки классифицировать людей, чтобы понять, как вести себя с ними, можно найти в античности — достаточно вспомнить разделение по типам темперамента. В клинической психологии тоже неоднократно делались более или менее успешные попытки связать, например, соматотип с определенным психотипом. Общая же идея в том, что у человека есть набор постоянных личностных свойств, черт или диспозиций, убеждений, установок, благодаря которым он будет вести себя сходным образом в самых разных ситуациях. И если мы сумеем каким-либо образом эти постоянные характеристики измерить, это позволит предсказывать поведение человека и в принципе объяснит нам, почему люди могут вести себя по-разному. Сами же попытки описать человека и определить набор его свойств базировались на самых разных основах.
В первой половине ХХ века развивается статистика — появляется математический аппарат, который позволяет проводить количественные измерения. Вслед за этим начинается разработка разнообразных тестов. Многие, наверное, слышали про 16-факторный личностный опросник Кеттелла, миннесотский опросник MMPI, фрайбургский FPI и т. д. Все они построены на самоотчетах испытуемых. Т. е. вы даете участникам эксперимента опросник, они отвечают на вопросы из серии «насколько вы общительны» или «насколько общительным вас считают другие люди». Далее с помощью статистических методов можно попытаться выявить некоторые глубинные переменные, значение которых влияет на отдельные группы ответов. Эти переменные, возможно, — как раз те самые личностные свойства, которые мы ищем. Собственно, 16-факторный опросник так называется потому, что подразумевает наличие 16 таких глубинных факторов.
— Число 16 здесь не связано четыремя типами темперамента в античной традиции?
— Факторная структура подразумевает ортогональность — важно, что эти глубинные переменные не связанны между собой. Число их выводится индуктивно. Вначале вы набираете огромный объем эмпирических данных, потом ищете в них внутренние связи, корреляции, далее пытаетесь эту структуру описать. При этом понятно, что один и тот же набор данных можно описать с помощью разных моделей, взяв за основу любое число: хоть четыре, хоть 16, хоть пять. Сегодня как раз более популярна большая пятерка — Big Five, о которой наверняка слышали все, кто психологией интересуется.
Существует и достаточно популярная, в том числе почему-то среди инженеров, концепция соционики — ее часто соотносят с опросником Майерс-Бриггс, также созданным по мотивам юнговской классификации. Она менее признана в научных кругах и ее не очень жалуют, хотя я знаю работы, где она используется. В ней много вещей непроверенных и недоказанных, т. ч. эта теория типов личности рассчитана скорее на обывателя, чем на серьезного специалиста.
— Существует ли наиболее правильная методика психологического тестирования? И может ли тест, пройденный кандидатом, помочь направить его на самый подходящий участок работы?
— В первой половине прошлого века таких опросников сделали очень много, и проверка показывает, что они могут быть достаточно надежны. Человек отвечает на вопросы, делает самоотчет и самостоятельно определяет свою принадлежность к определенному типу. Через некоторое время вы снова даете ему тест, созданный по той же методике — и процент совпадения результатов двух опросов будет довольно велик. Авторы и стремятся к тому, чтобы создать методику с наибольшей тестовой надежностью и внутренней согласованностью.
Но нас больше интересует другой аспект — прогностические возможности методики: можем ли мы с ее помощью предсказать поведение человека, например, хорошо ли он будет работать. Здесь все оказалось не так оптимистично. Например, мы измерили человека по психодиагностической методике и выяснили, что он честный или добрый, или, допустим, экстраверт. Насколько мы можем предсказать, что в какой-то конкретной ситуации он будет более общительным, чем другой испытуемый, который по методике оказался интровертом? Оказалось, не особенно успешно. Корреляции, которых мы достигаем, — 0,16, 0,2, максимум 0,3. Это значит, что коэффициент детерминации (объяснительной силы) не превышает 0,3, возведенных в квадрат. Т. е. только 9 % дисперсии можно объяснить, используя этот психодиагностический инструмент.
— Получается, тесты совсем ничего не объясняют?
— Очень мало. Если вам показать два корелляционных облака, одно из которых соответствует нулевой корреляции, а другое — корреляции 0,3, на глаз вы их вряд ли различите. Связь очень зыбкая.
До распространения тестов исследовали не требовали от испытуемых самоотчетов, а наблюдали за их поведением, пытаясь обнаружить кросс-ситуативную согласованность. Например, в 20-е Ньюкомб в летнем лагере наблюдал за подростками, чтобы определить, насколько устойчивыми личностными характеристиками они обладают. Допустим, есть такая характеристика — общительность, экстраверсия. Если мы считаем человека общительным, думаем, что он будет много разговаривать и в столовой, и во время тихого часа, и на прогулке. Т. е. предполагаем проявление качества в разных ситуациях. Но, согласно наблюдениям, согласованность оказалась как раз на уровне 0,14 — очень низкой на уровне реального поведения. То есть, на уровне реального поведения очень низкой.
При этом согласованность поведения внутри одной и той же ситуации может быть велика — например, если кто-то разговорчив за обедом сегодня, он, скорее всего, будет таким за обедом и завтра. Но захочется ли ему поговорить после еды, мы фактически предсказать не в состоянии. А наличие устойчивой личностной черты, предполагает ее проявление в самых разных обстоятельствах.
— Не упирается ли проблема в качество измерений?
— Некачественные измерительные процедуры долго пытались усовершенствовать. Но сегодня предполагается, что ситуативные переменные намного важнее для понимания поведения, чем личностные. Если мы что-то знаем о ситуации, лучше сможем предсказать поведение людей, чем если мы что-то знаем о самих людях.
— Но ведь Big Five и различные теории классификации личности не признаны ошибочными на 100 %?
— Зайдем с другой стороны. Спросим себя: какая идея о природе человека лежит за теорией личностных диспозиций? Например, силясь понять поведение человека, который проявил агрессию, мы думаем: «Наверное, это потому что агрессивность — одна из его личностных особенностей». Не звучит ли это странно? Вместо того чтобы объяснить поведение, мы просто постулировали наличие некоей сущности, которая якобы за это поведение отвечает. Это похоже на размышления о каких-то физических или химических реалиях, популярные в определенные эпохи. Почему опий усыпляет? Потому что в нем есть «снотворная сила». Почему человек агрессивный? Потому что у него есть «сущность агрессивности». Но, по сути, это лишь внесение неких сущностей, против которых, как вы помните, протестовал Оккам. Строго говоря, теория личностных диспозиций ничего не объясняет. На каком-то этапе психологии она была полезна, потому что позволила описать некую феноменологию. Но по большому счету сама теория основана на обыденных представлениях.
— Наподобие «упитанный» — значит «добрый»?
— Да, это как раз представление о связи соматотипа и психотипа. Постулирование сущностей не облегчает нам задачу предсказания поведения. Это все очень напоминает френологию: у этой женщины есть шишка влюбчивости — поэтому она занимается проституцией. А у этого мужчины имеется шишка гениальности — поэтому он совершает научные открытия. Сегодня мы только улыбнемся, услышав подобное. Но при этом сайты по френологии можно найти до сих пор.
— Если применение экзотической теории — той же френологии — случайно окажется успешным, останется только окончательно поверить в нее? Не в этом ли секрет популярности психологических тестов?
— С этим тоже нужно разобраться. Если диспозиционный подход настолько слабо работает, откуда у людей такие мощные ожидания относительно внутриличностной согласованности поведения? При этом подтверждено, что люди ожидают очень высокой кроссситуативной согласованности поведения других, хотя в самих экспериментах ее не наблюдается. Но если бы мы постоянно видели, что окружающие ведут себя непредсказуемо, вряд ли бы стали навешивать на них ярлыки определенных черт. Значит, возможно, эта внутренняя согласованность действительно присутствует в жизни, хотя природа ее связана вовсе не с ложной идеей о постоянном наборе личностных характеристик человека.
Низкая прогностическая способность личностных тестов спровоцировала исследования в этой области, и результаты говорят о том, что в жизни согласованность выше, чем в экспериментах. Дело в том, что в экспериментах переменные изолированы друг от друга, потому что мы пытаемся смоделировать «чистую» ситуацию. Но в жизни таких ситуаций не бывает, ситуативные и личностные факторы здесь постоянно смешиваются. Один и тот же человек чаще попадает в одни и те же обстоятельства, но не потому, что он таков, а потому что такова окружающая его реальность. Например, знакомых людей мы обычно наблюдаем в рамках какого-то стандартного набора ситуаций, в которых есть масса незаметных факторов.
Например, на работе присутствует фактор статуса — кто начальник, а кто подчиненный; есть демографический — больше ли вокруг мужчин или женщин и т. д. Коллегу вы регулярно наблюдаете в какой-то повторяющейся ситуации, и, видя, что он ведет себя согласованно, приписываете его характеру некоторые черты. На самом деле, важным может быть исключительно постоянное совпадение одних и тех же ситуативных факторов. Но человек для вас — фигура, а ситуация — всего лишь фон. Поэтому и возникает ощущение, что диспозиционные теории личности подтверждаются, которое подкрепляет дальнейшее ожидание высокой согласованности.
— Но ведь два человека в похожих условиях могут повести себя совершенно по-разному?
— Скорее всего, в этом случае ситуация для них не одинаковая. К тому же, ситуативные факторы не бывают представлены в чистом виде. Личная история человека, прошлый опыт, воспитание, сценарии, принятые в тех компаниях, где ему приходилось общаться — все это влияет на интерпретацию обстоятельств. Но велика вероятность, что хорошо знакомый человек в неожиданной ситуации вас удивит — ожидания, основанные на личностных диспозициях, в этом случае окажутся неадекватными. Другое дело, что с хорошо знакомыми людьми мы в необычные ситуации попадаем крайне редко.
Еще один аспект заключается в том, что нам удобно, когда окружающие люди — те, с кем мы работаем или живем — действуют предсказуемо. Поэтому мы поощряем согласованное поведение и не поощряем несогласованное. Согласитесь, «ты ведешь себя непоследовательно» — это упрек. Т. е. последовательность оказывается важнее того, хорошо ли ты поступаешь, с точки зрения собеседника, или плохо.
Поэтому так остро стоит проблема ярлыков. Например, если в школе парень однажды попал в категорию хулиганов, окружение начинает работать на то, чтобы он все время хулиганил, —этого от него и ожидают. Легко перескочить в другую категорию ему никто не позволит. В свою очередь человек, обладая свободой воли, может и сам подобрать среду, которая будет способствовать его внутренней согласованности. Получается, что в реальности согласованность довольно высока, хотя ее причины вовсе не в типе личности.
— Но личностные особенности у человека все-таки существуют?
— У человека есть общие способности — например, интеллект — и специальные способности — например, к музыке или спорту. Тестируя их, можно довольно надежно предсказать академическую успеваемость, возможные успехи в пении или легкой атлетике. Способности больше определены биологическими факторами: за этим стоят гормональные особенности, особенности нервной системы и т. д.
— Разве, например, реакция на стресс не может определяться биологическими факторами?
— Вклад индивидуальных особенностей здесь будет довольно невелик. Возьмем какую-нибудь черту — например, смелость — и пронаблюдаем все ситуации в жизни человека, где она могла проявляться. Мы увидим, что человек не везде ведет себя одинаково смело. В принципе, мы при этом можем построить распределение смелости и даже вычислить ее условную среднюю величину. Проблема в том, что дисперсия окажется так велика, что не поможет нам прогнозировать поведение испытуемого. Где-то он может повести себя, как трус, где-то — как отчаянный храбрец, а в среднем покажется самым обычным человеком
Плюс не совсем правильно говорить, что такая сущность как «смелость» в принципе существует. Правильнее рассматривать поведение человека в типичных для него обстоятельствах. Потому что его поведенческие сценарии сильно завязаны на ситуации, с которыми человек сталкивался или не сталкивался в прошлом.
— То есть биография человека скажет нам о его потенциальной агрессии или решимости гораздо больше, чем любой тест?
— Безусловно. Это тренд современной организационной психологии — опираться на биографические методы больше, чем на личностные.
— Но вполне серьезные и технически подкованные люди верят даже в цветовые тесты.
— Цветовые тесты или тесты с пятнами Роршаха в принципе наименее надежные, доказательств их валидности почти нет. Поскольку отсутствует репликация их результатов —они оказываются никак не согласованны друг с другом, если тесты проводят разные люди.
То есть применение, допустим, теста Роршаха позволит вам обосновать принятое ранее решение о приеме человека на работу. Но вопрос об эффективности этого решения остается открытым. И подкрепление тестом к ответу нас ничуть не приближает.
— Может быть, польза от изучения тестов и чтения литературы о психологических типах просто в том, что они помогают понять: люди разные?
— И с этой точки зрения, наверное, читать стоит не о тестах и типах, значительно полезнее была бы, скажем, книга Ли Росса и Ричарда Нисбетта «Человек и ситуация». Сейчас в психологии набирает обороты качественный анализ поведения человека. За этим стоит идея: люди осмысляют мир в разных категориях, и если мы эти категории сумеем вытащить, приблизимся к пониманию, как человек воспринимает ту или иную ситуацию. При этом оценивает ее он действительно не так, как мы. Идеографический подход в принципе предполагает, что каждый человек уникален, а распихивать людей по полочкам — безнадежная задача. Меня всегда умиляли, например, 12 знаков Зодиака. Возвращаясь к прогнозам, можно спросить — вы же не выясняете, кто Овен, а кто Лев, при приеме на работу?
— Наверняка можно найти менеджера, который признается, что свою команду набрал именно так. И это сработало.
— Если кто-то использует такие схемы для обоснования своих решений… Что ж — лишь бы самому человеку нравилось. Психологическая культура у нас такова, что в представлениях людей много пара- и псевдонаучных представлений, которые смешиваются. Точно так же самые разные тесты могут привлекаться, именно чтобы подвести якобы теоретическую базу под чье-то авторитетное мнение. И здесь возникает опасность переоценить надежность своих прогнозов. Ведь проверить в реальной ситуации, хорошее ли решение вы приняли, иногда невозможно. Допустим, вы не стали приглашать кандидата на работу — что вы теперь о нем знаете? Может, он был бы для вас прекрасным коллегой и принес бы вашей компании серьезную прибыль. Но если тот, кого вы выбрали вместо него, с задачами скорее справляется, вы опять подкрепите гипотезу о верном алгоритме отбора. С кем вам его сравнивать?
В жизни очень много таких ловушек, позволяющих укрепиться в изначально ошибочном решении. Психологические эксперименты прекрасно показывают, насколько сильно развита установка на подтверждение собственной гипотезы. Люди склонны видеть только то, что ей соответствует, и не замечать фактов, которые в нее не укладываются. Можно, напротив, видеть факты, которые на самом деле существуют только в воображении. Классический пример ложной корреляции — вы вспоминаете о своем друге, и в этот момент он вам звонит. Вы думаете: телепатия! Но, чтобы подтвердить эту корреляцию, нужно рассмотреть все случаи, когда вы о нем думали, а он не звонил, и все случаи, когда он звонил, хотя вы думали вовсе не о нем. Когда мы соберем всю статистику, окажется, что его последний звонок — случайное совпадение. Просто все прочие звонки и случаи, когда вы о своем друге думали, забываются.
При построении научного исследования мы такие вещи отсекаем. Но в жизни-то это все работает. Так что переоценка своих прогнозов людьми довольно высока, а прикрываться при этом тестами — защитная функция. Так же любая история успеха — апелляция к диспозиционной теории. В основе ее лежит представление о том, что успешный человек якобы обладает особыми свойствами. Но если мы восстановим ситуативные факторы, которые совпали в его жизни, увидим, что это обстоятельства сложились так, что именно для этого человека оказалось возможным добиться того, чего он добился.
— Получается, решения, которые мы принимаем, формируя команду, — абсолютная лотерея? Понятно, что есть профессиональные компетенции, согласно которым вы подбираете людей. Но то, как они будут работать друг с другом или заказчиком, с точки зрения психологии, непредсказуемо?
— Вам может повезти или не повезти. Но в жизни согласованность поведения все-таки довольно высокая — а значит, есть и предсказуемость — благодаря тому, что ситуации повторяются. Поэтому, если вы можете наблюдать коллегу в нужных вам ситуациях на протяжении некоторого времени, накопленные данные будут неплохим основанием для прогноза. Человек чаще всего использует наработанные схемы поведения, если они у него сформировались, то при повторении ситуации он, скорее всего, обратиться к ним. Что, впрочем, не значит, что он не способен ни к чему другому.
— Сейчас в серьезных исследованиях ученые-психологи прибегают к опросникам и тестам? Могут ли их результаты представлять научный интерес?
— Эта традиция не умерла окончательно, хотя и пошатнулась — многие продолжают работать в диспозиционном ключе. В конце концов, этот подход тоже дает корреляции, просто они очень низкие. И как раз с исследовательской точки зрения, это может быть полезным. Например, если мы хотим спрогнозировать статистическую тенденцию некоей общности людей, можем получить результат. Другое дело, что предсказать индивидуальное поведение любого члена этой общности тесты нам помочь не смогут. В науке мы часто занимаемся исследованием некоего среднестатистического человека, который в жизни, конечно, не встречается.
Автор: DataArt
